Странный эксперимент

Странный эксперимент

Беседа с Дэвидом Рокфеллером — странный эксперимент. Я встречался с ним два раза: один раз в его офисе в Нью-Йорке на 39-м этаже Рокфеллер-Центра, а второй — в 1994 году в Марракеше, в садах королевского дворца, в то время, когда он приехал на встречу с королем Марокко Хасаном II, у которого я собирался взять интервью. Посреди этой роскошной растительности, купающейся в солнечном свете, он и его супруга казались пасторской парой со строгими манерами, миссионерами, прилетевшими на другой край света. На нем был его вечный темный костюм с белой рубашкой и черным галстуком и широкие ботинки, тоже черные, которые, похоже, были куплены на дешевой распродаже.

Дэвид Рокфеллер высокого роста, немного сутулый, с круглым розовым лицом, которое часто озаряется широкой улыбкой. Он чрезвычайно любезен и по-французски изъясняется почти без акцента, говорит всегда спокойным голосом, рассказывая о важных событиях, участником или свидетелем которых он был, давая им удивительные объяснения.

В первый раз он назначил мне свидание в своем офисе в 7.30 утра. Я знал, что он каждое утро приезжает туда к семи. После того как я перешел Рокфеллер-Плаза, затем пересек холл Рокфеллер-Центра, чье роскошное убранство заставляет вспомнить нефы и стены какого-нибудь современного собора, за мной закрылись тяжелые резные двери лифта, который доставил меня к «комнате 5600».

В этой святая святых семьи Рокфеллеров вершатся их дела, распространяющиеся по всему миру. Один из сотрудников ведет меня по коридору, освещенному мягким светом, стены которого увешаны полотнами хозяина. Кабинет Дэвида Рокфеллера, расположенный в углу слева, представляет собой скромное по размерам помещение, лишенное украшений. Ни одной папки с делами на письменном столе, а за кожаным креслом я замечаю висящую на стене картину необычных цветов, на которой изображен Сен-Тропе.

— Это Синьяк. Мой отец его очень любил и одним из первых открыл его. Это также и мое любимое полотно. Суровый Рокфеллер, соблазненный Сен-Тропе! Двенадцать лет тому назад он создал одну частную организацию, которая заставила пролить много чернил и вызвала самые противоречивые мнения, — «Трехстороннюю Комиссию». Она объединяет самые значительные личности из мира политики, финансов и производства. Японцы, европейцы, американцы снова встречаются в неформальной обстановке и обсуждают главные проблемы текущего момента. Некоторые комментаторы, сторонники теории договора, видят в этом проект планетарного сверхправительства мира бизнеса.

— Я подумал, что следует создать штат для раздумий о серьезности и настоятельности проблем, я мечтал объединить знакомых и друзей. Это правда… — Он делает небольшую паузу. — Моя записная книжка довольно пухлая.

Дэвид Рокфеллер изъясняется эвфемизмами.

Что потрясло умы, так это появление в 1974 году на этой престижной и космополитической арене безвестного губернатора, баптиста, как и Рокфеллер, мало разбирающегося в международных проблемах, ради которых комиссия больше путешествует и чаще собирается. Збигнев Бжезинский, блестящий политолог и директор организации, описывает его как «первого из политиков, который не стремится спрятаться в голубятне теории». Человеком, которого хвалят таким образом, является губернатор Джорджии Джимми Картер. Когда его выбрали в президенты, ко всеобщему удивлению, он даже не встал в позу аутсайдера; другим источником удивления стал состав его кабинета. Люди, назначенные на ключевые посты в области иностранных дел, были все членами «Трехсторонней Комиссии»: Уолтер Мондейл — вице-президент, Сайрус Вэнс — Государственный департамент, Гарольд Браун — министр обороны, а Бжезинский — советник президента по национальной безопасности.

Когда я сказал Рокфеллеру об этом, он ответил:

— Речь шла о людях, наиболее компетентных для своих постов.

Он всегда так изъясняется, без запинки, тщательно выбирая слова, и одновременно уклончиво. Он создал «Трехстороннюю Комиссию» чуть позже нефтяного кризиса 1973 года, и я спросил его, существует ли связь между этими событиями.

— Конечно, ведь мы столкнулись с новой ситуацией, которая требовала по-новому задуматься над проблемами.

Не могло ли его выступление в Риме по огромным финансовым проблемам нефтяной индустрии заставить страны — производители нефти обострить свою позицию и сделаться еще более непримиримыми, а крупные компании поднять цены на нефть?

Он смотрит на меня вытаращенными глазами и, кажется, удивлен тем, что я выдвигаю такую странную и необдуманную гипотезу.

— О нет, я так не думаю. Там речь шла совсем о другом.

Мне пришлось много лет искать и проверять сведения, чтобы выяснить, что оба эти факта, наоборот, были тесно связаны друг с другом.