ЛЮЦИФЕР НАД ПРОВИНЦИЕЙ (Или как живется селу на Кубани)

ЛЮЦИФЕР НАД ПРОВИНЦИЕЙ

(Или как живется селу на Кубани)

Как живешь, бывшая жемчужина России — Кубань?

Под таким, можно сказать, шугочно — печальным девизом мы и отправились в Брюховецкий район. Мы — это четверо писателей Краснодарской краевой организации СП России — Кронид Обойщиков, Михаил Ткаченко, Петр Придиус и я.

А перед этим по местному телевидению показали документальный фильм о поездке по краю главы администрации Николая Игнатовича Кондратенко. Вот бы кругнугь этот фильм по ОРТ или хотя бы по РТ! Пусть господа реформаторы посмотрят, что они сотворили с жемчужиной России. Незасеянные поля, ощетинившиеся позапрошлогодней стерней. Неубранный подсолнечник с 1994 года. Разоренные фермы, тощая, едва стоящая на ногах скотина, озлобленные до предела люди.

Почти как в 32–м году после наезда российского Мамая — Лазаря Кагановича. Тот, правда, еще расстреливал и выселял упрямых целыми станицами. Сейчас не расстреливают и не выселяют. Люди сами вымирают. За прошедший год демографический коэффициент на Кубани составил 0,76. Смертность превышает рождаемость.

Что же происходит? Люди об этом так говорят.

Нашим правителям не нужны стали отечественные кормильцы. Они кормятся с Запада. Идет планомерное, почт и откровенное истребление русского народа. Над Россией с телеэкрана реет Люцифер. На втором плане. За улыбчивым оскалом обезьянки, за танцующей фурией в черном в обтяжку; за смазливой жрицей любви, задувающей последний огонек свечи, символизирующей огарок здравого смысла; якобы оступившаяся в никуда уточка и, наконец, двуглавый жирафчик, утверждающий раздвоение личности.

На первый взгляд, невинные и даже забавные заставки. На самом же деле это четкие символы разрушения всего и вся.

За картинками и музыкой следует порция анонса американских боевиков, триллеров и страшилок, от которых мутит уже. Это и есть образцы духовной пищи, которую нам предлагают на ночь или в выходной день.

Люди все видят и понимают!

Механизм околпачивания и вживления кода духовной деградации прост до примитива. И гениален, как все простое. И надо отдать должное изобретателям этой духовной трепанации: некоторые слабонервные люди, доведенные до отчаяния этим теленасилием, осознав невозможность прекратить это телебезобразие, постепенно смиряются с судьбой, как человек на войне, постоянно смотрящий смерти в глаза, смиряется с мыслью о смерти. И начинают жить в назначенном судьбой ключе. Уже без внутреннего протеста.

Сильные духом как?то протестуют. Идут на митинги, пишут в газеты, в правительство, Президенту. И ждут, и надеются, когда же сатана уймется. Таких абсолютное большинство.

На антинародный телерадиопресс русский народ отвечает просто: люди почти не включают телевизор. Не говоря уже о радио. Там вообще идет оголтелая демнакачка прокуренными и пропитыми голосами. Ну а если включают телевизор, то не смотрят и не слушают. Кроме футбо

ла и старых фильмов про любовь. В остальном мельтешит он и пусть себе мельтешит. Какая — никакая наполненность быта.

Незадолго до нашего приезда в Брюховецкой побывала Екатерина Шаврина. О ней здесь вспоминают с благоговением. Поют песни из ее репертуара. В их числе «Старая дорога». Там, говорят, есть такие слова: «Нет, не исчезла, не оскудела сила таланта родимой земли».

Поистине!

Мы встретились с трудовым коллективом администрации Брюховецкого района. Прекрасные лица, внимательные, доверчивые глаза. Слушают с живым интересом. И, чувствуется, наши мысли совпадают.

Местный бард и поэт Игорь Иванович Маркозашвили прочитал стихи «Я грузин, но весь пропитан Русью…»

А потом выступила женщина. Без особых жалоб на судьбу, на разор в стране она поведала, как они борются с центральным телерадиоядом. Оттаскивают детей от телевизора. Раньше оберегали от влияния плохих мальчишек. Теперь — от телевизора.

В Доме учителя перед нами выступил самодеятельный хор. Это в основном учителя. А потом беседовали. Трудно передать словами душевную боль и тревогу людей, готовых на денный и нощный труд, лишь бы жила держава. А иногда мне казалось, что они уже доведены до состояния граждан древнегреческого осажденного города, которые, отчаявшись, сначала плакали, потом пели, а потом начали смеяться.

Сельчане уже не плачут. Они поют. Но начинают уже посмеиваться. И хотят одного — сбросить это дурацкое демократическое иго, под которым очутились в одночасье. Триста лет Россия жила под игом. Но тогда брали десятую часть доходов у населения. Сейчас отбирают почти все.

Тяжелое впечатление от поездки. За улыбками, песнями, добрым гостеприимством мрачно маячит второй план их бытия: утрата чувства уверенности в завтрашнем дне, тревога за благополучие семьи и страны. Глубокое душевное смятение от своего бессилия что?либо изменить к лучшему.

И если б не дальний, глубинный план их жизни, впору хоть удавиться.

Я разговорился с одной пожилой женщиной. Мол, внешне у вас как будто все хорошо… Она не дала мне договорить.

— Это внешне. А вообще?то тяжело… — Она помолчала. Потом вдруг лукаво так взглянула на меня. И в глазах ее, где?то на самом донышке, блеснула живучая искорка. — А мы переможем эту напасть. Все равно по — нашему будет.

«Литературная Россия», 23.05.1997 г.