«Я никогда не бываю доволен собой»
«Я никогда не бываю доволен собой»
– «Литературной газете» сто семьдесят пять лет, и вы ее тридцать третий редактор. Что значит для вас быть редактором этого издания?
– Это прежде всего миссия. Когда я соглашался стать главным редактором, я понимал, какой груз взваливаю на свои плечи, но считал, что в стране должно быть хотя бы одно издание, поднявшееся над идейными баррикадами, которые нагородили за последние десятилетия. Ведь должен кто-то дать читателям объективную картину духовной жизни и вернуть российскую интеллигенцию в режим диалога. Нам это удалось. В прошлом году у нас был еще один юбилей – семьдесять пять лет после возобновления выпуска газеты по инициативе Горького и под редакторством Динамова. Мало кто понимает, что возобновление «Литературной газеты» в двадцать девятом году символизировало окончание духовной войны, возрождение классических традиций в литературе, по сути, означало начало «конвергенции» эпох.
– Работа редактора уже сама по себе чрезвычайно трудо– и времеемкая работа, а главного редактора такого издания, как «Литературка», – тем более. Как вы совмещаете свою работу с писательской деятельностью?
– Первые два года я практически не писал. Сейчас стало посвободнее, и я засел за новый роман, точнее за воплощение сюжета, пришедшего мне в голову лет пятнадцать назад. Условное название «Гипсовый трубач».
Уверен, писателю необходимо заниматься какой-то практической деятельностью, чтобы постоянно шла подпитка идеями, материалом, наблюдениями. Вот посмотрите, в основном все великие писатели девятнадцатого века издавали какие-то журналы или газеты. Тот же Пушкин основал с Дельвигом «Литературную газету». Он не только основал ее, но и первые двенадцать номеров сам редактировал.
– Каковы ваши достижения в «Литературке» за последние два года?
– Прежде всего, мы вернули изданию первоначальный принцип, который еще Вяземский сформулировал как «либеральный консерватизм». Вернули пушкинские принципы, которые актуальны до сих пор. Это было главным достижением. Второе – обогатился состав авторов. Мы вернули тех авторов, которые были изгнаны из газеты за чересчур самостоятельное политическое мышление. Сейчас у нас присутствует весь спектр идей и взглядов, бытующих в обществе. Мы единственное на сегодняшний день издание, на страницах которого ведутся диспуты между людьми, стоящими на разных позициях.
– А молодежь у вас работает?
– Обязательно. И работает, и печатается. У нас есть специальная полоса, где молодые писатели могут заявить о себе. Кроме того, мы «вылавливаем» молодые таланты и из Интернета.
– А как обстоит дело с качеством молодых талантов?
– Таланты, они как были талантами, так ими и остались, но изменилось качество подготовки и не в лучшую сторону. Раньше подготовка была намного солиднее, системнее, опиралась на традиционные методики подготовки к творческому труду. Ведь одних способностей мало, нужно еще и уметь писать, нужно этому учиться, на что уходили годы. И люди учились, готовились, совершенствовались… Сейчас все по-другому. Пиши, как выйдет, и запускай тексты в Интернет – и тебя прочтут такие же «писатели».
– Да и книжные прилавки завалены сейчас книжной продукцией, которая не что иное, как те же опусы, только в печатном виде. Пугает то, что эту продукцию покупают порой охотнее, чем литературу. В чем дело?
– В первую очередь в рекламе. За редчайшим исключением сейчас рекламируют коммерческую книжную продукцию. Именно продукцию, потому что к литературе это не имеет никакого отношения. Уже давно всем известно, что эти книжки пишутся бригадами авторов, это же видно невооруженным глазом. Начало не стыкуется с концом, посредине герои теряются. И вот эта халтура формирует вкусы молодежи, которая все это читает и принимает за литературу, потому что о настоящей литературе им не рассказывают. Происходит тинейджеризация общества.
– Так может быть, советская цензура была не таким уж большим злом?
– В советские времена литература была политизирована, поэтому пропускалось произведение в печать или нет, зависело от его политической подоплеки. Это подстегивало писателей, так как приходилось изворачиваться, искать иносказательные выражения и образы, а это только оттачивало мастерство. Эзопов язык очень эстетичен. Сейчас ситуация прямо противоположная, книжной цензуры практически нет, поэтому читателям можно навязать какую угодно дребедень вплоть до матерщины. Цензура нужна, но ее роль должна заключаться в том, чтобы защищать, особенно молодежь, от текстов, подрывающих здоровье общества. Это – функция государства. Ведь запретили же эфирные здравицы в честь террористов, чем славилось в девяностые НТВ, и ничего – свобода слова не рухнула.
– А у вас самого есть какие-то табу?
– Конечно! Я же нормальный человек. Я не написал бы ничего такого, что могло бы возбудить разрушительно-зоологические инстинкты. Сегодняшняя действительность и так переполнена социальной злобой и сексуальной разнузданностью, так что если еще и писатели начнут это все раскручивать и раскачивать, то что же будет?
– После выхода в свет книги «Замыслил я побег…» вы как-то сказали, что эскейперство – это отличительная черта мужчин вашего поколения. Откуда она появилась, эта черта?
– Вопрос этот сложный, потому что включает в себя не только нравственные аспекты, но и генетические, например, планомерное уничтожение в России самостоятельных пассионарных мужчин на протяжении почти всего двадцатого века. Социально-исторические причины я вижу в том, что советская цивилизация была довольно традиционной, несмотря на свою левую идеологию. В тридцатые годы под завесой словесного марксизма фактически возрождалось традиционное патронажное государство, которое ставило человека в довольно жесткие рамки. Правила игры были просты – не высовывайся, не конфликтуй с властью, не лезь на рожон и живи спокойно. Почему сейчас очень многие, особенно старшее поколение, вспоминают то время с ностальгией? Да потому, что для человека, лишенного пассионарности, это был довольно комфортный строй. В результате, выросло целое поколение людей, неспособных принимать никаких решений, начиная с социальных и заканчивая личными. Ситуация опасная для государства, потому что когда количество таких эскейперов становится критическим, страна рушится. Это произошло когда-то с Римской империей. По той же самой причине развалилась и Британская. Киплинги еще были, а Лоуренсы Аравийские перевелись…
– Неужели никто ни в Британской империи, ни в Советской не замечал этих эскейперов, пока они не стали причиной их коллапса?
– Замечали. «Утиная охота» написана Вампиловым задолго до распада СССР. Я тоже к этому типажу подбирался давно. Черты эскейпера уже видны у Чистякова – героя «Апофегея», они есть и у Кости Гуманкова.
– Почему так долго не пускали в эфир «Козленка в молоке»?
– Потому что он был несозвучен той политкорректности, которая сейчас существует на российском телевидении.
– Какой политкорректности?
– А вот такой: на телевидении сейчас коммунистических священных коров прилюдно режут, а либеральных священных коров лелеют. То есть как раньше нельзя было ничего плохого сказать про Ленина, так сейчас попробуй скажи нехорошее про Сахарова. Существует своя фабрика лукавства. Никто, конечно, прямо не заявит, мол, про коммунистов можно плохо, а про либералов не надо. Говорят, мол, фильм не соберет зрителя, мол, это такая писательская история, которая никому не интересна. Но когда все-таки показали, то на ТВЦ его рейтинг вплотную подошел к рейтингу передачи А. Караулова «Момент истины», который является самым высоким на ТВЦ.
– Вы сами говорите, для того, чтобы хорошо жить и продвигаться по социальной лестнице, нужно было не высовываться и не вступать в конфликт с государством. Вы в своих произведениях – взять, к примеру, «ЧП районного масштаба», только тем и занимались, что демонтировали мораль и идеологию существующего строя. Однако ж вам как-то удавалось не вступать в конфликт с властями и благополучно продвигаться по социальной и служебной лестнице.
– Все гораздо сложнее, когда дело касается искусства. В то время в некоторой степени литература выполняла роль отсутствующей политической оппозиции, государство было все-таки заинтересовано во взгляде со стороны, в том, чтобы вбрасывались новые идеи. Поэтому писателям было позволено гораздо больше, чем кому-то другому. Вопрос был только в одном – ради чего выбрасывается та или иная идея? Если она призвана разрушать, то по головке за это не гладили, а если идеи направлены на укрепление страны, то разрешалось очень многое. Я всегда считал, что писатель не должен разрушать, что эволюционное развитие принесет гораздо больше пользы, чем революционные сломы, когда все разрушается до основания, а затем… Никто не знает, что же затем?
– И что, вам никогда за вашу довольно жесткую сатиру ничего не было?
– Вызывали, беседовали, задавали вопросы, просили объяснить, что я имел в виду. Я объяснял. Кроме того, далеко не все сразу печаталось.
– Что вы думаете о двоевластии, которое сложилось сегодня в России, – с одной стороны это государство, с другой – власть телевидения и прессы?
– Действительно, сейчас сложилось две идеологии – одна в Кремлевской башне, другая в Останкинской. Кремль, конечно, контролирует политическую часть вещания, но общую направленность, общую идеологию телевидения он контролировать не может. Кремль уже давно перешел на идеологию довольно жесткой государственности, тогда как телевидение осталось на позиции доходно-романтического либерализма образца начала девяностых годов. Если про-анализировать политические передачи на ТВ, то только одна «Постскриптум» Пушкова стоит на позиции государственности.
– А может, это нормально – иметь в стране две башни, которые будут стоять параллельно друг другу?
– Конечно, но они должны договариваться между собой о степени государственности в одной башне и о допустимом градусе либерализма в другой. Ведь это абсурд, когда страна воюет, а телевидение берет сторону противников своей же собственной страны. Америка на этом поскользнулась во Вьетнаме. Российское телевидение также грешило этим в первой чеченской. Такого быть не должно.
– Сейчас на каждом заседании Европарламента Россию склоняют по всем падежам за ущемление прав чеченского народа. А то, что Америка перекраивает мир по своему усмотрению, это в порядке вещей.
– И в этом также большая «заслуга» российских СМИ. В первую чеченскую войну ни одна станция не освещала события объективно, Европа не имела ни малейшего понятия, что на самом деле происходило в Чечне. Кто тогда знал про огромные жертвы среди русского населения, что бесследно исчезали сотни, если не тысячи людей? Кто это рассказывал миру? Никто!
– Но сейчас-то уже вся Европа знает, что происходит на самом деле.
– Ну и что? А картина-то уже нарисована, выстроена, кому ж выгодно ее перестраивать? Гораздо выгоднее представить Россию не страной, которая пытается восстановить конституционный порядок на своей территории и ликвидировать криминальные формирования, а страной-завоевательницей, которая опять возвращается к своим имперским амбициям. Интересно, что когда Лондон борется с террористами в Северной Ирландии, его никто не осуждает…
– Как-то вы написали статью в «Комсомолку» (которую, кстати, после этого чуть не закрыли), которая называлась «Оппозиция умерла, да здравствует оппозиция». А что сейчас оппозиции в стране фактически не существует, как вы к этому относитесь?
– Оппозиция есть, но она не представляет собой сколько-нибудь серьезной силы. А кто в этом виноват, кроме самой оппозиции? Коммунисты, не вняв гласу времени, так и не смогли трансформироваться в социал-демократию, чего от них ждали, и в результате продемонстрировали полную неготовность взять власть в свои руки. Правая оппозиция, хотя она, конечно, на самом деле левая, будто нарочно шла к своему краху. Ну каким же надо быть идиотом, чтобы, как Хакамада, советовать шахтерам, которым не платили зарплату, собирать грибы и ягоды! И при этом на ТВ всячески демонстрировать свое сверхблагополучие в нищей стране.
– Создается впечатление, что сильной оппозиции и не дают особенно сформироваться.
– Какая вам сильная оппозиция нужна? Которая опять бы организовала в стране девяносто третий год? И уж если говорить начистоту, то основы сильной оппозиции были подорваны еще Ельциным, расстрелявшим оппозиционный парламент. Разве может королева разбомбить Вестминстер? То-то и оно!
– В данный момент интеллигенция в России расколота на два лагеря – это те, которые против того, что сейчас происходит в стране, то есть против прихода к власти военных и возрождения КГБ, а другая – это те, которые считают, что между дикой разнузданной свободой и безопасностью надо выбирать последнее. На какой позиции стоите вы?
– Я стою на позиции исторических аналогий и здравого смысла. Еще ни одно государство, находящееся в глубоком системном кризисе, вылившемся в гражданскую войну и утрату территорий, не выходило из него без ужесточения режима. Поэтому то, что сейчас происходит в России, это историческая неизбежность, и Путин это делает гораздо умнее, чем делал, скажем, Ельцин. Во всяком случае, по парламенту при Путине не стреляли.
При Ельцине стреляли, и никто этим тогда на Западе не возмущался. Даже творческая интеллигенция ничего постыдного в этом не видела! А решение о назначении губернаторов, хотя в половине стран мира губернаторов именно назначают, приводит всех в состояние ажитации. Значит танковая пальба в центре Москвы – не стыдно, а назначение губернаторов – это конец России. Бред ведь!
– А в Думу баллотироваться не собираетесь?
– Нет, не собираюсь. Я уже два раза баллотировался и за эти два похода такого насмотрелся там, что больше не хочу. Теперь, наверное, буду писать сатирическо-политический роман. Материала предостаточно.
– У вас есть афоризм – «Сначала врагом является тот, кто не с нами, потом тот, кто против нас, потом тот, кто не поспевает за нами, потом кто слева, потом кто справа». А кто враг для вас?
– У беллетриста врагов быть не должно, он же не политик. Писатель обязан понять всех. Возьмите мои произведения, вы не найдете там ни одного по-настоящему отрицательного персонажа, такого, которого нельзя было бы понять. Публицистика – это дело другое. У публициста должна быть политическая идея, а следовательно – враги.
– Какова ваша идея?
– Моя идея проста – я хочу, чтобы Россия опять стала сильной, богатой и просвещенной страной.
– Этого все хотят.
– Конечно, но способы достижения этого у всех разные. Когда я слушаю наших правозащитников, то у меня создается впечатление, что их больше волнуют интересы Европы или Америки. Они смотрят на Россию глазами другой цивилизации, как командированные….
– Вы стали известным писателем довольно рано. Больше того, каждая ваша книга становилась бестселлером. В чем секрет?
– Этот, как вы говорите, «секрет» очень раздражает критиков. Что такое, в сущности, критик? Тот же учитель из школы для дефективных, который заставляет детей читать. И критик, навязывая читателю собственное мнение, заставляет читать те книги, которые ему нравятся. Я же никогда не ориентировался на критиков, никогда не играл в литературные игры, а писал о том, что меня волновало, и, как оказалось, волновало других людей. Печально видеть, как многие писатели пытаются ухватить какие-то модные идеи, теряют время, гоняясь за премиями. Надо писать о том, что волнует по-настоящему, тогда читатель полюбит тебя… Тогда и успех будет.
– Вы женаты уже тридцать лет и вместе со своей женой производите впечатление очень благополучной пары. Есть какой-то рецепт?
– Прежде всего, несомненно, есть элемент везения. Наверное, наши с женой социально-физические параметры подошли друг другу. Впрочем, сколько пар, которые вначале идеально подходят друг другу, но потом, в процессе развития, как-то расходятся, и брак распадается. Кроме того, я всегда был настолько занят, что было некогда задумываться над тем, а удачно ли я женился? Ведь люди начинают экспериментировать со своей судьбой, когда спрашивают самих себя: а счастлив ли я, может, я мог бы быть еще счастливее? У меня на это времени нет. Зато практически все мои герои задумываются над этим. В каждой моей книге есть мужчина, готовый сбежать в новую жизнь.
– А что такое семья в вашем понимании?
– Это космос. Через семью со свистом пролетает мир, вся история человечества. В катаклизмах мир выживает только благодаря семье.
– Вы как-то сказали, что хорошая жена – это прежде всего хороший сосед по коммунальной квартире. Что вы имели в виду?
– Я имел в виду не только жен, но и мужей тоже. У жены и у мужа должна быть способность уживаться в одной квартире, умение мириться с недостатками того, кто рядом. Я жил много лет в коммуналке и хорошо знаю, что это такое.
– Поэтические строчки «Светлоглаза и светловолоса, мы с тобой как две капли воды…» были посвящены, как я понимаю, вашей дочери?
– Да. Но у нее уже у самой двое детей, и на этом они останавливаться не собираются.
– Она унаследовала ваши творческие способности?
– Это зависит от того, что понимать под творческими способностями. Она всю свою творческую энергию вкладывает в семью. Она семейная дама.
– Круглые даты наталкивают на размышления – что уже сделано и как сделано. Вы довольны тем, как вы прожили свои первые пятьдесят лет?
– Я Скорпион, а Скорпионы никогда довольными собой не бывают. Кроме того, я еще и сатирик, что тоже не предполагает самодовольства. Нет ничего печальнее для писателя, чем остановиться в своем развитии и самодовольно заниматься самоповторением.
Беседовала Маргарита СТЮАРТ
«Леди INFO» № 3, 2005 г.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.