Новые нѣмецкіе философы

Новые н?мецкіе философы

Случайно попалась мн? книжка одного изъ новыхъ н?мецкихъ философовъ по имени Лёвенталя. Тоненькая брошюрка въ 36 печатныхъ страницъ, третье изданіе, 1861 года (были потомъ и еще изданія), подъ громкимъ заглавіемъ «System des Naturalismus». Прибавить нужно, что имя автора я слышалъ н?сколько разъ какъ что-то значительное.

Оказалось, что это родъ какой-то натурфилософіи; а какого свойства эта натурфилософія, сейчасъ видно изъ сл?дующихъ словъ предисловія:

«Прямо же ввелъ въ н?мецкую философію натурализмъ въ первый разъ Людвигъ Фейербахъ и его единомышленники — а вм?ст? съ т?мъ они ввели и самую философію въ число вопросовъ дня и жизни н?мецкаго духа, хота это было сд?лано большею частію только на проблематическомъ основаніи и было разработываемо Молешоттомъ, Фохтомъ и Бюхнеромъ почти въ вид? догмата».

Какъ видно, и претензія у автора не малая — устранить проблематичность Фейербаха и догматичность Молешотта, Фохта и Бюхнера.

Все это, впрочемъ, ничего; все позволительно и въ порядк? вещей. Не буду также говорить о метод? и о систем? автора; ибо никакой методы въ этой систем? не оказалось. Но мн? попалась въ брошюрк? диковинка, истинно достойная см?ха, и на ней-то я и остановлюсь ради удовольствія читателя.

Лёвенталь, между прочимъ, утверждаетъ, что св?тъ и теплота получаются не отъ солнца, какъ видитъ читатель, это очень см?ло, ново и разрушаетъ одинъ изъ самыхъ распространенныхъ предразсудковъ. Но не въ этомъ еще диковинка; въ изв?стномъ смысл? съ этимъ мн?ніемъ нашего философа могли бы даже согласиться физики, именно сказать, что земныя явленія св?та и теплоты д?йствительно не приходятъ къ намъ отъ солнца прямо и ц?ликомъ, а только возбуждаются солнцемъ. Диковинка же состоитъ въ сл?дующемъ:

И такъ, вотъ отчего л?томъ бываетъ тепло, а зимою холодно. Д?йствительно, во время нашего л?та, то есть л?та с?вернаго полушарія, того л?та, теплотою котораго наслаждается философъ Лёвенталь, земля бываетъ дальше отъ солнца, ч?мъ во время нашей зимы. Но философъ судитъ ужь очень субъективно; онъ думаетъ, что когда для него наступаетъ л?то, то оно наступаетъ для всей земли, и что когда ему холодно, то весь земной шаръ зябнетъ. Онъ забываетъ, что во время нашего л?та на другомъ полушаріи зима, а когда у насъ зима — тамъ л?то. Какое же значеніе зд?сь можетъ им?ть большее или меньшее удаленіе земли отъ солнца?

О, гонители предразсудковъ!

Приведу другой прим?ръ новой н?мецкой мудрости. Въ журнал? Ноака „Psyche“ въ первой тетрадк? 5-го тома, 1862 г., пом?щена шутка подъ заглавіемъ: Разговоръ между духомъ Канта и профессоромъ Іенскаго университета Фортлаге». Для большей ясности д?ла зам?тимъ, что журналъ этотъ держится матеріализма, что въ немъ есть родъ философскаго, что въ каждомъ номер? бранятъ Куно Фишера и пр. Въ статейк?, которой заглавіе мы привели, разсказывается, что Фортлаге сидитъ ночью въ своемъ кабинет? и размышляетъ объ ученіи Канта; именно горюетъ, что матеріалисты не знаютъ этого ученія и потому косн?ютъ въ своемъ заблужденіи. Вдругъ является духъ Канта и начинаетъ объяснять профессору настоящій смыслъ своего ученія; изъ объясненій выходитъ, что кантовская философія будто бы совершенно согласна съ матеріализмомъ.

Не стану излагать разговора; зам?чу только одну забавную черту. Духъ Канта подсм?ивается надъ профессоромъ Фортлаге, зач?мъ онъ засид?лся за полночь.

«Вотъ матеріалисты», — говоритъ онъ, — «т? теперь уже спять; они, какъ люди трезвые, не проводятъ полночи за своей конторкой, а рано идутъ въ постель и рано встаютъ и пр.». Германія, такъ Германія и есть!

Главное же, на что мы хотимъ обратить вниманіе, есть то понятіе о кантовской философіи, которое излагается въ этомъ разговор?. Достаточно будетъ привести заключительныя слова, которыя авторъ влагаетъ въ уста самого духа Канта.

«Вотъ положеніе», — говоритъ этотъ духъ, — «которое пролегомены выставляютъ какъ главное положеніе и вм?ст? какъ результатъ всей критики чистаго разума: „Всякое познаніе изъ одного чистаго разсудка или изъ одного чистаго разума ничто иное, какъ одна видимость, и истина заключается въ одномъ опыт?. Посредствомъ вс?хъ своихъ чистыхъ принциповъ разумъ научаетъ насъ никакъ не бол?е, какъ только предметамъ возможнаго для насъ опыта, да и относительно этихъ предметовъ только тому, что можетъ быть д?йствительно дознано на опыт?“.

Хотя эти слова и выставлены какъ буквальная выписка изъ Канта, и даже обставлены кавычками, но въ самомъ д?л? они представляютъ умышленно искаженное м?сто изъ Канта. Объ этомъ догадается всякій хотя бы по фраз?: истина заключается въ одномъ опыт?. Говорить такимъ образомъ Кантъ не могъ.

Для сравненіи приведемъ подлинныя слова Канта изъ Prolegomena (§ 59).

„Такимъ образомъ мы не отказываемся отъ нашего прежняго положенія, которое есть результатъ всей критики: „что нашъ разумъ посредствомъ вс?хъ своихъ принциповъ научаетъ насъ никакъ не больше, какъ только предметамъ возможнаго опыта, да и относительно этихъ предметовъ только тому, что можетъ быть дознано на опыт?“; но это ограниченіе еще не значитъ, чтобы онъ (разумъ) не могъ довести насъ до объективной границы опыта, именно до отношенія къ чему-то такому, что само не есть предметъ опыта, и однако же, должно быть посл?днимъ основаніемъ всякаго опыта и пр.“.

И такъ, н?мцы забыли Канта! Они не понимаютъ его; умышленно или неумышленно, но они искажаютъ его слова; они хотятъ выставить его пропов?дникомъ голаго эмпиризма.

Впрочемъ, самое зам?чательное во всемъ этомъ, конечно великая сила славнаго имени Канта. Собственно говоря, въ глазахъ Ноака и его единомышленниковъ Кантъ долженъ бы принадлежать къ такимъ же сумасбродамъ, какими они считаютъ Гегеля, Шеллинга и другихъ. Но, изд?ваясь надъ самыми великими философами, н?мцы все еще не см?ютъ коснуться Канта. До сихъ поръ это имя остается несокрушимымъ; до сихъ поръ назвать Канта значитъ назвать философію. И вотъ почему они ограничиваются только т?мъ, что всячески стараются перетолковать его каждый по своему. Нужно, сл?довательно, и за то быть благодарнымъ.