В России есть и литература, и книжный товар
В России есть и литература, и книжный товар
Автор нашумевших в годы перестройки повестей «Сто дней до приказа» и «ЧП районного масштаба», Юрий ПОЛЯКОВ уже два с половиной года руководит «Литературной газетой». Не забывая при этом, разумеется, и литературу. В октябре на Первом канале выйдет восьмисерийный фильм по его роману «Замыслил я побег…», а на НТВ или РТР (пока что каналы воюют за право первой руки) такой же длительности сериал по роману «Козленок в молоке». Впрочем, публицистика все-таки занимает главное место в творчестве известного писателя.
– Юрий Михайлович, вы руководите некогда одним из самых популярных в СССР изданий, даже в те времена весьма свободным в суждениях. Удается ли поддерживать традиции?
– Нам удается, на мой взгляд, возрождать эти традиции. Это было непросто, так как после ухода Чаковского «ЛГ» к началу нового тысячелетия превратилась в заповедник непуганых либералов. Они писали так, будто не было десятилетия краха гайдаровских реформ, чудовищных геополитических катаклизмов, войн и демографической катастрофы. Газета потеряла читателей, авторов.
Сегодня мы отражаем весь духовный спектр общества. Восстановили традицию дискуссии не между единомышленниками, а между людьми, стоящими на противоположных позициях.
– Отвечает ли вызовам времени современная российская литература? Или она все-таки отвечает вызовам рынка?
– Всегда, даже при советской власти, существовали два слоя литературы. Что, в СССР не было рыночной литературы, детективов, военных приключений? Но была и серьезная литература, которая занималась анализом ситуации, нравственной обстановки в обществе, пыталась смоделировать психологический портрет людей своего времени, развивала язык.
Так и сейчас, просто рыночная литература стала шире, потому что рынок стал больше, и она стала менее качественной, потому что нет ни редактуры, ни приличных переводов. А зачем – ведь и так покупают. Но эта литература не занимается формулировкой общественного самосознания, не развивает язык. Это как кроссворд. Он ведь тоже словами написан, но мы это литературой не называем. Это не литература, это книжный товар, который к качественной литературе не имеет никакого отношения.
Параллельно развивается и нормальная духовная литература. И есть очень интересные авторы. И любопытно вот что: «кроссвордная» литература по своей идеологии буржуазна, а серьезная литература практически вся, независимо от того, кто ее пишет, красно-коричневый Проханов или «либеральный» Битов, антибуржуазна.
– Не подавляет ли рынок массовой литературы рынок литературы серьезной?
– Этого не может быть. Маринина и Битов, к примеру, рассчитаны на разного читателя или, если хотите, на читателя в разном состоянии. И всегда так было. Булгаринский «Иван Выжигин» имел тиражи, несопоставимые с тиражами пушкинской прозы. А лубки с Блюхером покупали еще больше, чем «Ивана Выжигина». Но в школе-то мы именно Пушкина изучаем.
Кстати, есть детективисты гораздо лучше Марининой и Донцовой. К примеру, Сергей Устинов или Мария Семенова («Волкодав»). У них от романа до романа не полтора месяца, а полтора-два года. Кто же в них будет вкладывать рекламные деньги? Зато их романы будут читать и перечитывать. Самое трудное – написать перечитываемую книгу.
– Извечный вопрос: «С кем вы, мастера культуры?» Вы, к примеру, недавно вступили в «Единую Россию». Зачем?
– Мы переживаем период, напоминающий «сменовеховские» времена. Часть российской интеллигенции была оскорблена антигосударственной политикой последних лет, вопиющим государственным нигилизмом ельцинского периода, разгромом страны ради сиюминутной выгоды. Я долгое время был в оппозиции. Сегодня «Единая Россия» выступила фактически со «сменовеховской» идеологией. Да, рынок будет, демократия остается, но государство надо восстанавливать. И как только это было сказано, те люди, что стояли в оппозиции, потянулись в «Единую Россию». Я не исключение, хотя кое-что в этой партии меня и настораживает…
– Вы дважды участвовали в избирательных кампаниях, на этот раз тоже пойдете в Госдуму?
– Нет. Тогда я баллотировался, потому что полтора десятка лет сидел дома. Я писал в книгах то, что думаю. Но книга – это оружие длительного пользования. Мне один знакомый говорит: «Я только недавно прочитал «Демгородок». Эх, если бы я его прочитал в 1993 году, когда он вышел, я бы на многие вещи по-другому смотрел!» То есть книга шла к человеку 10 лет. Я надеялся получить через парламент трибуну. Хотелось сделать обществу прямой массаж сердца.
Теперь у меня есть газета, через которую я могу доносить до читателей свои идеи. А материала для сатирического романа о выборах у меня за две кампании набралось с избытком. Наконец, к режиму Ельцина я был в яростной оппозиции. К нынешнему у меня, как у всякого нормального человека, есть претензии, но у меня нет ощущения, что этот режим – антироссийский. И желания все бросить и начать бороться с ним у меня тоже нет.
Уверен, что ревизия приватизации будет. Использование народного достояния для роста личных капиталов, для покупки каких-то клубов в то время, когда в стране, как на днях признано, сверхсмертность, – противоестественно. Такая ситуация не может вечно существовать. Ошибка олигархов в том, что они думают, будто бы с появлением у них сотен миллионов они становятся небожителями. Да нет же!
Когда возник конфликт вокруг Гусинского, я все удивлялся: зачем он решил тягаться с государством. Я его помню, когда он был еще режиссером, ставил в горкоме комсомола массовые действа. Здравый человек, неужели он думал, что сможет победить государство? Да, можно развалить государство, но, так как оно совсем недавно уже было развалено, следующего кризиса нужно ждать десятки лет.
– Вы уверены, что нынешнее российское руководство выведет страну из тупика?
– Когда я был молод, мне довелось работать с руководителями, которые пришли в партийную власть в 20-е годы. Они все были ужасно осторожны. По молодости я все это списывал на сталинизм. И только теперь понял, что дело в жизненном опыте поколения, которое знает, что всего несколько неправильных решений, принятых одним человеком, могут развалить вековую империю, принеся жуткие страдания и моря крови. Сейчас у власти снова поколение людей, которые увидели, как ошибочные исторические решения последнего десятилетия разрушали нашу державу. Путин, на мой взгляд, крайне осторожен именно поэтому. Он же не может, как Борис Николаевич, набедокурить, залить глаза, а из запоя выйти чистым, как младенец. У Путина есть историческая ответственность. Но меня другое беспокоит: есть ли у нашего руководства историческое честолюбие? Без этого такую страну, как наша, на новый цивилизационный виток не вытянуть. Вы знаете, я недавно был в Китае, где мне вручали премию за «Замыслил я побег…» как за лучший зарубежный роман года. И я убедился, что китайцы нас обогнали именно в цивилизационном рывке. Если мы не пойдем этим же путем, нас аннигилируют.
– От политики перейдем к кино. Расскажите о премьерах фильмов по вашим книгам.
– За право экранизировать «Козленка в молоке» впервые в нашей истории судились. Один режиссер, которому я отказал, подделал договор со мной на уступку прав и подал в суд. Год я ходил по судам и пришел к выводу, что с защитой авторских прав у нас в стране что-то неладно. Хотя и выиграл процесс. «Козленка в молоке» снимали Кирилл Мозгалевский и Владимир Нахабцев. Роли исполняют такие звезды, как Ольга Аросева, Спартак Мишулин, Юрий Васильев, Елена Яковлева.
«Замыслил я побег…» снял режиссер Мурад Ибрагимбеков, его покажут на ОРТ. Правда, из фильма по прямому указанию Константина Эрнста вырезали любопытный эпизод о том, как один демократ в 1991 году умоляет танкиста не стрелять по Белому дому, а в 1993 году он же командует: «Огонь!»
Кроме того, Валерий Усков взялся за экранизацию моей повести «Подземный художник». А Ширвиндт ставит в Театре сатиры мою пьесу «Хомо эректус». Это, кстати, не об эрекции – речь идет о «человеке прямоходящем».
– Раз уж речь зашла о телевидении… Что вы думаете о том, что сейчас на российском ТВ практически не осталось телевизионной аналитики, тем более критического плана?
– Я расцениваю это как естественную расплату журналистского корпуса за их предательство принципов свободы слова. Не было информации, была борьба кланов. Все прекрасно понимают, откуда растут ноги у Доренко, у Караулова, у Киселева. И когда эти люди в результате политического проигрыша уходят, это очень напоминает историю борьбы за власть в сталинский период. Тогда все сначала были пламенные революционеры, готовы были врагов ставить к стенке. Но как только проигрывали политическую схватку, тут же вспоминали об общечеловеческих ценностях, о гуманизме, о либерализме, о том, что и другим надо давать слово. Раньше надо было об этом думать. Раньше!
Беседу вел Андрей РИСКИН
«Час», 29 августа 2003 г.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.