435*. О. В. Гзовской

435*. О. В. Гзовской

6 и 7 апреля 1913

Дорогая Ольга Владимировна!

Христос воскресе!

Только вчера получил Ваше письмо с адресом (San Remo Royal Hotel). Спасибо за это письмо и за предыдущее. На первое ответил в Monte Carlo описанием публичной генеральной Мольера. Боюсь, что Вы не получили его, и потому теперь повторяю, с добавлением последних впечатлений, но прежде хочется просить Вас по чести и по дружбе написать относительно лейкоцитов (сколько в поле зрения). Когда Вы умалчиваете об их количестве, то мне кажется, что их не одно, а целых три поля зрения.

Вчера сыграли восьмой спектакль Мольера для восьмого абонемента. Таким образом, пронесло благополучно. Что сказать? Успех, и очень большой. В театре настроение какого-то обновления. Публика очень смеется, даже аплодирует. (Вчера даже Коля Ларионов ушел с аплодисментами ¹. Благодаря Вам очень хорошо играет и имеет большой успех. Начинает это сознавать, а потому ничего не пишите ему о вчерашних аплодисментах.) Не могу сказать, чтобы постановка и успех меня удовлетворили. Моя роль, которую хвалят, не дает еще мне радости. Слишком она забита (мне с «Больным» пришлось проходить и давать реплики с восемнадцатью исполнителями). Далеко не все играют хорошо. Прекрасен Знаменский в обеих ролях — Диафуаруса и председателя (особенно в последней). Массалитинов прекрасен, хотя хуже, чем обещал быть на репетициях. Прекрасен Колин — Флеран. Павлов на сцене пропал. Базилевский выиграл, красив, но посредствен как актер. Коонен не играет, ее заменила в несколько репетиций Барановская — прилична и только. Жену — хвалят. Бенуа — хорош (но суховат). «Церемония» всем нравится, а мне не очень. Постановка была мучительна. Все довели до последней минуты. Ставили наскоро и на четвертой неделе, репетируя днем и вечером, до четырех часов ночи. Были минуты полного отчаяния. Даже дошло до того, что на одной репетиции (собрались у меня) я заставил себя репетировать, но роль стала до того ненавистной и безнадежно истрепанной, что я среди первого монолога разрыдался (о стыд!) и убежал наверх, не мог репетировать. Собрал Вам все критики, а сейчас (о ужас!) вижу, что остались от них лишь бренные остатки, кто растащил — не пойму. Раньше же не посылал, так как не знал адреса. Как только выйдут открытки — пришлю, только держите меня в курсе Вашего адреса. Я уезжаю либо 11 апреля, либо 14 апреля (в первый день пасхи). Адрес: Михайловская, дом Дворянского собрания, «Английский пансион» Шперк.

Студия сыграла десять спектаклей. Оставался одиннадцатый, но приехала пожарная комиссия и запретила публичные спектакли. Поэтому последний спектакль, который был благотворительным, пришлось перенести в Охотничий клуб. 4 апреля состоялась публичная генеральная репетиция «Праздника мира» Гауптмана, под режиссерством Вахтангова ². Спектакль прошел хорошо, но сама пьеса тяжела, нудна и этой нудностью — устарела. Все-таки молодцы, — несмотря на «Федора» ³ и Мольера (ежедневные репетиции и спектакли), сотрудники сумели приготовить два хорошо срепетованных и поставленных спектакля. Оба спектакля поедут в Петербург и Одессу ⁴. И к концу сезона студия окупит себя. Для первого года результат блестящий. Сейчас ищем помещение. Нашли чудесное на Малой Дмитровке. Зал такой же ширины, как теперешний, т. е. 13 аршин, но длина его не 19, как теперь, а 40 аршин, причем расположение комнат точно по заказу: два фойе, четыре комнаты уборных, прекрасный вход и триста мест для публики. Теперь весь вопрос в пожарной комиссии. Если разрешат, то мы торжествуем. Плата сравнительно недорогая, тысяч пять-шесть, но при этом не сто, а триста рублей сбора. Если же принять во внимание, что у нас уже две пьесы есть, которые, при рублевой цене за место, пройдут по нескольку десятков раз, — можно будет в двадцать спектаклей окупить помещение. Студию признали, и ее сильно побаиваются. Немирович демонстративно повторяет мне неоднократно, что он ждал результатов через три года, но что результаты уже есть теперь, выше его ожидания. Теперь, в Петербурге, будем вырабатывать репертуар будущего года. Напишите, что бы Вы хотели сыграть в студии, т. е. что внести в репертуар ее будущего года?

На будущий год я объявил, что ставлю «Трактирщицу», и Бенуа думает о второй пьеске для пополнения спектакля. Сегодня Немирович подходит ко мне и говорит: «А что, Ольге Владимировне не лучше будет взять Сусанну в „Свадьбе Фигаро“? Спектакль вышел бы капитальнее». Я ему ответил так: «В этом спектакле я хочу дать театру не пьесу, а артистку. В нашем положении это теперь важнее пьесы. Мне нужна роль, которая бы показала артистку. Думаю, что „Трактирщица“ удобнее для этого. В ней больше блеска, а блеск убеждает сильнее. Вот почему я, противник всякого фаворитизма, предпочитаю „Трактирщицу“, хотя понимаю, что спектакль значительнее был бы с пьесой Бомарше». Прав я или нет? На всякий случай почитаю Бомарше, а Вы подумайте ⁵.

Шестого числа в студии была еще публичная генеральная репетиция. Бебутов сдавал пьесу (забыл название) ⁶ с участием Хмары, Афонина и Кемпер. Совсем сыро, ничего еще нельзя судить. Сегодня был экзамен-молния. Экзаменовались: Барановская, Коренева, Дмитриевская, Соловьева, Попова, Хмара, Дикий и пр. Душа моя Марджанов добыл откуда-то бешеные деньги и […] сыплет их направо и налево, переманивает всех, кого может ⁷. Санину — 15 тысяч (и уже поссорился, и не разговаривает, и не кланяются друг с другом). Коонен — шесть тысяч, портнихе Марье Фроловне — 4 тысячи, Леонидову предлагал чуть ли не 25 тысяч. Недавно он завтракал с кем-то, кого он переманивал, и ему подали счет на 30 рублей, он вынимает две сотенных бумажки, чтобы расплатиться 30 рублями, до того руки его привыкли к радужным бумажкам.

Ну, пересказал все слухи, вести и сплетни; нежно думаю о Вас и мысленно целую Ваши ручки. Спасибо за письма. Рад, если мои записки пригодились. Да, вот Вам задача: развейте и привыкните в ролях и при творчестве к той простоте, которую мы называем «в капоте». Ищите ее в себе больше всего. Найдите себя такой простой, непосредственной и детски искренней, какой Вы были в своей ночной кофточке, когда лежали, поправляясь после болезни. Вл. Алекс, низкий поклон.

Искренно любящий и преданный

К. Алексеев

Стахович все в хандре. Он в Германии (Homburg. Poste restante). Напишите ему словечко.