Консервативная революция свершается

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Консервативная революция свершается

Я всегда стоял на одних и тех же позициях — что Россия должна быть сильным государством, процветающим, могучим, независимым. У нас очень много врагов в мире, и самый главный враг — это Соединенные Штаты Америки, которые особо и не скрывают враждебности к русской цивилизации. Они являются наследниками англосаксонской империи, в геополитическом противостоянии с которой проходили для нас целые века. В свое время, когда власть сделала проамериканский, прозападный уклон, я был в патриотической оппозиции. Но когда власть стала меняться и приходить к норме, а это началось незадолго до прихода Путина, когда премьером назначили Евгения Примакова, я стал лояльней относиться к нашим правителям. Назначение Примакова обнадеживало.

Когда пришел Путин — это был праздник для меня как для патриота. Я возлагал на него много надежд, полагая, что это такая фигура, которая исторически предопределена. Те процессы, которые раньше никак не могли выйти на должный уровень, при Путине нормализовались. Это и упорная, жесткая позиция Москвы в Чечне, и подписание документа о создании Евро-Азиатского экономического сообщества — то, о чем я говорил в течение долгих лет. Переломным моментом стало утверждение Путина о том, что «Россия всегда ощущала себя евроазиатской страной»[4], — все это полностью совпадает с моей линией.

С появлением Путина я оформил свою мировоззренческую и идеологическую позицию в терминологии «радикальный центр». Это фактически центризм, но центризм евразийский. Не просто конформизм с властью, но конструктивное и активное сотрудничество с евразийской властью — такой властью, которая охотно и осознанно идет в том направлении, куда я призывал идти все эти долгие годы напряженной и драматической борьбы. От предшествующей моей фазы остается только радикальность. Она состоит в том, чтобы утверждать евразийские тенденции, идеи и проекты со всей возможной пассионарностью, серьезностью, напряженностью. Еще мой центристский радикализм заключается в том, что я в отличие от сегодняшних конформистов считаю, что Путин хорош без всяких оговорок. И если есть негативные стороны в его правлении, то я считаю, что они настолько второстепенны по сравнению с плюсами, что на них даже внимания обращать не надо. Все помарки исчезают сами по себе. Мы видим, что постепенно происходит с олигархами, которые были просто бельмом на глазу. Не так они, оказывается, все страшны. А что стало с местничеством и сепаратизмом губернаторов? Рассеялись, как дым.

С появлением Путина власть наконец прислушалась к евразийской теории и идее третьего пути. Посмотрите вокруг. Посмотрите на язык, на котором говорит власть, посмотрите на темы, которые обсуждаются сейчас в широкой прессе. Они не могли бы обсуждаться, если бы не было концептуального пласта третьего пути — социального, геополитического, наконец, экономического. Открыл и начал его внедрять ваш покорный слуга. Глупо приводить доказательства. Просто сравните ситуацию с той, что была 20 лет назад, когда эти разработки начинались. Концепции третьего пути укрепляются. Другое дело, что это произошло не через одну конкретную партию, а по линии делегирования определенных идей разным политическим силам. То есть консервативная революция[5], о которой так много писали исследователи-традиционалисты, свершается на наших глазах. Но она оказалась революцией не снизу, а сверху, при отсутствии четко выделенного социального субъекта. Идеи постепенно вошли в сознание.

Посмотрите, о чем сейчас говорят КПРФ и «Единая Россия», о чем пишут политологи. А затем посмотрите внимательно альманах «Элементы», учебники «Основы геополитики» и «Основы евразийства» и догадаетесь, откуда эта символика, эти темы и термины. Например, слова «мондиализм» (стремление объединить все страны под единым мировым правительством), «конспирология» (наука о заговорах), которые я впервые ввел в русский язык. Это были просто кальки, но сегодня они наполнены содержанием и уже есть в словарях. Как сказал замечательный французский поэт Стефан Малларме, «il faut changer la langue» («следует изменить язык»), и вы измените мир. Если мы внедрим свои лингвистические правила, это и будет изменение реальности. Ведь человек — это лингвистическое существо, вне языка он немыслим.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.