Сибирские шпионы

Местные внесудебные органы отсутствовали (за исключением созданной по директиве НКВД СССР от 27 мая 1935 г. милицейской тройки, имевшей право рассматривать дела только на уголовный и «социально-вредный» элемент и заключать на срок не свыше пяти лет), так что если при Заковском и Алексееве тысячи людей легко пропускали через тройку при полпредстве ОГПУ, то Каруцкий должен был достаточно тщательно готовить самые громкие дела для Военной коллегии Верховного Суда СССР, а менее важные — поручать спецколлегии краевого суда, в которой заседали бывшие чекисты.

Полтора года его деятельности оказались самыми мягкими за последние пять-шесть лет. Всего в крае за 1935 г. было осуждено нарсудами 45.407 чел. Что касается «политических» дел, то по системе УГБ в течение 1935 г. был привлечён к уголовной ответственности 1.881 «контрреволюционер. В среднем по каждому делу привлекали два-три человека (всего 714 дел). В это количество не включены осуждённые военными трибуналами и Особым совещанием при НКВД СССР за шпионаж и террор — их было не так чтобы много, в пределах 10 % от общего числа. Основная часть «политических» — 1.332 чел. — привлекалась за антисоветскую агитацию и пропаганду. На 10 мая 1936 г. отделы управления НКВД имели в производстве 65 дел на 253 чел., 32 % которых провели под стражей более двух разрешённых УК для расследования месяцев.

По оценке краевой прокуратуры, во втором полугодии 1935-го и первом квартале 1936 г. число «контрреволюционных» преступлений снижалось, но осуждённых становилось больше из-за долгого расследования очень многих дел, рассмотрение которых пришлось на первые месяцы 1936 г. В основном было покончено с практикой сезонных кампаний, когда в период посевной и уборочной страды осуждалось особенно большое количество «саботажников» и «вредителей».

В июне 1936 г. прокурор И. И. Барков представил в крайком и крайисполком следующую отчётность: с 20 декабря 1935 г. по 20 марта 1936 г. нарсудами было осуждено по ст. 58 УК 2.188 чел. Согласно данным УНКВД, с 20 декабря 1935-го по 20 апреля 1936 г. было расследовано более 1.100 «контрреволюционных» дел на 2.470 чел. (по мнению Баркова, чекисты заметно занизили эти цифры), причём самим НКВД были прекращены многие дела и освобождено 9,5 % привлечённых. Из оставшихся дел прокуратура прекратила следствие ещё на 6,7 % арестованных.

В первом квартале 1936 г. прокуроры ещё взыскательнее подошли к делам УГБ, возвратив 24,3 % их на доследование и 7 % — прекратив совершенно. Дела об антисоветской агитации, вредительстве и саботаже фабриковались настолько топорно, что даже беспощадная сталинская юстиция была вынуждена поправлять чекистов. Особенно хорошо это видно на тех делах, которые считались особо важными и подлежали рассмотрению военной юстиции — шпионских и террористических[175].

Так, с января по сентябрь 1935 г. военные трибуналы края имели в стадии следствия 82 дела по статьям, каравшим: за измену родине (4 дела), шпионаж (22), террор (40) и диверсии (16). Из этого количества 39 % (то есть 32 дела) были забракованы как абсолютно фальсифицированные. Особенно строго юристы отнеслись к делам о шпионаже — из 22 они согласились с наличием состава преступления лишь в восьми. В качестве примера можно привести одно из вынужденно прекращённых дел, которое было тайно заведено чекистами ЭКО УНКВД 9 сентября 1934 г., получив номер 4699 и кодовое имя «Клубок». В марте 1935 г. проходившие по нему «шпионы» Пелевин, Мамаев и Червов были арестованы по ст. 58-6 УК, но в августе того же года освобождены за отсутствием состава преступления.

Из 40 дел по террору осталось 25 — половина из них относилась к расправам «кулаков» над представителями власти и активистами (ими было убито 11 работников сельсоветов, рабселькоров и активистов, а семеро — ранено). Всего за три квартала 1935 г. военный трибунал СибВО осудил 95 чел., в том числе 35 — к расстрелу. Десятеро смертников были затем помилованы вышестоящими инстанциями.

О «качестве» тех шпионских дел, которые всё же устроили военную юстицию, наглядно говорит даже самое краткое их изложение. Так, «кулак-извозчик» Я. Ф. Малых до марта 1935 г. возил одного дипломата, от которого получил задание за 500 руб. (две-три тогдашних зарплаты) купить план новосибирского завода горного оборудования, как тогда назывался будущий авиазавод им. В. П. Чкалова. Малых, в свою очередь, с помощью своего отца за 100 руб. завербовал участкового инспектора Кузьму Колыша, который затем устроился на завод и взял у копировщицы Ивановой часть чертежей, заявив, что они ему нужны по службе. Потом чертежи, которые он Малых не показал, Колыш вернул. Несмотря на отсутствие какого-либо реального ущерба, Колыш, а вместе с ним Яков и Фёдор Малых были расстреляны.

Китаец Ту Тянь Чен в 1932 г. нелегально прибыл в СССР из Маньчжурии и был выслан в Тарский округ. Полтора года спустя он бежал оттуда в Павлодар, а затем перебрался в Новосибирск, где в сентябре 1935 г. был арестован как шпион у военного городка во время попытки заговорить с красноармейцем. В ноябре он получил за шпионаж и побег из ссылки 10 лет заключения и был реабилитирован только в 1997 г[176].

Другое дело сфабриковали на корейцев, имевших неосторожность открыть парикмахерскую рядом с «Сибметаллстроем» — строящимся заводом по производству боеприпасов. Де Дон Хан, Ким Дя Хва и «провокатор японской жандармерии» Моисей Магай оказались японской шпионской группой, следившей за перевозками военных грузов и производством на «Сибметаллстрое», а также сообщавшей о политических настроениях новосибирцев. Также в Новосибирске арестовали троих горожан за подготовку побега за границу. «Японофильская агитация» и «шпионаж» были вскрыты в Бийске, где арестовали Журавлёва, Вечтомова и Ретивцева.

Бухгалтера «Запсибкрайснабосоавиахима» А. Ф. Косых, ранее жившего в Маньчжурии, арестовали в январе 1935 г. За «шпионаж в пользу японской разведки» по ст. 58-1 «а» и 58–11 УК Военной коллегией Верховного суда СССР 22 июня 1935 г. он был осуждён к расстрелу. Александр Косых обвинялся в том, что во время жительства в Харбине он давал японским властям сведения о советских гражданах. Например, в 1929 г. выдал совграждан И. А. Пустовойтова, А. П. Синицына и Аксёнова, которые скрывались в китайской фанзе Старого Харбина в связи с убийством известного полицейского чиновника Гиацинтова. А в 1932 г. вместе с братом Николаем выдал японцам совграждан Николая и Александра Кононовых, подозревавшихся в устройстве крушения японского воинского эшелона на перегоне Чангауз — Старый Харбин[177].

Домохозяйка Надежда Косых (вероятно, жена) получила пять лет лагерей за недонесение. Три недели спустя после ареста Александра Косых взяли его брата Николая, коменданта рабфака НКПС. Н. Ф. Косых был осуждён Военной коллегией 27 июня 1935 г. к высшей мере наказания за участие в шпионской группе — вместе с арестованным 19 февраля пилотом агитотряда Крайосоавиахима В. В. Кирилловым. Все эти «шпионы» в мае 1993 г. были реабилитированы.

Чтобы подоплёка этого дела была чуть ясней, кратко обрисуем ситуацию на Китайско-Восточной железной дороге, которая резко обострилась в конце 20-х годов из-за попыток китайской стороны захватить управление дорогой и собственность КВЖД. В июле 1929 г. китайские власти объявили об увольнении советской администрации дороги и демонстративно выслали её из страны. Просоветские профсоюзы призвали к забастовкам, в начале августа 1929 г. две трети советских граждан оставили службу на КВЖД. В Харбине было введено чрезвычайное положение, советских хватали сотнями и депортировали из Китая. Было убито 56 советских граждан. К началу октября в Сумбэйском концлагере под Харбином содержались 1.300 чел., затем было арестовано ещё 800. Китайская сторона оправдывала массовые аресты саботажем и вредительством. А 17 ноября части ОКДВА перешли границу; в итоге к 22 декабря конфликт был урегулирован «Хабаровским протоколом».

Насчёт саботажа и вредительства китайцы особенно не преувеличивали: советские власти успели создать мощную агентуру в Маньчжурии и в ходе конфликта с Китаем пустили её в дело. Часть русской молодёжи сочувствовала большевикам и откликнулась на призывы к вооружённой борьбе с «белокитайцами». Конспиративные комсомольские ячейки, организованные в пятёрки и десятки, устраивали забастовки, диверсии, убийства полицейских и их агентов. Острие террора было направлено против полицейских русского происхождения. Осенью 1929 г. в Харбине был убит надзиратель железнодорожного розыска Н. М. Гиацинтов, совершена попытка покушения на агента розыска П. П. Шишкина (в воспоминаниях 1960 г. «Красные гимназисты» тогдашний комсомолец Н. И. Куренков именует Гиацинтова полковником и утверждает, что Шишкин был смертельно ранен).

Китайская пресса сообщала, что молодой террорист Мерцалов бросил бомбу в паровоз на Интендантском разъезде, в результате чего оказались убиты машинист Васильев, его помощник и кочегар. Вместе с Мерцаловым, бывшим студентом-третьекурсником, китайцами была арестована его группа, состоявшая из комсомольцев и бывших красноармейцев. Аресты охватили более 25 чел., при обысках полиция обнаружила оружие, динамит и детонаторы. На допросах Мерцалов дал подробные показания о мотивах своих преступлений, заявив о том, что подготавливал и взрыв виадука. Китайская полиция также обвиняла Мерцалова в участии в группе террористов, взорвавших поезд близ станции Пограничная на закрытом разъезде Широкая Падь.

В харбинских газетах появлялась информация о многочисленных арестах большевистских агентов и их сторонников, которых местные органы власти отправляли — в печальном соответствии с совдеповской практикой — в Сумбэйский и другие концлагеря, где арестованных подвергали пыткам и издевательствам. Жертвами китайских властей стали многие харбинские комсомольцы: погибли в тюрьме секретарь областного комитета Григорий Струков, Вл. Мурзаков, П. Суслов, П. Боровинский, Третьяк, Мельников, Усов и другие, а труп Кульбаченко был обнаружен на кладбище с отрубленной головой[178].

Террористические акции планировались чекистами и в 30-е годы. Так, сотрудник-инженер КВЖД М. Э. Медзыховский в начале 1930-х гг. получил задание взорвать мост через Сунгари, который сам и строил, будучи привлечён к этому делу работниками КВЖД Малиновым и Васильевым (возможно, это псевдонимы). Но японцы, в свою очередь, оказались предупреждены об этом теракте неким русским охранником моста Кузнецовым, поэтому Медзыховскому в опасении ареста пришлось срочно покинуть Маньчжурию. В 1933 г. он случайно встретил в Москве Малинова с Васильевым, которые работали тогда в аппарате ГУЛАГа ОГПУ…[179]