Бомба… в штиблете

Начальник УНКВД порой весьма строго относился к своим подчинённым, периодически пресекая их попытки подсунуть явную липу. Те всегда были готовы представить начальнику сведения об очередной раскрытой антисоветской организации, но Василий Абрамович нещадно их разносил в случаях, если аргументы следователей не выдерживали совсем уж никакой критики. Но нельзя не видеть в этих приступах бдительности изрядного лицемерия, поскольку они не мешали начальнику управления то и дело не только мириться с явными фабрикациями, но и направлять их. Вынужденно одёргивал чекистов Каруцкий и тогда, когда крайком партии вдруг начинал негодовать по поводу какой-нибудь грубой провокации.

Например, 27 мая 1935 г. бюро крайкома рассмотрело вопрос о нарушении директивы крайкома и крайисполкома и приказа НКВД о выселении единоличников, саботировавших сев. Начальник Краюшкинского райотдела НКВД В. И. Елизарьев был снят с работы и наказан в адмпорядке за включение в список выселяемых семи единоличных хозяйств, получивших «нереальные задания» и частично выполнивших сев, а также имевших в своём составе красноармейцев. Выселенцев велели возвратить и вернуть им отобранные приусадебные участки. Доставалось и расхитителям: Я. Т. Бидюров, начальник Улаганского райотдела Ойротского облотдела НКВД, в январе 1936 г. был осуждён на три года лишения свободы за незаконные аресты, присвоение государственных средств и имущества, а также систематическое пьянство; полтора года спустя его освободили по амнистии[190]

Когда оперуполномоченный Транспортного отдела НКВД на ст. Новосибирск М. И. Градополов незаконно арестовал ревизора, то отделался 15-суточным арестом. Напрасно военный прокурор А. К. Апанович в июне 1935 г. просил привлечь Градополова к суду, сделав процесс над ним показательным в среде сотрудников НКВД — чекист впоследствии, несмотря на пьянство, пошёл на повышение.

Краевая прокуратура в том же июне 1935 г. отмечала неудовлетворительность надзора за работой местных органов НКВД, допускавших и аресты без санкции прокурора, и необоснованное привлечение по закону от 7 августа 1932 г. Например, прокуратура Бийского района санкционировала аресты по немотивированным требованиям чекистов, которые в нарушение инструкций не предоставляли прокуратуре докладных записок и справок, «доказывающих возможность и необходимость ареста до суда». Особенно легко арестовывали без прокурорской санкции заместители начальников политотделов МТС и совхозов по работе НКВД.

В мае 1936 г. «погорел» Генрих Ренних — этот начальник Грязнухинского РО НКВД был снят и исключён из партии Запсибкрайкомом ВКП (б) за фабрикацию «контрреволюционного» дела, по которому весной 1935 г. незаконно арестовали и затем осудили восьмерых колхозников (присудив им в общей сложности 69 лет лагерей). Приговор был отменён крайсудом в конце 1935 г., в результате чего начальнику райотдела пришлось отвечать. Обычно исключённого из партии чекиста выгоняли из «органов», но Ренниха только понизили в должности, а потом восстановили в партии и дали возможность продолжать карьеру в НКВД[191].

Известная правительственная инструкция от 8 мая 1933 г., запрещавшая массовые аресты граждан местными властями, на деле не выполнялось. Городские и районные власти по-прежнему в массовом порядке арестовывали руководителей нижнего звена — председателей сельсоветов и колхозов. В связи с этим бюро Запсибкрайкома в постановлении «О состоянии революционной законности в крае» от 18 июня 1936 г. заявило, что в свете разработки проекта новой Конституции нетерпимы необоснованные обыски и аресты, практикуемые органами юстиции и НКВД. Между тем горкомы и райкомы ВКП (б) не только проглядели нарушения инструкции от 8 мая 1933 г., но в отдельных случаях сами толкали «работников юстиции и НКВД на совершение беззаконий». Райкомам и райисполкомам воспрещалось снимать с работы председателей колхозов и предавать их суду без постановлений общих колхозных собраний. Председателей сельсоветов разрешалось арестовывать и судить только с санкции краевого прокурора. Две недели спустя бюро крайкома сняло с работы начальника Троицкого райотдела НКВД А. Д. Морозова, которого затем по приказу начальника управления арестовали на 10 суток и сняли с должности — за несанкционированный арест судьи и этапирование его вместе с уголовниками[192].

Начальник Юргинского райотдела НКВД Ф. Д. Бойтман за фабрикацию дела на участников созданной им «контрреволюционной организации» 1 июня 1936 г. был арестован Каруцким на пять суток. А вот замначальника Барабинского райотдела НКВД А. Н. Заев был наказан серьёзней: расследуя в 1935-м пожар в д. Назаровой, он сфабриковал дело на группу «кулаков-поджигателей», осуждённых затем на пять лет лагерей. Летом 1936 г. Заев был разоблачён как фальсификатор (в пожаре оказался виноват председатель сельсовета) и получил два с половиной года заключения «за превышение власти». Впоследствии Военная коллегия Верхсуда СССР прекратила дело на чекиста, и тот в 1938–1939 гг. работал зампредом Барабинского горсовета и райпрокурором, добившись восстановления в партии как «ведущий беспощадную борьбу с врагами народа».

Обычно те, кто хорошо разоблачал «врагов», могли спать спокойно. Так, начальник Асиновского райотдела НКВД И. Т. Ягодкин за 1933–1935 гг. «вскрыл и ликвидировал» три повстанческие организации с числом участников 88 чел., четыре бандгруппы, «ряд хищнических и саботажнических групп». В 1935 г. его за вскрытие контрреволюционных организаций наградили месячным окладом и благодарностью от УНКВД. А в январе 1936 г. бюро райкома партии дало Ягодкину строгий выговор, вывело его из членов бюро и попросило краевые власти снять чекиста с работы «за огульное обвинение всего сельского районного партактива» в потворстве кулакам и неправильное информирование краевого руководства об обстановке в районе. Но Ягодкин, прикрытый своими прежними успехами и наградами, ещё год оставался на прежнем месте[193].

В 1939 г. в письме Берии заключённый археолог К. Э. Гриневич (сделавший себе научное имя раскопками Херсонеса) писал о нелепых обвинениях, предъявленных ему одним из видных работников СПО Г. Д. Погодаевым. Арестованный в апреле 1935 г. как участник новосибирской «фашистской группы» ссыльных питерских интеллигентов (они собирались для игры в преферанс и занятий спиритизмом) Гриневич сначала проходил как террорист. Археолог вспоминал, что «Погодаев во время следствия обвинял меня даже в том, будто я проносил в штиблете бомбу в здание Крайисполкома».

Бывало, что даже очевидный кретинизм и городских, и сельских оперативников не вызывал в Новосибирске раздражения. Так, осенью 1935 г. заготовитель сельпо в с. Бородавкино Искитимского района Иосиф Гончаров под диктовку замначальника политотдела по работе НКВД совхоза «Ворошиловец» А. А. Супрунюка записал следующую невероятную историю. Якобы к нему подошёл незнакомый человек (оказавшийся трактористом М. Евграфовым) и сообщил, что он на самом деле сын крупного кожзаводчика Скворцова, скрывается под чужой фамилией и вербует народ в повстанческую «Партию по борьбе с коммунистической зависимостью», у которой-де в Новосибирске есть «центральный секретарь». И к весне 1936 г. должен завербовать не менее 500 (!) человек.

Арестованный Евграфов признал, что говорил только насчёт Троцкого и его высылки — дескать, коммунисты выслали Троцкого из страха — но остальное отрицал. Подумав хорошенько, чекисты И. Гончарова на суд свидетелем не послали (возможно, не желая «светить» осведомителя) и вышеописанный эпизод не вошёл в обвинение. В результате тракторист Евграфов отделался тремя годами за «клевету на советскую власть»[194].

Периферийные чекисты, изнемогая в борьбе с врагами народа и не находя, как им казалось, поддержки в Новосибирске, подчас прибегали к помощи местных властей. Михаил Кострюков в марте 1937 г. жаловался на бывшее краевое начальство: дескать, двумя годами ранее, будучи оперативником Мариинского райотдела НКВД, «я без санкции края арестовал одного фигуранта, проходящего по разработке. Он признался в том, что является участником контрреволюционной организации. Его затребовал край к себе, допрашивали там, а потом освободили. Ещё факт. В колхозе им. Гамарника существовавшая там контрреволюционная группа почти с оружием в руках оказала сопротивление правлению колхоза. Я прошу край дать санкцию [на арест]… два раза об этом запрашиваю — молчат. Обращаюсь к райпрокурору. Он даёт санкцию только на двух человек. Я нарушил чекистскую этику, обругал райпрокурора матом, пошёл к секретарю райкома и от него получил санкцию на арест участников».

Неизвестно, доходили ли до Василия Абрамовича все сведения о том, каким образом на местах лепили дела. Надо полагать, он неплохо знал, что делалось в крае и, если у подчинённых всё выходило шито-крыто или, по крайней мере, не получало ненужной огласки, считал провокацию в порядке вещей[195].

Возникавшие внутри самого аппарата дела на следователей, явно нарушавших «социалистическую законность», Каруцкий старался гасить. Когда чекисты в конце 1935 г. через своего агента узнали, что на видных работников СПО Г. Д. Погодаева и Р. Н. Волова готовится жалоба арестованных Б. Ф. Белышева и К. Э. Гриневича из-за вымогательства признаний и доведения одной из привлечённых к делу до психического расстройства, следователи аппарата особоуполномоченного сделали всё, чтобы затянуть расследование. Полтора года спустя они пришли к выводу, что жалобы — это провокация самих арестованных, которые специально сговорились на этот счёт, дабы скомпрометировать следствие. Чекисты остались безнаказанными.

Тех, кого можно было заподозрить в желании саботировать борьбу с врагами, при Каруцком преследовали весьма жестоко. 29-летний курсант оперкурсов УНКВД ЗСК в Новосибирске И. Г. Гуль пытался в 1935 г. получить освобождение от учёбы как больной туберкулёзом, но в итоге был исключён из партии как саботажник и осуждён на два с половиной года принудработ «за симуляцию в учёбе и разлагательскую работу среди слушателей»[196]. Заместитель Каруцкого М. А. Волков-Вайнер в своём приказе от 25 июня 1935 г. критиковал начальника Венгеровского райотдела НКВД Д. И. Надеева и трёх местных заместителей начальников политотделов совхозов по оперработе за плохую постановку агентурного осведомления в районе, угрожая чекистам военным трибуналом в том случае, если они не перестроят работы, а также допустят расхищение социалистической собственности и контрреволюционный саботаж в колхозах, совхозах и единоличном секторе [197].

Да и к пьяницам вечно нетрезвый Каруцкий бывал суров: недавнего чекиста Георгия Байскова, переквалифицировавшегося в райпрокуроры и «выступавшего в пьяном виде на выездных сессиях в качестве гособвинителя», лично просил привлечь к уголовной ответственности, обращаясь с этим предложением в крайком партии. Те же чекисты, кто осмеливался распускать язык, отправлялись в лагеря: например, фельдъегерь Ленинск-Кузнецкого горотдела НКВД Г. К. Варнавский в январе 1936 г. получил три года за то, что «во время переноски бюста Сталина допустил к[онтр]-р[еволюционное] выражение»[198].