Между боярами и социализмом

Между боярами и социализмом

– Юрий Михайлович, президент у власти уже пять лет. Ну и как вам страна?

– У меня такое ощущение, что у нас сейчас в стране две проблемы. Первая – государственная недостаточность. Исторические задачи, стоящие перед Россией, вопиют о качественно иной эффективности власти. Вторая проблема, связанная с первой, – это ошарашивающие дилетантизм и некомпетентность. Какой опыт руководства макроэкономическими процессами, кроме успешного личного бизнеса, имели люди, готовившие монетизацию? Вот и результат.

– Некоторые считают, что президент Путин ведет страну назад, в СССР. Не в капитализм, а в социализм.

– Есть определенное поколенческое мировоззрение. Человек, который вырос и сформировался при советской власти, не может стать стопроцентно рыночным человеком. Так не бывает. Кстати, наши олигархи – тоже во многом продукты социалистической эпохи. На днях прошла информация, что Гусинский, обладатель миллиардного состояния, попался в Израиле как мелкий советский фармазон. По-моему, сегодня приход к власти в России человека с чисто капиталистическим менталитетом был бы национальной катастрофой.

– На ваш взгляд, за прошедший год президент стал сильнее или слабее? Вроде Масхадова недавно замочили, но ведь был и Беслан?

– Когда сейчас анализируют нынешние действия президента и нынешнее состояние государства, часто забывают о том, что с нами было совсем недавно. Лично я всегда вспоминаю ельцинский период, когда расстреливался из танков парламент, распродавалась страна, сдавались ее геополитические интересы, а журналисты, не скрывая, переживали за чеченских сепаратистов. Россия девяностых была словно под властью Золотой Орды, только за ярлыком надо было ездить не в Сарай, а в Вашингтон. Сравнивая сегодняшний день с тем временем, я не могу не ценить то, что сделано. И те же самые журналисты, которые в середине девяностых были в восторге от развала, сегодня подталкивают власть под руку, торопят, напоминают об имперских провинностях СССР. Надо писать о депортациях? Надо. Но тогда расскажите и о том, что творили с русскими в Чечне, когда к власти пришел Дудаев! Вина-то обоюдная! Для меня герои Беслана – это учителя и спецназовцы, которые ценой своей жизни спасали детей. А для кого-то «герои» – те, кто захватил школу. И пока это противоречие не будет преодолено, пока у разных частей общности «российский народ» будут разные герои, ничего хорошего я не жду.

– А проигрыш на Украине – ведь это такой удар по престижу страны и президента.

– Удар по престижу – это когда Россию без устали сосут неблагодарные телята, питающиеся нефтью и газом. Политтехнологи, а точнее «политмифологи», продолжают относиться к нынешней Украине, как к мононациональной республике. А это давно не так. Украина действительно не Россия, но она в значительной степени заселена русскими, и в ее состав вошли исконные русские земли. Это теперь для нас, по-моему, главное. А «оранжевая» революция имеет такое же отношение к демократии, как фанта в жестянке – к апельсинам. Вообще в последние годы по нашим представлениям о демократии нанесен серьезный удар. Когда я ехал по разгромленным улицам Белграда, я как-то стал гораздо хуже относиться и к «общечеловеческим ценностям». За ними обычно скрываются жесткие национальные интересы, подкрепленные новейшими бомбардировщиками.

– Кстати, о демократии. Вспоминаю героя вашего романа «Демгородок» И. О. (Избавителя Отечества) адмирала Рыка, который, когда пришел к власти и узнал, что за годы антинародного режима стало в восемь раз больше проституток, в семнадцать – гомосексуалистов, а в сто четырнадцать – скотоложцев, заметил: «Я всегда подозревал, что демократия – всего лишь разновидность полового извращения».

– (Смеется.) «Литературная газета» обратилась к деятелям культуры с вопросом: в тридцатые годы передовые мастера культуры бойкотировали фашистскую Германию за антисемитизм, в восьмидесятые годы многие западные страны бойкотировали СССР за Афганистан, а вы готовы бойкотировать фестиваль в Юрмале, пока там прославляют нацистов, а русское население бесправно? Мы опросили десятки человек, и ни один не сказал: да, я готов. Это внушает серьезные опасения. Это и называется предательством элиты.

– Вы представляете себе «оранжевую» революцию у нас после выборов две тысячи восьмого года?

– Скорее картофельную. У нас очень серьезный разрыв между безумно богатыми и теми, кто не сводит концы с концами. Как говорят социологи, разрыв взрывоопасный. И еще у нас идеологическое двоевластие. Кремлевская башня транслирует одну позицию, а Останкинская – другую. У нас как бы двухбашенная идеологическая система. Если политика Кремлевской башни – государственническая, направленная на укрепление страны, то позиция Останкинской башни – прозападная, внушающая населению комплекс национальной неполноценности. Это очень опасно! Как известно, народ, которому внушают комплекс неполноценности, в какой-то момент просто исчезает или взрывается, пытаясь доказать обратное…

– А считается, что Путин «построил» все телевидение.

– Что значит «построил»? Посмотрите, кто ведет политические передачи, – это в основном люди либеральных взглядов, зачастую даже антигосударственных. Я не против того, чтобы у нас на телевидении присутствовала и была либеральная идеология. Но только не как навязываемая народу моноидеология, вроде коммунистической. Телевидение влияет на общество не только одними новостными программами. По ОРТ шел фильм, экранизация моего романа «Замыслил я побег…». В нем было несколько политических сцен. По указанию руководителей канала эти куски вырезали. Это что, государственная цензура? Нет, это цензура конкретного чиновника, который исповедует либеральные взгляды. И поэтому ирония консерватора Полякова по поводу того, что вытворяли в девяносто первом – девяносто третьем годах младореформаторы, недопустима. У нас нет сейчас общегосударственного взгляда на то, что произошло и происходит в стране. Вот в чем дело. Истерика по поводу наступления на свободу слова связана с тем, что постепенно монополия либералов в СМИ теряется. Отечественный либерал устроен так, что под свободой слова понимает право говорить то, что думает он, и не давать говорить оппонентам.

– Как вы считаете, может ли сегодняшняя оппозиция расправиться с Путиным?

– По-моему, у нас оппозиции в серьезном политическом смысле нет. Это связано с тем, что с начала девяностых любая оппозиция, допустим, тогдашнему ельцинскому курсу, активно высмеивалась. Сначала это было «агрессивно-послушное большинство», потом «красно-коричневые», «папаша Зю». Никому не приходило в голову, что за этой оппозицией стоят люди, недовольные тем, куда идут реформы. Всякое сопротивление представлялось лишь фарсом, идиотизмом. И в результате сформировалось стойкое общественное предубеждение, которое любую оппозицию воспринимает как фарс. И те же Немцов, Хакамада, которые, будучи во власти, приложили руку к такой дебилизации любого протеста, сейчас, оказавшись в оппозиции, пожинают горькие плоды и ругают конечно же «рабскую натуру» русского народа. Серьезные, взрослые отношения власти с оппозицией только предстоит выстраивать. И прежде всего, нужно, как в других странах, дать оппозиции равный доступ на ТВ. Впрочем, если Запад всерьез озаботится не только шахматной, а и политической судьбой Гарри Каспарова так же, как он озаботился судьбой Ющенко, то следует ожидать экстренного и дорогостоящего строительства оппозиционных Нью-Васюков.

– Недавно РОМИР провел соцопрос: восемьдесят процентов людей хотят не оппозиции, а сильной власти.

– Это нормально. Людей с государственническим мироощущением всегда больше. И всегда в России было боярство и был народ, который заинтересован в том, чтобы «кормилец» этих самых бояр приструнил.

– А вы верите, что наш царь приструнит бояр?

– Бояр, по-моему, надо заставить вкалывать на страну. Они еще своих «вотчин» не отработали. Когда начался кризис в дореволюционной России? Когда низовая Россия увидела, что дворяне, которые еще недавно бились за интересы государства, за святую Русь, вдруг получили жалованную грамоту и стали (не все, конечно) бездельниками и захребетниками, которым интересы, скажем, Франции ближе, чем интересы Отечества. И чем это закончилось? Революцией. Вы не видите аналогии с нашей нынешней элитой, которой интересы Америки порой ближе, чем интересы России? Дети учатся там, собственность – там, вклады – там. Ну и что должна чувствовать по отношению к ним низовая Россия? Известный факт: канцлер Горчаков случайно, будучи уже стареньким, в разговоре с одним из послов оставил на столе очень важный документ. Посол успел его прочесть, и это нанесло России урон. Горчаков умер от огорчения. А теперь вспомните министра Козырева! Он нанес России такой геополитический урон, что ему бы сделать себе пластическую операцию и скрыться в джунглях Бразилии. Нет, он преспокойно служит в американской фармацевтической фирме и даже учит нас по телевизору демократии. Вопросы есть? Вопросов нет. У меня была статья, которая называлась «Десовестизация». Кстати, в «Комсомолке». Для власти сейчас одна из главных задач – это «совестизация» общества.

– Может, такую идею и должен выдвинуть президент?

– Это было бы здорово! Но национальная идея должна быть не только сформулирована, а принята обществом, всеми его слоями – и теми, кто в Воркуте, и теми, кто на Рублевке. Кстати, когда в ельцинские времена завели спор о национальной идее, я попытался сформулировать свою. «Три «Д»: духовность, державность, достаток. Для особо интересующихся – демократия. Четыре «Д». Любопытная деталь: когда я набирал слово «державность», компьютер подчеркнул его красным, мол, нет такого слова в русском языке. А вы говорите…

Беседовала Лариса КАФТАН

«Комсомольская правда», 16 марта 2005 г.