НЕЛЕГКИЕ ДНИ «КРАСНЫХ ДНЕЙ» (о Знаменском А. Д.)

НЕЛЕГКИЕ ДНИ «КРАСНЫХ ДНЕЙ»

(о Знаменском А. Д.)

Я пришел проведать его в больницу. Лет пятнадцать тому назад. Он чувствовал себя уже сносно, а потому мы

вышли в скверик, сели на лавочку, поговорили о том, о _сем. И вдруг он стал мне рассказывать о том, что пишет новый роман о гражданской войне, о командарме Миронове. Кто такой Миронов, я представления не имел. Мы знали тогда двух легендарных командармов — Ворошилова и Буденного. Но, оказывается, был еще и третий — Миронов Филипп Кузьмич. Донской казак, лихой рубака, вольнодумец, любимец донского казачества. Из рядового поднялся до командарма. Воевал за Советы. А потом был рекомендован самим Лениным на пост инспектора казачьих войск при ВЦИКе. Выехал в Москву за назначением, но к месту вызова не прибыл. По дороге был арестован по интриге Троцкого и злодейски убит во внутреннем дворике тюрьмы во время прогулки.

Необыкновенно яркая личность. Его сопровождал буквально фейерверк громких событий тех огненных лет.

— Фигура ярчайшая! — заметно волнуясь, говорил Анатолий Дмитриевич. — Похлеще Ворошилова и Буденного… Кстати, некоторые славные дела его они приписали себе…

Мне показалось, что это уж слишком. По тем временам эти его слова прозвучали почти кощунственно. Легендарные командармы, и вдруг какой?то Миронов!..

Я промолчал, усилием воли сдержав себя.

Анатолий Дмитриевич, очевидно, почувствовал мое смущение. Спокойным своим, с хрипотцой, голосом стал рассказывать, как все началось. К нему пришли бывшие участники гражданской войны, воевавшие под командованием Миронова. И принесли «два мешка» документов. Собирали тайком всю жизнь. Но время подходит к последней черте, надо куда?то определить бесценные бумаги. Думали они, думали, присматривались ко многим писателям. И вот остановились на нем. В надежде, что именно он распорядится документами как следует. Расскажет правду о любимом командарме, незаслуженно вычеркнутом из истории картавыми комиссарами. К тому же отец его был писарем при Миронове.

— Я как глянул, — говорит, — и ахнул! Это же настоящий клад. Потом они приносили еще документы. У меня от них голова шла кругом. Свидетельства о расказачивании на Дону и Кубани. Директивы Свердлова и Троцкого о поголовном истреблении казачества. О том, как подло был убит Миронов. Совсем недавно за одну такую бумаж

ку сгноили бы в тюрьме. Да и теперь я не уверен, что не поплачусь. Но молчать не буду. Все скажу. И постараюсь издать…

Тут я как бы успокоился. Вижу, что дело серьезное. Что это не творческая бравада о смелых намерениях. А на самом деле судьба бросает ему новый вызов, и он не страшится принять его.

Жизнь распорядилась так, что я оказался одним из тех, кто ближе всех стоял у истоков этого огромного, ценнейшего исторического труда А. Д. Знаменского.

Меня пригласили ответсекретарем в альманах «Кубань», который редактировал тогда Александр Васильевич Стрыгин. Это 1981–1985 гг. К нам в редакцию частенько захаживал Анатолий Дмитриевич и этак ненавязчиво, в доверительном кругу «раскручивал» сюжет нового романа. Чувствовалось, уже по написанному.

Несколько раз я слушал его эти рассказы и в нашем маленьком Литературном музее, которым заведовал тогда большой любитель поэзии и сам поэт Иван Иванович Савченко.

После Анатолий Дмитриевич признавался мне, что «пробовал» на нас свой замысел. Мол, воспринимается или нет показ гражданской войны под этаким ракурсом. Новая личность в истории.

— …Вижу, воспринимается. И тогда я решил…

И тогда он принес нам в альманах первые главы романа — хроники, который назывался первоначально «Золотое оружие».

Первыми читателями этих глав были мы с Петром Ефимовичем Придиусом, тогдашним заместителем редактора. Передавая мне рукопись, Петр Ефимович сказал, что Анатолий Дмитриевич предельно сгладил острые места, чтоб нас не подставлять перед цензурой.

Тогда было строго. Помню, в каком?то очерке проскользнуло название аэродрома. Мы просмотрели, в Лито недоглядели. И вот когда уже был отпечатан весь тираж альманаха, кто?то досмотрелся?таки. И нам, всем работникам редакции, и нескольким человекам из издательства пришлось лезвием безопасной бритвы выцарапывать слово.

Я рассказал об этом, чтоб было понятно, почему Анатолий Дмитриевич позаботился об «острых углах». Сам

бывший редактор, он знал все тонкости прохождения номера в печать.

Уже по первым страницам было ясно, по крайней мере мне, что это новое слово о гражданской войне. Новое и смелое. Что рождается произведение всесоюзного исторического значения. Так оно и вышло. Оно поражает своей дерзостью. Даже в приглаженном виде главы будущего романа о Миронове, сиречь о тех временах, смотрелись довольно остро. Как они прошли, протиснулись сквозь цензуру, для меня осталось загадкой.

В общем книга состоялась. Двухтомник! Она получила Государственную премию, прошед сквозь мелкое сито контролирующих инстанций, сквозь целый сонм «заинтересованных» рецензентов.

В институте марксизма — ленинизма на книгу дали положительные рецензии. Но к печати не рекомендовали. Мало того, даже не выдали на руки копии рецензий.

Тем не менее. Книга триумфально пошла по стране. Имя Миронова, народного героя, одного из ярчайших командармов, было восстановлено. Многие стороны революции 1917 года и гражданской войны были показаны в новом аспекте.

Еще до выхода книги Анатолий Дмитриевич говорил не раз:

— В литературном отношении роман не блещет. Это скороспелая публицистика. Я торопился, поэтому закрывал глаза на стилистические огрехи. Для меня важнее было втиснуть в роман все, что оказалось волею судьбы в моих руках. На меня давил огромный материал. Было бы преступлением пренебречь хотя бы одним фактом, одним документом. Надо было выплеснуть на бумагу все. А потом уже… Если доживу до второго, третьего издания, то почищу и стиль, и язык.

Не дожил.

Мне кажется, чистить здесь стиль и язык не надо. Это настоящая россыпь ценнейших фактов и документов. С вполне добротными литературными связями. Это живая, еще кровоточащая история казачества и вообще русского народа, России. Она дает новое представление о том, кем и как делалась революция, кем и как были потом преданы ее идеалы. О тех мутантах, которые совершили кровавый эксперимент над Россией. А потом залили ее кровью русского народа. И о тех, кто уже тогда видел всю пагубность дикого эксперимента.

Например, донской литератор Роман Кумов, перед смертью от тифа, написал четверостишье:

Распята Россия врагами

На старом библейском кресте,

Который воздвигли мы сами

В душевной своей простоте…

Эти стихи звучат нынче особенно актуально. Нас снова предали и предают на каждом шагу. Пользуясь все тем же — душевной нашей простотой.

Неужели же это наша историческая судьба? Не хочется верить в это.

ИВАНЕНКО Виктор Трофимович родился в 1922 году в Краснодаре. Окончил ФЗУ, работал токарем на заводе «Краснолит»; грузчиком, разнорабочим на стройках в Краснодаре и Херсоне.

В 1939 году окончил без отрыва от производства Краснодарский аэроклуб и на общественных началах работал инструктором — планеристом.

В 1940 году был направлен на учебу в Центральную летную школу инструкторов. После окончания школы работал летчиком — инструктором в Бийском, а затем Барнаульском аэроклубе Алтайского края.

В 1942 году призван в ряды Красной Армии и был направлен в систему военных учебных заведений ВВС готовить пилотов для фронта.

В 1958 году уволен из рядов Советской Армии по состоянию здоровья.

Первые рассказы В. Иваненко были опубликованы в 1957 году в газете «Советская авиация».

Первая книга «Валька из Ростова» вышла в 1963 году в Краснодаре. Затем вышли его книги «В долине Коп- сан», «Угол атаки», «Перехватчики». О сельских тружениках «Январь в станице», «Встречи в степи», «Страда».

Член Союза писателей СССР с 1968 года. Неоднократно избирался ответственным секретарем Краснодарской краевой писательской организации. Был депутатом краевого Совета народных депутатов.

Награжден девятью медалями, знаком министра обороны «За шефство над Вооруженными Силами», дипломом первой степени Краснодарского отделения Союза журналистов.

Живет в Краснодаре.