Многообещающее начало

Из огромного Особого отдела 5-й армии вышло много известных контрразведчиков. Каруцкий может считаться одним из самых ярких экспонатов этого чекистского питомника. Недавний студент-первокурсник там ходил в отличниках, зарекомендовал себя хватким следователем и в течение года был вторым лицом в Особом отделе ВЧК-ГПУ Восточно-Сибирского военного округа, сформированном на особистской базе упразднённой 5-й армии. Отдел постоянно служил источником кадров для губернских чека всего региона. В конце октября 1922 г. Каруцкому поручили сформировать группу из тридцати человек, после чего отправили в только что отвоёванный Владивосток — на должность руководителя Приморского губернского отдела Госполитохраны (уже в ноябре в связи с упразднением Дальневосточной республики этот карательный орган был переименован в губотдел ГПУ).

Вместе с ним прибыла небольшая группа контрразведчиков из Москвы, Иркутска и Читы, а также активных участников партизанского движения в годы гражданской войны на Дальнем Востоке — бывший начальник Секретного отдела ГПО ДВР А. Р. Альшанский, а также И. Г. Булатов, А. И. Горячев, К. С. Моров, К. П. Улыбышев, К. С. Циунчик (стал начальником Особого отдела Приморского губотдела ГПУ) и другие. Они заняли в губотделе руководящие должности.

Матрос Балтфлота и участник штурма Зимнего дворца Василий Никитин одно время работал врид замначальника Приморского губотдела ГПУ. В 1923 г. помощником начальника ИНФО ПримГО ГПУ был К. Г. Веледерский, активный разведчик, неоднократно выезжавший с секретными заданиями за кордон. Видным работником Секретного и Контрразведывательного отделов был И. Д. Ильин. Бывший начальник активной части Госполитохраны ДВР эстонец И. Я. Ломбак с октября 1922 г. возглавил отделение контрразведки губотдела (в 50-х он работал министром внутренних дел Эстонской ССР)[134].

Основной же костяк кадров составили приморцы, бывшие партизаны и подпольщики: Н. С. Барбук, М. С. Бобровский, С. Г. Борисов, В. Н. Воронов, А. Б. Грозовский, Г. Г. Груперт, А. И. Дарвин, Ф. П. Жилин, А. А. Зальпе, И. А. Колосов, В. В. Красников, А. О. Розен-Паспарнэ, Д. Г. Федичкин, Г. А. Фёдоров. Из машинисток в уполномоченные была произведена в октябре 1922 г. бывшая кассирша с начальным образованием Алиса Зубкова-Эркман-Битин[135].

Василий Каруцкий стал одним из родоначальников системы госбезопасности на Дальнем Востоке, а тридцать его богатырей, не жалея сил, принялись искоренять белогвардейские вершки и японские корешки, поскольку разведка Японии, по мнению чекистов, имела в Приморье разветвлённую и хорошо законспирированную агентуру. Работникам ГПУ же свою агентуру пришлось создавать с нуля, чтобы иметь возможность проникать в белогвардейские отряды, постоянно просачивавшиеся в Приморье из Маньчжурии, и противостоять очень квалифицированной японской разведке. Например, во всех крупных городах Маньчжурии она имела резидентов, замаскированных под владельцев отелей, ресторанов, аптек, работавших фотографами и коммерсантами, редакторами газет и научными сотрудниками[136].

Каруцкий 15 ноября 1922 г. дал интервью местной партийной газете «Красное знамя», где заявил: «Не проявляя террора, госполитохрана в корне будет пресекать всякие попытки создания новых авантюр, направленных против новой власти… Одна из важных задач — это борьба с мародёрством и расхитителями народного достояния. Хищникам, расхитителям, свившим себе гнездо в Приморье, пощады не будет…»[137]

И в тот же день Каруцкий арестовал своего предшественника — начальника (с августа 1920 г.) Приморского облотдела ГПО В. В. Долганова (Данилова), который настолько вяло боролся с контрреволюцией, что после захвата власти Временным правительством братьев Меркуловых в мае 1921 г. ухитрился получить от белых охранную грамоту и благополучно выехать из Владивостока в Харбин. Тут следует отметить, что до декабря 1920 г. в условиях наличия в Приморье японских войск и сильной контрреволюции, противившихся признанию ДВР, облотдел Госполитохраны существовал нелегально. Возможно, что обвинения Долганова в бездействии были связаны именно с этим вполне объективным обстоятельством. С другой стороны, относительно морального облика Долганова мы вправе испытывать сомнения, ибо этот крестьянский сын в 1906 г., будучи 20-летним, в с. Знаменка Томской губернии привлекался к уголовной ответственности по подозрению в убийстве.

Почти год спустя Долганова вызвали в Читу и арестовали — за связь с Меркуловыми и бездеятельность в бытность начальником облотдела Госполитохраны. Отсидев полгода, Долганов был освобождён и выехал во Владивосток, где вскоре оказался вновь арестован. На сей раз ему предъявили куда более тяжкие обвинения: государственную измену и шпионаж. После недолгого следствия в феврале 1923 г. Приморский губотдел ГПУ приговорил Долганова к расстрелу. Был ли он казнён, неизвестно, поскольку в следственном деле есть только информация об отправке — по распоряжению полпредства ГПУ по Дальневосточной области — дела бывшего чекиста в Читу[138].

Начав свою работу, владивостокские чекисты первым делом зарегистрировали более пяти тысяч белогвардейцев, в том числе четырёх генералов плюс 2.067 офицеров и военных чиновников. А затем принялись «зачищать» неспокойную территорию.

Так, уже в течение ноября-декабря 1922 г. в Приморье были арестованы 57 чел., объединённых в «Комитет монархических организаций». Получив донос о службе в русско-японской контрразведке некоего А. Гусева, который выдавал «товарищей большевистского убеждения» японцам и русским белогвардейцам, чекисты «размотали» из этого сигнала большое дело.

Сочинённый ими «Комитет» и входившие в него организации якобы ставили своей задачей смещение советской власти на Дальнем Востоке и «установление самодержавия во главе с монархом из дома Романовых», а деятельность «Комитета» распространялась на весь Дальний Восток и КВЖД. Среди участников «организации» оказались заметные люди белого Приморья. Берлинский «Руль» в начале 1923 г., сославшись на «Рабочую газету», сообщил о том, что приморские чекисты обнаружили «обширную контрреволюционную организацию», состоявшую в основном из офицеров генерала М. К. Дитерихса. Возможно, речь шла именно об этом «Комитете».

В числе арестованных были: Иван Соболев, бывший исполняющий обязанности вице-губернатора Приамурской области, а затем управляющий Приморской областью при Временном Приамурском правительстве братьев Меркуловых и исполняющий обязанности управляющего Внутренними делами правительства генерала Дитерихса, Игорь Арцыбашев — заведующий крепостной артиллерией Владивостока, Леонтий Бонасевич и Иван Гурков — председатели судебной палаты, Николай Перелыгин — член окружного суда, Иван Вершинин — административный судья, Сергей Зозулевский — полковник артиллерии, Георгий Любишкин — служащий земского Собора, Николай Пирковский — организатор дружины внутренней обороны Владивостока и другие. Их дело было переправлено в Новосибирск и надолго застряло в недрах чекистской канцелярии. Членам мифической «организации» пришлось сидеть до 1925 г.

Всего за полгода аппарат Каруцкого «выдавил» в центральную Россию 10 тыс. «бывших», а из красноармейских частей вычистил до 900 человек. Из арестованных враждебных элементов 400 чел. были осуждены и отправлены по лагерям.

Тайные корреспонденты «Руля» сообщали в Берлин о невыносимых условиях, в которых содержались и отправлялись эшелоны с высланными «бывшими». Также в «Руле» в начале 1923 г. появилась не поддающаяся пока проверке информация об убийстве во Владивостоке некоего Яновского — якобы бывшего «создателя дальневосточной чеки» и министра внутренних дел ДВР, начинавшего свою карьеру исполнителем смертных приговоров в тюрьме Екатеринбурга. Неизвестные террористы якобы заманили Яновского на квартиру проститутки и расправились с ним[139].

В апреле 1923 г. свеженазначенный преемник Каруцкого П. И. Карпенко сообщал губкому, что чекистами, в частности, в последнее время было арестовано 85 максималистов и анархистов, в Никольске-Уссурийском «изъято» 30 участников монархической организации (в которой, дескать, была даже молодёжная секция); в другой «монархической организации» чекисты смогли арестовать 20 чел. Партийные власти губернии поддерживали чекистов, давая им такие, например, рекомендации: «В Приморской обстановке трудно разобраться с делами, не выходя из рамок закона. Иначе придётся освобождать явных преступников». Настаивавшая на соблюдении законности прокуратура, напротив, от губкома получала отповедь в виде совета «руководствоваться не столько формальной законностью, сколько политической необходимостью данного момента и особыми условиями Приморья»[140].

Если в период существования Дальневосточной республики с её свободами слова и предпринимательства японские разведчики свободно приезжали туда под видом коммерсантов, то после упразднения ДВР эти каналы стали стремительно усыхать. Главным своим противником чекисты считали руководителя японской военной миссии в Харбине Окубо. Заброшенные чекистами агенты в ряде населённых пунктов Маньчжурии «систематически осуществляли выемки секретных документов в японских учреждениях». С целью вербовки для работы в эмигрантских и связанных с Японией кругах самым широким образом использовались те многочисленные белоэмигранты, которые стремились вернуться на родину. Чекисты старались завербовать всех, кто обращался в советские консульства, предлагая перед возвращением «отработать» на Советскую Россию. Тем, кто отказывался, внятно разъясняли, что в этом случае могут пострадать их оставшиеся в России родственники. Как отмечал один из чекистских отчётов, такая угроза обычно хорошо помогала в заагентуривании возвращенцев[141].

Весной 1923 г. Василий Абрамович, сдав дела латышу с начальным образованием П. И. Карпенко (Ринкману), переехал в Благовещенск, где до конца июня следующего года руководил аппаратом Амурского губотдела ОГПУ. Заместителем Каруцкого в Благовещенске был латыш Ян Янович Альсберг, работавший в ЧК с 1918 г. (в 1925 г. он, утомлённый своей службой, заявил: «Чувствую себя нервно-потрёпанным, поэтому хотел бы уйти на другую работу», однако благополучно проработал в «органах» ещё более 10 лет)[142].

Некоторые подчинённые Каруцкого тех лет впоследствии доросли до немалых чинов. Младший брат нашего героя Семён тоже пошел работать в «органы». А сестра Анна Каруцкая дослужилась (на 1925 г.) до должности уполномоченного особого отдела ОГПУ 35-й дивизии Восточно-Сибирского военного округа — при том, что особисты обслуживали воинские части, и женщина в этой среде выглядела довольно странно. Но отметим, что в середине 1930-х гг. в штате Особого отдела СибВО в Новосибирске при Каруцком успешно работали в должности оперуполномоченных беспощадные к врагам народа Антонина Созонёнок-Григорьева и Дина Зотова-Глинякова[143], что говорит о полном доверии к прекрасному полу со стороны Василия Абрамовича, слывшего, впрочем, большим ловеласом.

Обстановка в Приамурье была неспокойной. 14 января 1924 г. в Амурской губернии вспыхнуло Зазейское восстание, начавшееся с выступления крестьян села Тамбовки против коммунистов. Уже четыре дня спустя число мятежников достигло шестисот, а за счёт мобилизации мужчин до 40 лет на пике выступления против властей действовала примерно тысяча человек. Командовал восставшими бывший белый есаул Маньков. Повстанцы разгромили советские учреждения в нескольких волостях и провозгласили себя «временным Амурским правительством», выбросив лозунги «Учредительное Собрание и порядок!» и «Угнетённые против угнетателей». Выступая против «зверских налогов», они также требовали неприкосновенности личности и имущества. Главную роль в самопровозглашённом правительстве играли казаки Тамбовки и окрестных деревень.

Амурский губисполком поручил подавление восстания Каруцкому, подчинив ему и полевые части, и отряды ЧОН. Начальник губотдела ОГПУ смог быстро расправиться с плохо вооружёнными повстанцами, среди которых едва половина располагала огнестрельным оружием. К 22 января основные силы Зазейского мятежа были разгромлены; часть восставших вместе с руководством ушла в Китай, откуда ещё некоторое время предпринимала вооружённые вылазки на советскую сторону. Чекисты арестовали 1.008 чел., убитых среди повстанцев оказалось 167, а раненых — 107. Со стороны властей погибли пятеро и ещё двое пропали без вести.

Однако человеческие потери на Дальнем Востоке не исчерпывались жертвами мятежей. В органах ОГПУ не редкостью были завзятые уголовники, опьянённые доставшейся им огромной и бесконтрольной властью. Так, бывший начальник 55-го кавалерийского погранотряда Амурского губотдела ОГПУ Н. Я. Альто (Пушко) обвинялся во множестве преступлений. По словам инструктора отряда Т. А. Кожухова, выступившего в июне 1925 г. во время процедуры проверки партийных документов, Альто как-то хладнокровно выстрелил «в арестованного во время конвоирования, сказав: «Нужно убить этого негодяя!» …арестованный просил добить, так как сильно мучался, Альто убежал за оторвавшимися лошадьми, а я из сожаления пристрелил мучавшегося раненного».

Тогда же помощник начальника 55-го отряда И. Г. Андреев заявил, что «при Альто были также [такие] огромные ненормальности, как попытка ограбления китайского пикета и др.». Тем не менее несколько лет спустя Альто всплыл в системе лагерей ОГПУ-НКВД[144]. В тот же период в 54-м погранотряде ОГПУ чекисты практиковали самовольные широкие аресты и жестоко пытали задержанных контрабандистов и нарушителей границы[145].

Вся партийно-чекистская номенклатура Дальнего Востока 20-х годов снабжалась контрабандными товарами. То же самое касалось других приграничных регионов: в ГПУ-НКВД Украины закордонная агентура и в 20-х, и в 30-х годах использовалась не столько в разведывательных, сколько в контрабандных целях. Например, помощник начальника 24-го Могилёв-Подольского погранотряда М. Ф. Гольмер-Зайцев настолько широко занимался контрабандой, снабжая руководящих сотрудников ГПУ Украины, в т. ч. В. А. Балицкого и его заместителей, что руководство погранвойсками в конце 1929 г. было вынуждено снять его с должности и удалить из республики, что, впрочем, только способствовало дальнейшей карьере этого чекиста. Таким образом, многие закордонные операции реально не имели отношения к охране государственной безопасности, а являлись — в обстановке крайне высокой криминализированности закрытого от контроля чекистского сообщества — чисто коммерческими акциями по транспортировке в СССР значительных партий контрабанды.

Деятельное участие чекистов в контрабанде является, по нашему мнению, одним из объяснений феномена многолетних широких и беспощадных расправ с агентурой «органов». Многие, например, закордонные агенты, массами вербовавшиеся пограничными отрядами ОГПУ, являлись «разовыми» и уничтожались после выполнения (или, напротив, невыполнения) какого-либо задания.

В конце 1930-х гг. видный чекист А. М. Ратынский-Футер прямо заявил о «существующей традиции избавляться от отработанной агентуры», поведав, что агентов часто просто убивали при переходе границы и т. д. Ратынский, бывший особист и разведчик в Подольской губчека, в 1930–1933 гг. работал начальником иностранного отделения Одесского облотдела ГПУ, а к 1938 г. дослужился до поста начальника Контрразведывательного отдела ГУГБ НКВД Украины. Тогда же этот капитан госбезопасности был арестован и в 1939 г. расстрелян[146]. Он, безусловно, обладал полной информацией о судьбах большого количества негласных работников ЧК-НКВД Украины…

Такое признание крупного чекистского функционера сразу вызывает в памяти послание начальника КРО Приморского губотдела ОГПУ Н. М. Шнеерсона, который в конце 1925 г. отправил следующую красноречивую записку начальнику 53-го погранотряда (ст. Даурия) Панову: «Посылаю тебе мышьяк 25 грам[мов]. Им можно отравить 100–150 человек. Исходя из этого, ты можешь соразмерить, сколько нужно на каждого человека. На глаз нужно маленькую щепоточку. Держать мышьяк нужно в тёмном месте. С ком приветом»[147].

Логично предположить, что этот мышьяк предназначался, скорее всего, именно «отработанным» сексотам. Да и подстрелить возвращавшегося через обговоренное «окно» на границе и нагруженного контрабандой агента не составляло труда, после чего чекисты, присвоив основную часть ценностей, записывали себе в актив успешное пресечение попытки ввоза контрабандных товаров и ликвидацию очередного «лазутчика».

Возможно, у Каруцкого возник какой-то конфликт с местными властями или чекистским начальством, поскольку 30 июня 1924 г. он по неизвестной причине был освобождён от должности и три месяца ждал нового назначения. После чего с понижением направился в Среднюю Азию — заместителем начальника Ферганского облотдела ГПУ. Но уже два месяца спустя Василий с помощью полномочного представителя ОГПУ по Средней Азии Льва Бельского, своего давнего знакомого, в начале 1920-х гг. руководившего госбезопасностью в Дальневосточной республике, получил солидный пост председателя ГПУ Туркмении, который занимал четыре с половиной года. Впрочем, возможно, что за переезд Каруцкого в Среднюю Азию отвечал и Матвей Берман, прибывший туда — чуть раньше Василия — на должность начальника Секретно-оперативной части полпредства ОГПУ[148].