«Помутнение разума»

«Помутнение разума»

Я расспрашиваю его об этом периоде. Иден стоит, засунув руки в карманы, и кажется погруженным в воспоминания.

— Это была просто невероятная слепота, помутнение разума. После перевооружения на Рейне в 1936 году, после аншлюса и аннексии Чехословакии в 1938 году никто не мог сомневаться в намерениях Гитлера. Но у людей, стоявших у власти в Великобритании и во Франции, ум помутился перед лицом неизбежности. У меня были трудные и долгие споры с Чемберленом, человеком, впрочем, честным, который твердо верил, что его решение — для меня это, наоборот, был отказ от решения — защитит нас от трагедии. По этому поводу я многое узнал о важности желания в политике, и если позже я мог принять решение, с которым другие были не согласны, как в деле с Суэцем в 1956 году, то они, по крайней мере, соглашались с моими доводами.

— Но вы только что мне сказали, что это был также случай и для Чемберлена.

— Это правда, но в тот период времени мы с Черчиллем столкнулись с невероятным психологическим непостоянством демократических правителей, противостоявшим тоталитарным системам и диктаторам, которые ими руководили. Так было с Гитлером, потом со Сталиным: сгибаться и уступать, как будто сила главенствует не только над правом, но и делает его ничтожным и позорным. Я рассказываю ему об одной встрече, которая состоялась пять месяцев тому назад в Турине между мной и пламенным Джованни Аньели. С заостренным лицом, с седеющей гривой волос, он рассказал мне о своем визите в Кремль в 1964 году во главе делегации, состоявшей из итальянских бизнесменов и влиятельных политиков. С конца 60-х годов Аньели ратовал за разрядку напряженности в торговле с коммунистическими странами и за расширение экономического обмена. Между прочим, «Фиат» в Польше ввел в действие заводы по монтажу «Лады».

— Нас принял Хрущев, это было за несколько месяцев до его падения, но никто не мог этого себе представить, особенно он сам. Он немного поспорил с министрами, которые его окружили, затем отошел от них и направился ко мне с улыбкой, о которой все были наслышаны: «Именно с вами я хочу спорить и вести переговоры. Они, — и он указал пальцем на бедняг-министров, которые стояли, глядя в пол, — скоро исчезнут, сметенные отставками или новыми выборами, но вы, вы всегда будете у власти».

Иден рассмеялся:

— Это в какой-то степени иллюстрация к тому, что я собираюсь вам рассказать. Сила тоталитарных правителей питается одновременно презрением, которое мы им высказываем, и неведением относительно своих собственных слабостей, в то время как мы с удовольствием афишируем наши. Затем я спрашиваю его о советско-германском альянсе 1939 года, договоре, подписанном Молотовым и Риббентропом. Думал ли он, что этот договор будет длительным?

— Я в это никогда не верил. Просто Гитлеру и Сталину нужна была передышка перед столкновением.

— Они были, — продолжает он, — как два боксера, сидящих по углам на табуретках и готовящихся к схватке с желанием послать противника в нокаут…

— Вы знаете, — добавил он с недоброй улыбкой, — я ведь занимался боксом. Вторжение войск Сталина в Финляндию в 1939 году не было для нас сюрпризом. Для того чтобы остановить агрессию, мы с Черчиллем ратовали за бомбардировку русских нефтяных скважин. Я рассказываю ему о своей встрече со Шпеером и об определяющей роли снабжения нефтью во время войны. Иден, скрестив ноги, устраивается в глубоком кресле, приставленном к большому книжному шкафу из темного дерева.

— В этом нет никакого сомнения. В 1940 году тот факт, что германские силы после вторжения завладели всеми запасами в вашей стране, нас очень беспокоил. Мы сумели предупредить немедленное разрушение всех наших запасов в случае вторжения немцев в Великобританию. В 1941 году мы вслед за США наложили эмбарго на поставки нефти в Японию, и это было, возможно, одной из причин нападения японцев на Перл-Харбор. Вплоть до конца 1942 года наше снабжение нефтью висело на ниточке. Немецкие подводные лодки постоянно пускали ко дну целые конвои. Я помню, как в январе 1943 года весь наш военный флот располагал всего лишь месячным запасом горючего. К счастью, — добавил он, — имелась «Ультра». Другими словами, немцам так и не удалось перерезать сообщение между Новым Светом и нами.