§ 1. Иронический Путин  Маски и призраки Путина, их применимость в Системе

Путешествующий в Россию видит странные вещи. В центре страны одинокий, очень немолодой, но молодящийся человек (и весьма занятый этим последним), а его служащие примеряют к нему противоречивые по стилю костюмы: Обновитель, Опытный Мудрец, Вождь Молодежи, Великий Урбанист, Заказчик Реформ, Мировой Стратег, Влиятельнейший Лидер Человечества… План 2024 года… План на 2030 год. Гора бумаг и масок растет, но ничто не пристает к одиночке.

Жизнь Системы персонализовалась, теряя при этом следы политического авторства. При осмотре устройства РФ высвечиваются попеременно то Путин, то механика власти в Системе. Но что такое Система РФ без Путина? Путинский миф легко принять за окошко внутрь Системы. Однако это коварный вход. Путинская гипотеза не ведет к источнику событий и действий. Включение Путина в наш сюжет не упрощает его, а усложняет. Не найдя автора, мы получаем центр влияния, «черную дыру», смещающую поведение других тел.

Михаил Гефтер говорил о важном аффекте русской Системы, отвечающей на вызовы истории выдвижением персонажа, не являющегося политическим лидером. Такой человек бывает политически малокомпетентен (Гефтер в связи с этим называл Ельцина и Горбачева.) Он может быть бессодержателен. Но, попав в точку нехватки, его роль пухнет, заполняя собой пустоту. Сам он при этом не развивается – он лишь масштабированное имя, переставшее означать позицию. Загадочным образом имя «Ельцин» или «Путин» принимают за ответ на вопрос или предмет ненависти, а после ухода – объект напрасной любви.

На вызов истории нам лично мы отвечаем переадресацией на громкое имя. Это и произошло с Владимиром Путиным внутри Системы РФ. Из чего не следует, что Путина незачем обсуждать или о нем нечего сказать. Но при некритическом сдвиге ума перед нами уже не Путин, а путинский миф.

Миф ужасно похож на Путина. Он наделен его чертами, а сплетни присоединяют недостающее. Миф не рассеивается при виде живого Путина – напротив, Путин покорился силе мифа и располагает им как ролью. Это вынуждает его соглашаться с вещами, несовместимыми с сильной политикой и хорошим управлением. Принятие им правил мифа – слабость, за которую несет ответственность только он. Тщетна мечта о Путине-авторе – ни разу не осуществившаяся и неопровергнутая вера, будто Путин однажды реформирует путинскую систему. От этого тезиса трудно отделаться, ведь он театрально правдоподобен. Драматическое пришествие Путина во власть ее переменило – почему не сбыться этому снова? Путин сделал Медведева президентом, а после низверг, Путин присоединил Крым к России – что стоит ему провести хоть умеренную реформу суда?

Рождение неоперсоналистского мифа. Горбачев как соавтор роли Путина

В концепте президента как человека-института нечего искать византийский монархизм – мечта о президенте родилась в русской республиканской культуре. О «президенте-монархе», глядя на американский эталон, размышляли декабристы лет двести тому. Полностью концепт президента сложился внутри либерализации 1980-х.

• Президент как частное лицо представляется решением вопросов, по которым в стране невозможно договориться

Трудными вопросами конца 1980-х годов были: новый строй либерального Союза, открытая экономика, глобальная ориентация, честное распределение, русский вопрос и концепция демократии. По всем этим пунктам в стране возник раскол, и узел разрубили танками октября 1993 года. Победителем стала «президентская сторона», а правление по праву победителя превратилось в энсигму президентской власти. Этот не очевидный для всех атрибут власти-трофея далее закреплялся и мифологизировался.

Важный момент возникновения неоперсоналистского мифа в России – 1985 год. Стилем политики и ее описанием в мировых СМИ (и личными свойствами характера) Горбачев создал персональное место русского глобального лидера. Сделав кремлевскую политику подчеркнуто личной, Горбачев подготовил уникальное место для Ельцина, а тот его далее передаст Путину, – место кажущегося демиурга России, творца внутренней, внешней и гражданской политики одновременно. Концепт блистательного Лидера, Реформатора и Мецената опирался на прецедент Горбачева. И здесь в основе мифа правдоподобная вещь: ведь вот он, Горбачев, человек, рядом личных решений действительно изменивший СССР! Горбачев не удержал тяжкой маски этой мифической роли, хотя был ее автором. Но еще при его правлении, в надломный 1990 год, мы видим, как в публичной сфере пропал интерес к идеям и действиям, не восходящим к имени хозяина власти. Лидер заменил демократической интеллигенции политическое знание о причинах, динамике и генезисе институтов.

Ельцин пришел к власти сначала лишь как более решительная и радикальная версия Горбачева. Разочарование в Ельцине было метастазой разочарования в Горбачеве, и оттого еще быстрее и яростнее. Эти двое глубоко пропахали в мозгах борозду ожидания Лидера-Реформатора. А когда им на смену пришел термидорианец Путин, он сразу попал в колею.

Система РФ в характерных чертах возникла до Путина в 1990-е го­ды. Но только Путин, сам человек 1990-х, ее приручил и удочерил.

Страх «мира без России» стал грунтом мифа о Путине – царе-чудотворце страны, восставшей из пепла. Ему пришлось побороться за ауру персональной власти, которая Горбачеву перешла по должности в Политбюро, а Ельцину отдана революционерами августа 1991-го. Но дело сделано – мировой трон в Кремле установлен, а Россия оказалась в Сирии, где борется за крохи влияния с Турцией и Ираном.

Система использует Путина

Дискурс о России выглядит странно. В центре помещен Путин как самотворящий логос. Он действует сам, ни в чем для этого не нуждаясь. Он планирует, что хочет – и ничто из реализованного либо провального не меняет его положения. Он то погружен в прострацию (все чаще), то выходит из нее в произвольный момент. Чем держится страна в паузах его отсутствий, если стоит только на Путине? Этот простой вопрос не задают.

Проблема не в том, что Путина «надо заставить уйти». Проблема в том, чтобы деконструировать миф Путина как ложное основание происходящего – источник ментального шума, не дающий оценивать и думать. Центральное положение Путина нуждается в приписках – и ему приписывают тайные планы. Но приписывают так, чтобы Путина это ни к чему не обязывало. «Путин хочет привести во власть молодежь!» Любопытно, как бы он смог это делать? Но и тут вопросов не задают. «Путин запустит цифровизацию!», но как – не задев при этом выгод Двора? В чем же реформа – в выборе допущенных к бюджетам цифровизации?

Есть государственная власть в Российской Федерации. И есть Путин, играющий в ней роль – не ту, что приписывается. Внутри Системы РФ сложился эффективный аппарат применения Путина. Это важный, незаменимый блок делегирования суверенитета РФ. Сам Путин – один из управляющих модулем «Путина», он реален и опасен тому, кто забудет о его существовании. Но реальные держатели власти не сфокусированы на его личности. Они лишь оглядываются на него, оценивая риск своего саботажа и масштабы все еще доступных от президента благ. Но Путин не в фокусе их внимания. Им незачем «понимать Путина», чтоб знать, как обращаться с его Системой: она не он.

Путинское лидерство дискурса в 2000-е, оскудение 2010-х

Путинизм завоевывал страну дискурсивно. С осени 1999-го власть из косноязычной стала вдруг разговорчивой и оживленной и перешла на просторечный разговор со страной о реальных бедствиях. Этого давно ждали. В политическом языке лидерство Путина обозначилось раньше всего: на речевом поле вся оппозиция – и либеральная, и внутриаппаратная – проиграла ему сразу. Проиграла демократическим «канцеляритом», старосоветской риторикой и реформистским бесчувствием. Сегодня сохранять былую эмоциональность дискурса Путин не может и компенсирует это, исключая равноправный диалог. Теперь его речь звучит в одиночестве, не сравниваемая на слух. Зато он обрел уверенность звукорежиссера с пальцем на выключателе микрофонов в зале. За него теперь задушевно говорит пресс-секретарь.

Путин и «домысливающие за Путина» как функция

Журналист С. Шелин верно заметил о пресс-секретаре Пескове, что того «по ошибке считают ретранслятором Путина, хотя он для этого недостаточно осведомлен»[32]. Характерная роль в этом режиме, не обязательно связанная с должностью пресс-секретаря. В 2000-е годы даже я, бывало, выполнял эту роль, не имея официальной должности. В чем ее суть?

В мгновенном придумывании самоочевидности там, где ее нет. Путин при этом укутан в ауру загадки, непрозрачного ядра Системы. Who is Mr. Putin? Душа Путина как ящик Шредингера, где обитает кот российской государственности – в равной вероятности ни жив, ни мертв. Но к тайному ящику прилагается говорливый девайс-рационализатор. Он превращает темное в самоочевидное задним числом – постфактум. И так, что все сказанное остается личной догадкой и назавтра может быть отвергнуто. «Песков иногда несет такую пургу!» (с) – сам Путин ответственности не несет.

Борьба за контроль над Путиным четвертого президентского срока. Кому и чем его сдерживать

В неврозе «ближнего круга» усиливается страх перед вопросом: чьим будет четвертый срок Путина? Те, кто продвигал Путина на четвертый срок, не уверены, что сработали на себя, а не на будущую враждебную коалицию. Как снитч в квиддиче, Путин рвется из рук, не становясь самостоятельным игроком. Победитель в игре «на Путина» рискует украсить собой путинский список потерь. Отсюда не вытекает, однако, что Путину легко освободиться от «ближнего круга» и ему диктовать. Он может еще устрашать, не обнадеживая никого в отдельности, – вот узкий коридор его свободы, возможно, последней.

В тесном клубе господ Двора об этом догадывается каждый. И проступает невидимая часть придворной повестки: кому и чем сдерживать Путина четвертого срока? Вопрос, который должен решаться сегодня. Для этого нужно установить над Путиным непрямой, но ощутимый для него контроль, рискуя превратить президента в борца за собственные права.

Система РФ как путинский «эпонимат»

Путин пророс в Систему, стал институтом. Но это не лидерство, а «эпонимат»: превращение имени человека в эпоним путинской России. Сведенный к паролю Кремля, Путин остывает, а Россия перестает быть эмоционально «путинской». Интрига уходит из рук Кремля, а Путин оказывается актором среди акторов. Его несменяемость надорвала баланс внутри его системы. Единолидерство, где губернаторам отводят роли пажей и снежинок при Путине, комично, как сценки из «Карнавальной ночи».

Путин – ложный показатель дьявольской продуманности. «Волна или частица»?

С 2000-го всему происходящему в России все чаще приписывают свойства дьявольской продуманности. С этим допущением всем удобнее. Оно устроило технологов «управляемой демократии», либеральную оппозицию и отчасти даже исследователей России (Александр Эткинд: «Деградация российской публичной сферы носит глубокий, ярко выраженный и продуманный характер»[33]). Спор, какова в этой продуманности роль лично Путина, сродни спору физиков: «Волна или частица?» Путин – важная составная часть Системы РФ, он определяет ее стиль даже бытовыми слабостями – нелюбовью к сложностям, обычаем все решать в кругу товарищей, ленью ума и т. п. Но Путин лишь гребень волны, именуемой Системой РФ.

Как все такие фигуры, Путин явился «вовремя», чтобы выступить брокером мировой перестройки. Персональный масштаб, не имея решающего значения, ограничивает его готовность принимать сложные решения. У Путина здесь трудности, что всем хорошо известно.

Блокиратор государственных функций Системы РФ и ее виртуальный заместитель Путин

В путинской России никогда не отвергались ее конституционные основания. Присяга этим святыням – частая тема президента и официальных политиков. Нет оснований этому не верить – самые злостные из деформаций в Системе обеспечиваются с помощью конституционных институтов.

• Конституцию РФ охотно применяют для блокировки конституционного государства Российская Федерация

Путин – влиятельный обыватель развивающейся без него Системы внегосударственных сил, он чаще лавирует среди них, чем управляет. К нему бесполезно обращены все обвинения и проклятья. Но как такой объем разрушений Путину удалось бы проводить лично? Государственная функция Путина – быть объяснением для всего в РФ, то есть работать правдоподобной ложью. Он фальсифицирует реальное бессилие каскадом неформально передаваемых прерогатив. Это маскирует его роль обитателя Системы, часто пассивного.

Нехватка собственной силы Путина. Путин боится Системы

Путин побаивается Системы и предпочитает бороться с Америкой, так как внутри РФ Система его подмяла. Он устал дозировать закон и беззаконное насилие, дозировать бизнес, захват и кражу, делегируя свои прерогативы Двору. Он испытывает отвращение к друзьям из ближнего круга, экстраполируя презрение на граждан РФ вообще: разве кто-то другой будет лучше этих? При явных, жутких эксцессах насилия он все менее может вмешаться. Он чувствует нехватку собственной силы – ее действительно мало. Но, создавая временную силу всякий раз ad hoc, он вынужден прибегать к содействию Игоря Сечина в деле Улюкаева.

И ему кажется, будто ему опять и опять недостает власти. Что недостает полномочий «безобразие прекратить». Слабость государственных и гражданских прав он принимает за нехватку своих личных прав.

Функциональный надрыв президента

Путин по натуре малоработоспособен, он гедонист. Но на страну проецируется сериал неслыханной президентской гиперактивности. Путин раздираем мечтами упростить жизнь, предоставляя дела их ходу, а с другой стороны – страшится упустить нечто опасное. Не забывайте – все это происходит с человеком, который слово «политика» всегда рассматривал как пустое, как лишнюю помеху. Только что он прямо запретил новоизбранным губернаторам подбирать кадры «по политическим критериям».

Представи?м ли режим поведения Системы без Путина? Здесь нужен отдельный разбор, но иногда уже сегодня такая система у нас перед глазами. Президент все чаще выглядит статистом в чужих спектаклях.

«Композитность» Путина, оборотничество, смена масок и ролей

Фигура Путина дьявольски неуловима: он выступает то как лидер, то как выжига-бенефициар, то как надменный статист «ближнего круга». Нетрудно разглядеть по меньшей мере три или четыре функциональные роли, которые со­единяет Путин в своем лице. Он лидер выживших и гарант социалки – роль инерционная, но едва ли не главная в старом режиме. Он теневой пара-премьер – глава параллельного правительства, куда кабинет входит лишь частично, отчасти и этим парализован Путин – российское массмедиа, с высочайшей долей популярности: его молчания заметны, как погасший экран Первого канала. Наконец, он еще и президент, хотя к последней функции прибегает с неравным успехом­.

В финале Системы все эти роли разойдутся. Но не так далеко, чтобы исключить риск возвратного слияния неформальных властей Кремля в чрезвычайное единство, сегодня невообразимое.

Перегруженный несочетаемыми полномочиями, смертельно усталый Путин вынужден осторожничать, темнить, делегировать и скрывать намерения, как другие. А поскольку Система не отличает его от всей России, то его планы необсуждаемы. Они обдумываются и реализуются так, чтоб никто посторонний не собрал фишки пазла. И человек-Путин превращается заживо в план-Путина, нерасчленимое единство индивидуума, статуса и бедственной личной воли.

Путин выжил, и путинская Система жива, но не слушается создателя

Россия уже не Россия Путина, хоть Путин в ней прописан. Поскольку человек Путин ушел от выбора, политик Путин уже не определяет, как меняться России. Способен ли еще Путин стать автором реконструкции собственной системы? Ключевой вопрос.

После возвращения на третий срок и крымской аферы возник было страх, что Путин теперь не захочет ни на чем остановиться. Но проблема уже не в нем – Путин выступает триггером эскалации Системы РФ.

Путин политически преуспел – и Система РФ преуспевает хотя бы в том, что жива. Путин идейно неясен – такова и его государственность. Путин успокаивает, заверяет, перестраховывает долги, и РФ ведет себя так же. Разговор страны о себе нескончаем, а Путин – уста разговора и его сюжет. Раз нет логики в зигзагах Кремля – может быть, это просто метания человека? Между проводимыми курсами разрывы – что если это неувязки внутри путинской личности? И то, что населенцы терпят столь жалкое государственное положение, не оттого ли, что доверяют Путину и так сильно его любят?

При понимании российской власти, этого неопознанного объекта, нам предлагают выбирать между авторскими вариантами. Первый – авантюрный роман положений с головокружительно быстрой их сменой. По страницам расхаживает президент-авантюрист. Напрягая мир выходками, он после успокоительно их объясняет, сводя на нет.

Второй вариант: никаких зигзагов – есть воля автора. Он ведет нас тропой сюжета, от интриги к интриге твердой рукой, сквозь тьму врагов к яркому финалу. Рассказчик – Путин. Все окрашено его стилем и его сказом. Путин любит каламбуры и отдает им дань в своей политике. Он пересыпает скучную жизнь своими капризами. Отвлекая нас пустяками, он внезапно окунает в саспенс.

Совсем нетрудно представить Путина организующим началом Системы РФ. Правда, настораживает сходство его роли с ролью рассказчика-аниматора. Путин вечно пересказывает все тривиальнейшим образом, в стиле советского анекдота, где никогда не более двух-трех действующих лиц. Переходя от сюжета к сюжету, рассказчик придает связность мирозданию. Он то оживлен, то скучен. Десять лет управляемой демократии он заверял в пользе комфорта, стабильности и отказа от всех конфликтов – и неготовой бросил Россию в конфликт.

Рассказы Путина всегда любопытны. Он может рассказывать анекдоты с бородой, и его станут слушать. Ведь у него под рукой – советское устройство единовременного запуска ядерных ракет для уничтожения целого мира. Такого человека будут слушать всегда, он знает. Но все прочее происходит иначе.

То, что мы видим, чаще похоже на спектакль. Но может ли существовать такая обширная, дорогостоящая и масштабная подделка на одной восьмой суши? И я предпочитаю говорить не о режиме Путина, а о Системе РФ.