БОЛЬШАЯ ЭЛЕГИЯ НА ПЯТУЮ СТОРОНУ СВЕТА

БОЛЬШАЯ ЭЛЕГИЯ НА ПЯТУЮ СТОРОНУ СВЕТА

Как будто теченьем — все стороны света свело

К единственной точке — отколь на заре унесло.

Прощай, ворочайся с Востока и Запада вспять.

Пора. Возвратно вращайся — уж нечего боле гулять.

От Севера, с Юга — вращай поворотно весло.

Ты знаешь, не новость, что мир наш он — крест,

Четыре животных его охраняли окрест.

И вдруг они встали с насиженных мест —

И к точке центральной — как будто их что-то звало,

А там, на ничейной земле, открылася бездна-жерло.

С лавровишневого юга на черном сгустившемся льве

Ехала я по жестокой магнитной траве.

Там на полуночье — жар сладострастья и чад,

Там в аламбиках прозрачных багровое пламя растят.

Вдруг грохот и шум — впереди водопад.

Обняв, он тянул меня вглубь, куда тянет не всех,

А тех, кто, закрывши глаза, кидаются с крыши навек.

Но, сделав усилье, я прыгнула влево и вверх.

И это был Запад — где холод, усталость и грех.

При этом прыжке потеряла я память ночей,

Рубины и звезды, румянец и связку ключей.

А мельница крыльев вращалась, и вот уже я

На Севере в юрте, где правит в снегах голова.

Но снова скольжу я на тот же стол водяной

Со скатерью неостановимой, и книги несутся со мной.

Тогда на Восток я рванулась в последней надежде,

Где горы, покой, там боги в шафранной одежде.

Но сколько же ты ни вращайся на мельнице света сторон,

Есть два только выхода, первый: паденье и склон.

Другой — это выброс во внешнюю тьму,

Его я отвергну, там нечем кормиться Уму,

Там нет ни пристанищ, ни вех, ни оград.

О нет! Остается один водопад.

Та страшная точка, она — сердцевина Креста,

Где сердце как уголь, где боль, пустота.

Но это же сердце — грохочет там кровь —

Наводит надежду, что в гневе сокрыта любовь.

Прощай, моя мельница, света сторон колесо!

Меня уже тянет и тащит, я вас вспоминаю как сон.

Никто мне уже не вернет ни ключей, ни камней,

Ни имен, ни костей.

Я с искрою света в ладонях лечу среди ливня теней.

О ливень, о мельница, о водопад!

Мы смолоты в пепел и прахом осядем на дне.

Лев, ангел, орел и телец растворились во мне.

Но если успеешь еще оглянуться вверх, на исток —

Там стороны света кружатся, как черный цветок,

И если я искру с ладони своей проглочу —

То чудо случится — я вверх в сердцевину лечу.

Уже меня тянет обратный подъемный поток.

Как будто пропеллер, а в центре его — граммофон

(А музыку слышно с обеих сторон).

И вот вылетаю в рассветную радость, в арбузный Восток.

Я вспомню тотчас, что мир — это Крест,

Четыре животных его охраняют окрест,

А в центре там — сердце, оно все страшнее стучит.

Я вспомнила память, нашла золотые ключи.

Четыре животных к концам своих стран побежали.

Чтоб сразу за всеми успеть — распяться надо вначале.

Ангел над головой, лев красногрудый в ногах,

Двое других по бокам, на часах.

Лука, Иоанн, Марк и Матфей

В розовом сумраке сердца сошлись со связками книг.

Сердце, сердце, прозрей же скорей!

Сердце глазёнком косится на них.

У мысли есть крылья, она высоко возлетит,

У слова есть когти, оно их глубоко вонзит.

О, ярости лапа, о, светлого клюв исступленья!

Но ангел с Тельцом завещали нам жалость, смиренье.

Я всех их желаю. И я не заметила — вдруг —

На Север летит голова, а ноги помчались на Юг.

Вот так разорвали меня. Где сердца бормочущий ключ —

Там мечется куст, он красен, колюч.

И там мы размолоты, свинчены, порваны все,

Но чтоб не заметили — время дается и дом.

Слетая, взлетая в дыму кровянисто-златом,

Над бездной летим и кружим в колесе.

В крещенскую ночь злые волки сидят у прорубной дыры.

Хвосты их примерзли, но волки следят за мерцаньем игры

Звезд, выплывающих снизу, глубокие видят миры.

Зоркие жалкие твари — не звери-цари.

Волки — то же, что мы, и кивают они: говори.

Мутят лапою воду, в которой горят их глаза

Пламенем хладным. Если это звезда, то ее исказила слеза.

В ней одной есть спасенье, на нее и смотри,

Пока Крест, расширяясь, раздирает тебя изнутри.

январь, 1997