§ 4. Coup d’etat выборов  Президентские выборы в России – источник технологий власти

Система РФ возникала из предвыборных кампаний, которые российский избиратель долго наделял волшебной сверхценностью. Население РФ втянулось в выборы как в увлекательную и безопасную для себя игру, все 1990-е с удовольствием в них участвуя. Все и тогда знали, что выборы не формируют власть.

История новой России – это пунктир свершившихся электоральных фактов. Реальные основы государственности России – случайные импровизации забытых предвыборных кампаний. Президентские выборы меняли режимы, но источником перемен были не программы победителей, а их политтехнологии.

Применение политических, электоральных и медийных технологий никогда не считалось политикой. Вторжение этих практик в аппаратуру президентской власти превратило выборы в перевороты. Каждые президентские выборы проводятся в стилистике coup d’etat. Но нелюбимая в Кремле Конституция остается тем, что все еще боятся потерять вместе с властью.

• Выборы – недемократический способ активизировать аппарат власти при мобилизации населения в оперативном пространстве РФ

Культ выборов в Системе: утопия избираемости

Причина сохранения гигантской электоральной «вставки» в Системе РФ не вполне ясна. Система «забыла», как и почему в ней появился культ выборов. Утопия избираемости – остаточный след ранних времен советской системы. Призраки «рабочей демократии», «выборных Советов» и голосования за директоров вернулись в советский мир перед его коллапсом. Система РФ несет в себе демократическую генеалогию недостроенной государственности 1990-х. И хотя все институты обращены в ритуалы, демократическая случайность 1990-х вошла в основы путинского популизма. Не оттого ли Система РФ, крайне бережная в отношении основ своей устойчивости, консервирует заодно и конституционные ритуалы?

Выборы формируют прослойку вечных обитателей политической витрины. В этом слое решений не принимают, и кадры, могущие что-то решить, формируются не здесь.

Выборы: их антропологическая функция

Много споров ведут вокруг института выборов в Системе: меняется его место или нет? Было ли вообще в ельцинские годы благо по имени «свободные выборы»? Глядя на то, что есть, легко впав в уныние, сказать, что свобода была. Не вступая в спор, отметим одну антропологическую функцию российских выборов.

Популярность практики выборов в 1990-е годы, введшая демократов в самообман, была привычкой к сеансу массажа с притоком государственного внимания к человеческим тревогам и различиям, невидимым властному глазу. Мобилизация на выборы, реальна она или (все чаще) фиктивна, создает атмосферу недолгой заинтересованности властей в людях. В населенце как человеке. Чтобы выиграть реальные выборы или «показать хорошую цифру», надо хоть временно различать группы, сословия и меньшинства, которые от этого испытывают аффект признанности.

Выборы в Системе РФ – ее важный плебисцитарный мотив. Это государственное празднование перемены без перемен, вроде сожжения соломенного чучела Зимы.

Президентские выборы и электоральные режимы ad hoc

Придя в Россию, демократические выборы стали драйвером злостных видов коррупции. Выборы требовали создания мобилизующих политических машин, каких не было у тогдашних партий. Партии не могли содержать такие аппараты – а власть могла. Машину выборов строили ad hoc, ликвидируя затем вместе с документацией. Законные квоты финансирования кандидатов кричаще расходились с минимально необходимыми для кампании. Тем более, если требовалось сравнять шансы с сильными конкурентами. По объему электоральная коррупция уступала коррупции в ходе приватизации госсобственности. Но, в отличие от последней, коррупция на выборах виделась людям естественной, как покупка легионеров клубами в спорте. Электоральная игра увлекла политизированные массы, легализуя в их глазах почти все виды преступлений. Теневые деньги на выборах обрели легитимность, зато политический рынок погрузился в тень.

Возник дуализм системы власти и иррегулярных политтехнологических структур. Последние продвигали кадры во власть, обеспечивая той сохранность.

И во всех решающих точках схемы финансирования выборов сплетались с теневыми схемами финансов центральной и местной власти.

Электоральная Эос

Первые выборы президента прошли во всего лишь вероятной России/РСФСР летом 1991 года. Существуя лишь на бумаге с названием «Конституция РСФСР», страна еще не осела в новых границах. Сегодня говорящим свойством тех выборов выглядит то, что их фаворит, Глава РСФСР Борис Ельцин, отказался от предвыборных дебатов с конкурентами. А конкуренты еще были – сильные альтернативные кандидаты от власти. Отказ от дебатов с ними стал нормой. Он заложил принцип избранничества кандидата – хозяина положения.

Была и еще одна новация. В ритуале инаугурации Ельцина народный артист Олег Басилашвили описал РСФСР как правопреемника «тысячелетней России» – Киевской Руси, Российской империи и СССР. В его речи прозвучал ревизионистский тезис о воспреемстве Россией «трех братских славянских народов: русского, украинского и белорусского», с отсылкой «ко временам князя Владимира Святого, когда Русь приняла христианство». Летом 1991-го миф-новодел был лишь уловкой борьбы с Михаилом Горбачевым, реальным президентом СССР. Но выборы пройдут, и миф унаследуется поствыборными режимами.

1991–1994: режим военно-электоральной демократии

Вторым президентским выборам предшествовала уже забытая дискуссия о том, когда их лучше провести или, вернее, отложить – обещанные на лето 1994-го. Выбирать президента России? После 04.10.93 это виделось из Кремля слегка неуместным. Победитель, взявший власть силой, – хозяин власти. Ельцин в Кремле, кого еще выбирать? Формулу «Ельцину нет альтернативы»считали самоочевидным тезисом, с этим старалась не спорить даже КПРФ.

Танки Грачева обеспечили референдум по Конституции и выборы в Думу декабря 1993-го и теперь броском войск на Грозный открывали будущую думско-президентскую кампанию. Плохая идея совместить предвыборную кампанию с войной была производна от референдума-1993, так успешно совмещенного с танковым расстрелом Верховного Совета. Решение чеченского вопроса казалось накатанным путем к триумфу на выборах президента. Хитом президентской кампании Бориса Ельцина – 1996 станет ракетно-электоральная ликвидация президента Дудаева.

1995: сумерки исполнительной власти

Большие циклы российской политики задала календарная случайность: принятие новой Конституции и думские выборы по ней прошли в один день, 12.12.1993. В результате парламентские выборы на четыре каденции вперед, аж до 2011-го, стали преамбулой президентских. Проиграв борьбу за Думу, трудно выиграть борьбу за Кремль, начинавшуюся немедля вслед. Но именно это удалось Ельцину на президентских выборах 1996 года, вслед проигранным думским выборам 1995-го – как? Ценой института исполнительной власти, правительства РФ.

Проигрыш думских выборов коммунистам не привел к передаче им формирования правительства. Игнорировать поражение 1995 года казалось Кремлю естественным выбором: накануне решающих выборов глупо выпускать из рук такой электоральный девайс, как правительство Черномырдина. Решение сохранить кабинет, проигравший выборы, предрешило деградацию исполнительной власти в РФ. Развернулась война насмерть Государственной Думы с Ельциным (в которой победило тотальное коррумпирование Думы Кремлем). И возникла слабость всех правительств России, по Конституции осуществляющих исполнительную власть в РФ. Кабинет могучего Черномырдина, дважды вырвавший мандат доверия от Верховного Совета РФ и от I Думы, теперь был правительством кремлевской милостью. Уже в феврале 1997 года Ельцин приставил к Черномырдину двух замов с премьерскими полномочиями – Анатолия Чубайса и Бориса Немцова. Еще год – и «премьер-тяжеловес» узнал о своей отставке из теленовостей.

1996: безальтернативный кандидат

Президентские выборы – 1996 поныне возглавляют российский список дурных примеров. Но выборы не только принесли Ельцину второй президентский срок, но и породили идею преемника – в том виде, как это понятие воплотит Путин.

Время перед выборами – 1996 недаром проложено разоблачениями высших чиновников с обвинением – такой-то «скрывает свои президентские амбиции». Президентские амбиции становятся срамом, который надо скрывать, – грехом против безальтернативности. В 1996 го­ду на президентские выборы по новой Конституции РФ Борис Ельцин выйдет как безальтернативный гражданин, хотя и с рейтингом 5%.

В дни выборов незамеченным прошло решение об отказе президента от любого коалиционного сценария. А тогда речь шла о демократической коалиции с Явлинским, генералом Лебедем и Святославом Федоровым. В Кремле победила иная идея, впредь она войдет в обычай – перекупка противника должностью. Генерал Лебедь в 1996-м сполна испытал на себе горечь этой модели. 1996 год можно считать датой похорон политических коалиций в России.

Техника вопроса: мотивированное меньшинство голосует за безразличное большинство

Все российские политтехнологии с 1993-го («Да-Да-Нет-Да») и 1996 года («Голосуй или проиграешь») строились интуитивно, а после намеренно, на постулате: старушка-пенсионерка проголосует за власть. Выделилась и закрепилась логическая схема: «Люди голосуют за власть». Технологически из этого вытекало, что поскольку избиратель склонен голосовать за status quo, даже если им недоволен, то хорошо бюджетируемое сообразительное меньшинство обеспечит нужное голосование большинства и придаст ему вид легитимного.

Власть получает возможность обращать голосующих, словами Гефтера, в доверчивую массу. Однако голосующий не захвачен властью и в нее не вовлечен (без чего нет классической тоталитарной модели).

Предвыборные медиа

Выборы 1996 года памятны единодушием СМИ, сплоченных вокруг действующего президента. Теперь журналисты сетуют, что их «соблазнили антикоммунизмом». Но реальное новшество было в использовании их управляемости, а не идейности. Новый режим работы с медиа – проектное воздействие Кремля на прессу через владельцев, интеграция креативного планирования с политическими рекомендациями для СМИ. Рекомендации касались выступлений ньюсмейкеров для продвижения полезных «идеологем» и создания самих событий. Жанр рекомендаций Кремля, известный под именами «темников» и «методичек», по сей день почти не переменился.

Применение социологии как электорального научно- практического оружия власти стартует с выборов 1996 года. В дальнейшем социологи станут включенной стороной политического планирования Кремля – и снова штабное решение ad hoc входит в государственный распорядок. Возникает манипулирование оглаской социологических рейтингов – нужные вопросы подсказывают, конъюнктурно выгодные цифры оглашают в медиа. Социология при этом стала бюрократической социометрией – стратегическим орудием контроля масс и маневрирования власти среди против­ников.

Вопреки конкурентному вызову Зюганова, президент победил, будучи аутсайдером на протяжении почти всей кампании. Конкурентность выборов не уничтожена, но обесславлена. Ко всему, что давала Кремлю ультрапрезидентская конституция, добавилась регалия безальтернативности. Безальтернативность сыграет колоссальную роль на следующих выборах и в будущем станет прерогативой президентов России.

Штаб превращается в «окружение»

Проектную эффективность власти в кампаниях обеспечивали не столько политтехнологи, сколько легкость элитных сделок. Государство мыслится как атакованный штаб. Оно «вынужденно» прибегает к стратегическому поведению ради выживания, пренебрегая конституционной стыдливостью. После победы 1996 года штаб в видоизмененном составе продолжал собираться в Кремле. К весне 1997 года он превратился в проектное предвыборное подразделение администрации президента.

В проектную команду власти включались крупные бизнесмены, силовики, телепродюсеры и стратеги. Рядом с министрами на аппаратных совещаниях в АП сидят политтехнологи, социологи и руководители банков. Их согласованные действия без правил ошеломляли противников и опрокидывали их расчеты. Принцип формирования избирательных команд ad hoc перейдет в проектный принцип обеспечения интересов кремлевского Двора.

После критических выборов 1999-го выборы стали главным тестом лояльности для членов управленческого сообщества. У аппарата власти возникла хлопотная задача обеспечения результата выборов. Сначала – в смысле выполнения спущенной из Москвы установки сделать цифру. Далее – подключения средствами власти в этот внутривластный процесс бюджетников и значимых социальных групп.

• Выборы – это конкурс подчиненных лиц всех уровней за доверие к ним руководящих инстанций

Призыв силовых кадров в аппарат обострил игру.

Выборы преемника

Кампания продвижения «преемника» – первая, где партийную систему отодвинули в сторону. Фавориты в борьбе за президентство, Примаков, Путин и Лужков представляли не партии, а региональные альянсы и крупный бизнес. Партии упустили сцену власти из рук, партийные кандидаты Зюганов и Явлинский отошли на второй план. Многопартийность, лишенная президентских перспектив, и в будущем не вернется на большую сцену.

Выборы 1999–2000 годов, подготовку к которым Кремль начал сразу же после инаугурации 1996-го, имели уже четкий критерий. Преемник Ельцина должен не просто победить, но, победив, учредить безальтернативную власть.

Механизм избирательной кампании, который администрация президента подготовила к решающей битве, был нов и не повторял концепцию 1996 года. К выборам 1999–2000 годов медиамашина планирования-для-создания фактов была отлажена, новые политические технологии обеспечивали гегемонию власти. И после победы Путина систему оставят действовать в том же режиме.

Безальтернативность была не только ставкой выборов, но и ресурсом ельцинского кандидата. Путина следовало сделать «безальтернативным» прежде, чем он станет президентом: иначе в глазах избирателя передача ельцинских полномочий не могла состояться. Надо было внедрить безальтернативность внутрь механизма кампании, перенеся ее затем на фигуру нового президента.

Едва выборы в Думу были объявлены, пошли московские взрывы. Атака из Чечни подарила Кремлю экстремальность кампании. Кандидат Путин сам решал, воевать или не воевать в Чечне. Но военный импринтинг прошлых выборов 1993 и 1996 годов сужал коридор выбора. Связь президентских предвыборных кампаний с войной либо переворотом устойчиво закрепилась еще в 1990-е годы.

Осенью 1999 года военный консенсус поглотил былой реформистски -провластный. Передавая премьеру-регенту пост Верховного главнокомандующего, ушедший Ельцин драматически перенес акцент на безальтернативную власть. Примаков и Лужков не смогли предложить России свой вариант безальтернативной стратегии и выпали из нового фокуса.

Исключающая цензура

Многое из того, что считают родовыми свойствами путинского режима, берет начало из импровизаций ad hoc президентской кампании 1999–2000 годов. Феерический взлет поддержки кандидата Владимира Путина превратил публикации рейтинга в средство борьбы, затем – в орудие власти. С конца 2000 года устанавливается повышающий тренд доверия Путину, и теперь публикация данных обязана всегда показывать прирост «путинского большинства». Зависимость власти от высокого уровня рейтинга Путина ведет к нажиму на социологические службы. «Путинское большинство» превращается в опору новой власти, а манипуляция наводящими вопросами – в общий стиль российской социологии и пропаганды.

Тактические мелочи оказываются судьбоносными. С сентября 1999 года штаб Путина запретил «своим» ньюсмейкерам посещать эфиры «вражеских» телерадиостанций. Равно и «чужим» ньюсмейкерам закрылись «наши» эфиры. Правило закрепилось, и тем самым было найдено средство «мягкой» цензуры. Отсечение ньюсмейкеров от эфира вело к их изгнанию из политики. Обнуляя медийный вес политика, стоп-листы управляемой демократии обескровливали и наказанный телеканал. Политические высказывания следуют строгому либретто. Телеканалы и комитеты Думы получают еженедельную разнарядку на синхроны ньюсмейкеров.

Выборы 2003–2004 годов: безальтернативность деполитизируется

Президентские выборы 2004 года имели свою прелюдию в думских, и их также можно называть выборами 2003–2004 годов. Тектоника думской кампании и здесь предопределила президентские выборы 2004 года, причем неожиданным образом.

Успешные выборы «преемника» привели к тому, что участники совещаний по медиапланированию оказались во главе страны. Штаб выборов как самую известную им форму эффективной организации сохранили. Внутри команды развернулась борьба за вхождение в круг, близкий новому президенту, – ближний круг. Но тут уже победитель хотел «получить все». Экспроприация НТВ, наказанного за антиельцинизм и антипутинизм, лишь распалила аппетиты.

Расколу кремлевской команды в связи с «делом ЮКОСа» предшествовала идеологическая кампания против олигархов. (Идеологему «олигархи» взяли из арсенала (нереализованного) предвыборного президентского проекта Бориса Немцова.) После ареста Михаила Ходорковского в Кремле закрепилась доктрина отказа бизнесу в политическом представительстве. Доктрину успешно испытали на выборах в Думу 2003 года.

Драматургия «борьбы с олигархами» на старте сломала сценарии игроков. Либеральные партии потерпели поражение. Уйдя из Думы, они стали легкой добычей для манипуляций АП. Независимость КПРФ ликвидировали электоральными средствами, но при уже тотально контролируемых СМИ. Основой сценария был диссонанс избирателя-коммуниста между его пропутинскими настроениями и верностью КПРФ. Выбрав Путина, коммунист был готов изменить Зюганову. Кремлевскому штабу осталось подбирать голоса пропутинских коммунистов в корзину-ловушку «Единой России» (этот сценарий мы и называли «Сбор клюквы на болоте»). После выборов коммунистическая фракция в Думе сократилась вдвое. «Красный пояс» регионов поддержки КПРФ перестал существовать, а с ним испарилось и обычное право региона на собственное политическое лицо. «Единая Россия», не будучи реальной партией, присвоила конституционное большинство.

Выборы 2003 года обнулили партийную систему в роли политической инфраструктуры. А на президентских выборах 2004 года ее ждало еще одно небывалое унижение: Кремль (негласно) запретил партиям выдвигать их лидеров в кандидаты. Запугивание Путина «изменой элит» обострилось. Его уговорили выхолостить выборы, сделав их демонстрационно безальтернативными. По сговору с лидерами думской оппозиции партии выдвинули фиктивных кандидатов – заведомо непроходные фигуры второго и третьего эшелонов. С выборов сошли Зюганов, Жириновский, Немцов, Явлинский. Рабочий пароль сценария президентской кампании 2004 года был «Царский выход»: Путин является восхищенным избирателям и после медийного дефиле удаляется в Кремль с победой, достигнутой без борьбы. Безальтернативность здесь обрела высшее театральное воплощение, которое Кремлю удастся перекрыть лишь в 2018 году.

Тандем: демобилизующая модернизация

Выборы 2007–2008 годов памятны отходом Путина с поста президента и формированием тандема Медведев—Путин. В этих выборах не могло быть конкурентной игры. В них мы найдем все виды неограниченного распоряжения страной: триумф возглавления партии «Единая Россия» с выкликанием кандидата-счастливчика. Обнаружилась кстати никчемность страхов «России без Путина», которыми запугивали Путина и себя: безальтернативного Медведева выбрали большинством голосов, равным путин­скому.

Кампания 2012 года и «подавляющее большинство»

Президент одного срока Дмитрий Медведев, без его инициативы продвинутый Путиным в Кремль, подорвал две твердыни: концепт преемника (раз преемником ему было стать не дано) и концепт президента (оказалось, что президентство приобретают по сговору и на время). Именно Медведева объявят виновником порочной схемы тандема. Сохраненный в функции премьера, он стал живым основанием гонений на всех, кто его поддерживал, – олицетворенным образом проклятого либерала. Новоизобретенное гонимое меньшинство либералов как мем и обесчеловеченная карикатура Врага появляется в предвыборной кампании Владимира Путина 2012 года.

Внутри президентской избирательной кампании 2012 года мы встретим почти все элементы будущей реакции. Здесь и раскол путинского консенсуса, и приглашение отребья к участию в погромных акциях против противников, вплоть до убийств. Точечные карательные атаки сначала против Pussy Riot, а в дни инаугурации – против участников митинга на Болотной 5 мая 2012 года. Постановочные сюжеты государственного телевидения становятся «основанием» уголовных дел и арестов…

Тандем закончился фиаско «рокировки» – возвращением президентства Путину из рук Медведева. Но внутри карикатуры скрыты важные перемены. На месте былого электорального «путинского большинства» замаячил призрак тотального большинства – большинства уже не электорального. Подавляющее большинство предшествует выборам, его совершенно незачем подсчитывать. Задача политтехнологов и социологов – его мобилизовать на выборы, а в промежутках крепить его нерушимость советами по его консер­вации.

Сложившийся в стране массовый тип электорального поведения – какой-то меланж аномии с мобилизованностью. Десятки миллионов бывших избирателей – сообщество молчаливой сделки, готовое к пересмотру ее условий в сторону ухудшения, – но неясно, до какой степени.

Выборы, перестав быть игрой для страны, остались интенсивным квестом самой российской бюрократии.

Привилегия в Системе – само право за­явить о своем политическом существовании

Проблемой в деполитизированной ситуации является не право выставить кандидатуру с политической программой, а одна возможность заявить о своем политическом существовании. Это проблема для частных лиц и общественных сил – и абсолютное табу для персоналий из мира власти. Базовое условие легитимности путинской Системы в данной версии – небытие альтернативных персон власти в поле зрения избирателя. Влиятельная персона во власти, выдвинувшая себя кандидатом на президентских выборах, рассматривалась бы как преступник, покушающийся на политическую жизнь президента.

Политтехнологи в генезисе Системы

Между двумя мировыми войнами говорили о «вторжении масс». Теперь следует говорить скорее о массах, покидающих политику, бросив элиты наедине с ней. Политтехнолог стал специалистом по организации встреч избирателей с политиками – встреч, которые иначе не состоятся. Технологии не безразличны к политическому конфликту, но по-другому работают с ним. Политтехнологически управляемый мир – это цепочка искусственно создаваемых конфликтов. Принцип один: они не должны соответствовать обычным общественным водоразделам, поскольку те устойчивы и бесполезны в электоральной игре. Электораты – не социальные группы, а искусственные конструкты с нестойкими целями. Линии конфликта проводятся так, чтобы потенциальное большинство могло в беспамятстве хоть на миг собраться в один класс, оказавшись на стороне клиента.

Техника подсветки и затемнения объединяется сквозным сюжетом. Сюжет должен быть непременно воспринят массовой аудиторией. Нежелающий воспринять сюжет испытывает одиночество идиота, изгоя в своей стране.

В центре сюжета выборов всегда человек Путин, представленный автором событий. Без этой главной иллюзии прочие бы не состоялись. Драматический сюжет одинокой личной власти питает эмоцию доверия людей. Они ощущают горизонты своего выживания большими, чем те есть.

Принцип электорального большинства и меритократия работоспособны лишь внутри известной процедуры. Путинская «управляемая демократия» практиковала симбиоз меритократии с электоральностью, где первая контролирует и уравновешивает вторую. Риск же был в том, что выбранный сам сочтет себя наилучшим. Результату выборов придали меритократическую легитимность.

Выборы всех уровней в стране мало-помалу стали «выборами Путина», его одного. Коррумпированная избирательная машина надрывается задачей убедительной пролонгации полномочий под видом выборов. Наконец, как на выборах в Приморье, раздается неслышный свисток из Москвы, и фальсификатор спешит к урнам, отсыпая и досыпая необходимое. Театр закрывается.

Выборы в Системе: избиратель исчез, по­явился административно мобилизованный

Сочетание прошлых махинаций с действием всероссийской машины мобилизации на выборах 18 марта 2018 года привело к новому результату. Выборы издавна были несправедливыми и просто фиктивными, но теперь фиктивен сам российский избиратель. «Административно-производственно мобилизованный», он перестал существовать – его привлекают к голосованиям. Сам он не видит себя избирателем, а изменения во власти не соотносит со своими голосованиями.

На президентских выборах мы видели в действии корпоративно-территориальную машину мобилизации. Ее электоральная схема собиралась прямо внутри производств и корпораций. Людей объеди­няли в мобилизационную сеть с собственным активом, используя места их пребывания и размещения.

Ячейки сети привязаны к крупным корпорациям, предприятиям, ЗАТО и, конечно, к территориям проживания. На выборах эта механика мобилизации дала около 3–5% дополнительной явки. Поскольку в нашей системе президентские выборы всегда являются креативной достройкой Системы, следовало ожидать, что и эта машина всероссийских масштабов будет пущена в ход.

Избиратель голосует за власть, а не за ее легитимность

Избиратель, который голосует за власть (в лице одной из партий-наседок), не совершает акта власти. Он удивится, услышав, что ему приписывают голосование «за легитимность власти». Он хочет власти, но ему безразлична ее легитимность.

• Голосование за власть в России не есть акт власти. Для голосующего голосование есть смиренное присоединение к власти в предписанном ему хронотопе

Оно не лишено тревожных сомнений – к тем ли он присоединился? Вдруг и эти все же не власть? Вот что стало трудностью для партии «Единая Россия».