Консервативная революция Юрия Полякова
Консервативная революция Юрия Полякова
– Юрий Михайлович, 22 апреля исполняется 75 лет со дня выхода в свет первого номера «Литературки». В связи с этим мой первый вопрос будет банальным, но совершенно необходимым: с какими мыслями, чувствами и надеждами вы подошли к этому юбилею?
– Надо сказать, что это 75-летие – со дня возобновления нашей газеты, а не основания. Первый номер «Литературной газеты» вышел 1 января 1830 года при ближайшем участии Пушкина и Вяземского. Но уже в августе того же года за материалы о Французской революции Дельвигу было запрещено редактировать издание, и газету возглавил О. Сомов. С 31-го по 40-й год газета не выходила, а потом была возобновлена и выпускалась почти десятилетие. В этот период ее редактировали такие известные литераторы, как А. Краевский, Ф. Кони, Н. Полевой.
И затем после восьмидесятилетнего перерыва «Литературная газета» была опять возобновлена, теперь уже по инициативе Горького. Вот почему на нашем логотипе всегда были изображены два профиля: Пушкин и Горький. В начале 1990-х Горький пал жертвой либерального угара: был удален с логотипа. Причем совершенно незаслуженно. И мы предполагаем его вернуть на прежнее место, рядом с Пушкиным.
– Значит, в истории «Литературки» возобновитель Горький сыграл такую же важную роль, как и создатель Пушкин?
– Несомненно. 20-е годы – очень сложный и противоречивый период нашей культурной истории. С одной стороны – неистовые ревнители, с другой – сменовеховцы. Литературная обстановка тех лет была очень тяжелая. Достаточно вспомнить, каким гонениям подвергались Булгаков, Есенин, крестьянские поэты. Вспомним и то, что Блок умер фактически от голода, а возможно, был и отравлен. Как это часто случается, в период революционных перемен к руководству литературным процессом пришли люди малоталантливые, но шизоидно активные, маниакально вдохновленные идеей мировой революции. А почти все крупные талантливые писатели оказались «попутчиками» со всеми вытекающими последствиями.
– Юрий Михайлович, но ведь мы пережили точно такой же период в совсем недавней нашей истории – в начале 90-х годов, когда тех же Распутина и Белова пытались сделать маргиналами…
– Я к этому и веду. Дело в том, что «Литературная газета» была возобновлена Горьким, чтобы «проводить в области художественной литературы принцип свободного соревнования различных группировок и течений». Это выглядело как явный противовес диктату сверхпролетарских и ультраформалистических объединений, которые пытались рулить литературным процессом. И вот в то время, когда еще не были оставлены попытки «сбросить Пушкина с корабля современности», вдруг появляется издание, которое называется не «Красный линотип», не «Революционный хорей», а «Литературная газета», что совершенно явно отсылало современников к давним, дореволюционным, пушкинским традициям. Это было одним из очевидных знаков завершения разрушительного периода революции и начала реставрации. И в этом огромная заслуга Горького. Надо сказать, главные редакторы в те годы часто менялись. Имена одних никому ничего сегодня не говорят. Другие оставили заметный след в советской литературе: Е. Петров, В. Лебедев-Кумач, Н. Погодин, А. Фадеев, А. Сурков, К. Симонов, В. Кочетов, С. Смирнов, А. Чаковский… Я хочу подчеркнуть, что «Литературная газета» возникла именно как гарант преемственности традиций. Именно таковой она старалась быть при Горьком. Поэтому, празднуя юбилей, мы еще как бы празднуем то, что происходит сейчас: отрезвление от упоения саморазрушением, возвращение к пониманию того, что наша жизнь – лишь звено длинной, уходящей в древность неразрывной цепи духовного процесса.
– Однако «Литературка» не выдержала до конца своих функций хранительницы традиций. В период кризиса государственности она скатилась на позиции ультралиберального издания…
– Да, но здесь я хотел бы отметить, что «Литературная газета» в лучшие свои годы старалась сочетать разумный консерватизм и, если хотите, разумный либерализм. Ведь что такое консерватизм и либерализм? Это два инструмента исторического процесса. Потому что либерал всегда предлагает несбыточное, а консерватор пытается вычленить из этого несбыточного то, что допустимо и соответствует традиции. Общественная реальность, которую мы имеем, – это то, что оставляет консерватизм от либерализма. Когда «Литературная газета» стояла на такой позиции, у нее все было в порядке. И надо сказать, в советский период она была одной из самых либеральных газет в Советском Союзе. На одном из заседаний Политбюро «Литературке» было разрешено гораздо больше, чем другим газетам. Она была признана своего рода интеллектуальной лабораторией и клапаном для выпускания интеллигентского пара.
– Поэтому она и стала в то время такой популярной?
– Конечно. Но этим разрешением надо было еще уметь воспользоваться. И Чаковский, возглавлявший газету с 62-го по 89-й год, сделал это блестяще! Я сам в то время был читателем, позже автором «Литературной газеты» и хорошо помню, что в ней всегда был выдержан паритет между либералами, тогда советскими, и, скажем так, почвенниками. И это не было перестраховкой, а являлось уважением к реальности литературного и общественного процесса, где всегда соседствуют разные направления.
– Что же случилось в конце 80-х годов? Почему газета сползла в либерализм «без берегов»?
– Прежде всего, виновато время. Многие тогда поверили, что западная либеральная модель – спасение для страны. В известной степени это случилось по вине тогдашних главных редакторов. Среди них оказались, увы, люди случайные, без воли, без идей.
– Вы пришли в газету в мае 2001 года. Вам пришлось здесь производить революцию?
– В общем, да, консервативную революцию.
– С чего вы начали? Наверное, с кадров, с чистки рядов?
– А вот и нет! С чистки рядов свою деятельность обычно начинают прогрессисты. Смысл консервативной революции заключается в том, чтобы взять лучшее от каждого направления мысли, от каждого человека. Тупиковость ультралиберального пути многие сотрудники к тому времени уже и сами поняли. Ведь в результате газета потеряла тираж, подписку, ушла из регионов. Ну как можно было людям, которые пережили ужасы гайдаровской реформы, в 2001 году рассказывать о безоблачной либеральной идее, которая спасет Россию? Придя, я сразу сообщил сотрудникам, что газета в соответствии со своей исконной традицией будет открыта абсолютно всем направлениям общественной мысли. Никто не собирается изгонять либеральных авторов, но к ним добавятся авторы других направлений. Так мы и сделали. На наших страницах появились имена, которых просто не могло быть раньше: В. Кожинов, И. Шафаревич, В. Распутин, В. Крупин, В. Личутин, С. Ямщиков, А. Проханов, Ю. Кузнецов, Д. Жуков и другие.
– Полагаю, до вашего прихода этих писателей в газете только ругали?
– Если бы! Горько и смешно вспоминать об этом: имя Распутина в газете не упоминалось 10 лет! И я на общем собрании редакции сказал: «Дорогие друзья, представьте себе, пройдет 50 лет. И вот исследователь литературного процесса начнет по «Литературке» восстанавливать историю литературы 90-х годов XX века. И выяснит, что такого писателя, как Распутин, просто не было вообще! Вы понимаете, что это – преступление перед отечественной культурой? Как бы наши прогрессисты в XIX веке ни относились к Лескову, как бы его ни ругали, они не делали вид, что такого писателя не существует в России. Разве можно в угоду своим политическим взглядам и вкусам полностью искажать картину духовной жизни страны?!» И со мной согласились. Потому что большинство сотрудников сами уже устали от этой белиберды.
– Я помню, как все удивились, когда стало известно, что вы стали главным редактором «Литературной газеты»: вы всегда себя постулировали в государственническом и патриотическом направлении. Не секрет, как вы оказались в этом кресле?
– Перед тем как стать главным редактором, несколько лет я был членом Совета директоров Издательского дома «ЛГ», куда меня пригласили акционеры газеты: АФК «Система» и московское правительство. Помимо того что я в то время был одним из самых публикуемых прозаиков, активно выступал и как публицист. У меня были свои колонки в нескольких центральных газетах. И оппозиционная направленность моей публицистики вызвала интерес. Это подтверждает тот факт, что ельцинский разрушительный курс вызывал противодействие не только со стороны коммунистов. Например, статью «Россия накануне патриотического бума» я опубликовал в «Комсомольской правде» еще в 1993-м! А ведь тогда само слово «патриотизм» в телеэфире произносилось только с издевкой. Из-за статьи «Оппозиция умерла. Да здравствует оппозиция!», опубликованной сразу после расстрела Белого дома, даже закрывали «Комсомольскую правду». А у тогдашнего главного редактора «Комсомолки» Валерия Симонова были серьезные неприятности. В общем, меня воспринимали не только как популярного прозаика, но и как серьезного публициста. Это, полагаю, во многом способствовало тому, что я стал главным редактором. Кроме того, у меня был опыт: с 1981 по 1986 год я возглавлял газету «Московский литератор», позже выпускал альманах «Реалист».
– Скажите, а зачем вам, преуспевающему писателю, понадобилось взваливать на себя эту ношу, которая отбирает у вас уйму сил и времени?
– Тут два момента. Первый момент связан с тем, что это вообще в традиции русской литературы. Ни один русский писатель не ограничивался чисто литературной деятельностью.
– Поэт в России больше, чем поэт…
– Даже не больше, а шире… Ну зачем, спрашивается, нужно было ехать на Сахалин Чехову? А Достоевскому издавать «Дневник писателя»? Зачем Толстой писал «Не могу молчать!» и помогал голодным? А Горький хлопотал за утесняемых властью писателей и возобновлял «ЛГ»? Это наша традиция, и она совершенно правильная! Потому что, как только писатель становится просто писателем, он размыкает какое-то очень важное звено, которое соединяет его с жизнью и подпитывает художественной энергией, воплощающейся потом в книги. И начинается занудство. Почему так плохо стали писать Битов, Маканин, Искандер, Петрушевская и иже с ними? Да потому что они стали просто писателями, думающими только о себе, своем вкладе в мировую литературу. Общественная жизнь их не интересует. Я никогда не занимался просто литературой. У меня всегда была общественная работа, как это при советской власти называлось. Я был секретарем СП РСФСР по работе с молодыми литераторами, кандидатом в члены ЦК ВЛКСМ. Многие нынче насмехаются над этими советскими анахронизмами. Поверьте, это была серьезная и полезная работа. И вообще, в советском государственном устройстве было очень много разумного, кое-что теперь постепенно возвращается. После разгрома СССР я занимался политикой, пытался стать депутатом. Собрал очень интересные наблюдения над политической жизнью, которые надеюсь использовать в прозе.
Кроме того, меня, как всякого нормального человека, возмущало то, что творилось в прессе и на телевидении: бесконечное вранье, двойной стандарт, бессовестное восхваление своих, беспардонное поношение чужих, откровенная групповщина по любому поводу: политическому, национальному, сексуальному… Мне хотелось сделать такую газету, читая которую и правый, и левый, и либерал, и монархист, и коммунист скажет: «Да, мы можем соглашаться или не соглашаться, но это – правда!»
– Юрий Михайлович, расскажите, как к вам попала статья Александра Солженицына «Потемщики света боятся», в которой он отвечает клеветникам, навесившим на него ярлыки после выхода в свет книги «Двести лет вместе»? Насколько мне известно, после вас этот материал был напечатан в «Комсомольской правде»…
– Мне позвонила супруга писателя Наталья Дмитриевна и сообщила, что Александр Исаевич хочет опубликовать свое открытое письмо исключительно в «Литературной газете». Конечно, мы обрадовались! Нам прислали материал, мы стали его набирать, об этом узнали в «Комсомолке», где раньше, при Валерии Симонове, печатался Солженицын, взревновали и попросили разрешить им параллельную публикацию. Я ответил, что решать должен автор. Снова связались с Натальей Дмитриевной, она сказала, что Александр Исаевич полностью полагается на решение «ЛГ», но, конечно, заинтересован в том, чтобы статью прочитало как можно больше народу. Мы тоже были в этом заинтересованы и разрешили «Комсомолке» публикацию со ссылкой на первоисточник – «ЛГ».
– «Литературка» – одна из крупнейших культурологических газет. Помогает ли вам чем-нибудь наш уважаемый министр культуры? Как он к вам относится?
– Наша газета последовательно и жестко его критикует.
– Я потому и задал этот вопрос.
– Я понял. Есть, кстати, забавный момент: мы с Михаилом Ефимовичем были членами бюро Красно-пресненского райкома комсомола и сидели на заседаниях рядом. Он был секретарем комсомольской организации журнала «Театр», а я – секретарем комсомольской организации Союза писателей. И посмотрите, как эпоха разбросала нас в разные стороны! Лично против него, как человека, я ничего не имею. Но считаю, что министр культуры не имеет права так демонстративно проявлять свои симпатии к экспериментально-либеральной ветви творческой интеллигенции и антипатии – к другой, традиционно-классической. Я уже не говорю о телепередаче, которую он ведет. «Культурная революция» направлена на подрыв наших национальных и государственных архетипов. Это делается изобретательно и последовательно. Однако я хочу отметить, что наша целенаправленная критика того, что Министерство культуры финансирует либеральные журналы («Новый мир», «Знамя») и не дает ни копейки журналам консервативно-патриотического направления («Наш современник», «Москва», «Нева»), принесла свои плоды: им стали выделять средства. Во всяком случае, именно так сказал Швыдкой на встрече с коллективом «ЛГ». Оказывается, печать – большая сила!
– Вы неоднократно выпускали стрелы и по другим мишеням. Например, по такому известному персонажу, как Джордж Сорос. Именно с вашей легкой руки по российской печати стали блуждать такие перлы, как «соросята» и «соросятина»…
– Я много придумал словечек, которые получили распространение, – и «апофегей», и «господарищи»… В словаре современного сленга несколько моих «изобретений».
– Другое направление вашей деятельности – это кино. Вы были соавтором сценария фильма Станислава Говорухина «Ворошиловский стрелок» по повести В. Пронина, которая, кстати, называется по-другому – «Женщина по средам». Кто придумал такое название кинофильма?
– Дать такое название фильму – «Ворошиловский стрелок» убедил Говорухина я. Первоначально хотели назвать, кажется, «Месть по-русски». Говорухин сначала отмахнулся от моего предложения: «Все уже забыли, что такое ворошиловский стрелок». Я ему говорю: «А почему бы нам с вами не актуализировать хорошее выражение?» Он: «Актуализировать? Это красиво! Что ж, давай назовем «Ворошиловский стрелок»».
– А с чего начался ваш «роман» с кино?
– Первым было «ЧП районного масштаба». Всего по моим вещам было снято восемь фильмов. «Сто дней до приказа», «Работа над ошибками», «Поцелуй на морозе», «Игра на вылет», «Левая грудь Афродиты»… Недавно прошел по первому каналу восьмисерийный фильм «Замыслил я побег…». А сейчас два режиссера – Кирилл Мозгалевский и Владимир Нахабцев – сняли восьмисерийный фильм по моему роману «Козленок в молоке». И он получился настолько смешной, ехидный, антиэстетский и антибуржуазный, что руководители каналов боятся его брать, говорят: «У нас будут неприятности!» Но я верю, зрители все-таки этот фильм увидят!
– Конечно же не могу обойтись без вопроса о вашей прямой деятельности – прозе. Хватает ли времени на нее и чем новеньким порадуете?
– Первые два года, когда я стал редактором и мы с коллективом выводили газету из экономического и творческого кризиса, я писал очень мало. Сейчас, слава богу, у нас в «ЛГ» все налажено, тираж растет, гонорары и зарплата выплачиваются день в день. И я стал писать больше. Написал две пьесы. Одна – «Халам-бунду» репетируется во МХАТе им. Горького. Вторая – «Хомо эректус» – в Театре сатиры. Заканчиваю (уже договорился о публикации в журнале «Наш современник») новый роман «Грибной царь». Это история русского человека, офицера, который смог вписаться в новый капиталистический мир, требующий постоянной борьбы за деньги. Я думаю, эта повесть многих заставит задуматься о цене нынешнего успеха. Наша жизнь сейчас складывается таким образом, что материальное благополучие достигается, как правило, в результате страшного нравственного падения и духовного обнищания. Повесть заканчивается трагически, но в ней много политической и бытовой сатиры.
– Я заметил, в вашей прозе комическое всегда соседствует с трагическим. Как вам это удается?
– Я стараюсь, чтобы в моих книгах было как в жизни, где все переплетено. А это очень сложно. Требует серьезной работы со словом. Серьезную прозу писать сразу набело невозможно. Настоящий успех и любовь читателей дают только черновики, чем их больше, тем вернее.
– Получается, что в «Демгородке» вы оказались провидцем. Попробую таковым оказаться и я. Быть может, когда-нибудь на логотипе «Литературной газеты» будет изображен кроме Пушкина и Горького и ваш профиль?
– Основой успеха в литературе, помимо таланта, работоспособности и везения, является еще и трезвая оценка своих возможностей. Занижение – плохо. А завышение – еще хуже. Человек душевно искажается, ибо постоянно думает о том, что его якобы недооценили. Я прекрасно сознаю предел своих литературных возможностей. И вопрос о третьем профиле воспринимаю просто как дружескую шутку. Но я уверен: выздоровление «Литературной газеты», ее поворот к здравому смыслу, возврат к нашим традиционным ценностям, объективное отражение литературного процесса, противодействие вирусу национального самоунижения, запущенному в наше общество, – все это имеет немалое значение для современной России. И кто знает, что впоследствии перевесит на весах истории отечественной культуры: мои книги или моя редакторская работа?
Беседовал Андрей ПОЛЫНСКИЙ
Журнал «Русский дом», № 4, 2004 г.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.