3 июня 2008 года Анджей Новак За российской стеной

3 июня 2008 года

Анджей Новак

За российской стеной

http://www.rp.pl/artykul/142408.html

Andrzej Nowak Za rosyjskim murem

Уже 175 лет тому назад Адам Мицкевич в «Отрывке» III части «Дзядов» создал в нашей литературе самый яркий образ русского-раба. Опыты польских исторических контактов с Россией, кажется, лишь подтверждали этот образ. И сколько ещё после Мицкевича, может быть, не столь талантливых, но не менее убедительных, произведений утвердили этот стереотип России в нашей литературе.

Недавно Рафал Земкевич, комментируя последний парад державной мощи России («Rzeczpospolita», «Kulturnyj narod», 12 мая 2008), тоже обратился к образу русского народа — вечного раба, всегда готового заплатить ценой индивидуальной свободы за величие империи, которой он служит. Народ-раб, гордый тем, что его могучий хозяин может угнетать также и других, что другие его боятся. «Потому что Россия такова и другой быть не хочет»….

Прекрасное общество для Рафала Земкевича? Нет, я имею в виду не это. Высоко ценя публицистическую хватку и гражданскую отвагу автора «Поляковщины», я скорее хочу использовать его резкий голос, чтобы задать вопрос о наших отношениях к России, об отношении поляков к русским, о политических последствиях этого отношения.

«Grom pobiedy» — это всё?

Для начала, однако, следует спросить: характеристика России, на которой основано это отношение, выраженное в тексте публициста «Жечпосполитой», справедлива ли она? Верна ли? Может быть, и верна — как публицистическое обобщение, историческая метафора. Она несправедлива: по отношению к конкретным людям, которые также являются частью России, по отношению к важной области её духовного наследия, а также — что, может быть, имеет самое большое политическое значение — по отношению к потенциалу возможных перемен.

Так уж получилось, что и сам я не раз писал на страницах «Жечпосполитой» о тревожном явлении широкой общественной поддержки в России её реимпериализации под властью Владимира Путина. Это явление — настолько тревожный факт, что отрицание его под лозунгом борьбы с «польскими фобиями» либо во имя якобы прагматизма может привести лишь к негативным последствиям. Как любая попытка закрыть глаза на реальность.

Но разве царский гимн «Гром Победы» на Красной Площади и его восторженное эхо, прокатывающееся от Калининграда до Владивостока, это вся российская действительность? Неизменная?

Друзья-москали.

В недавно вышедшей книге я сравнил политические традиции русских и поляков, колеи, изваянные историей в историческом сознании этих народов в противоположных направлениях, так что в конце одного оказался — как воплощение политического кредо народа — Владимир Путин, в конце другого всё ещё остаётся Юзеф Пилсудский. Данные, на основе которых я воссоздавал политические убеждения современных россиян, их выбор империи вместо демократии, порядка вместо свободы (выбор, принципиально отрицающий возможность одновременного существования обеих этих ценностей), я, однако, почерпнул у самих россиян.

У тех, кто выбирает иначе: социологов из Центра Левады, Льва Гудкова, Бориса Дубина и многих других, гораздо более безжалостных, чем Рафал Земкевич, российских критиков нынешнего уровня самосознания российского общества. Когда в наших «расчётах» с историей XX века мы обращаемся к теме Катыни, то можем привести конкретные аргументы, источники, благодаря трудам честных российских историков и архивистов, которые сделали — как, например, Наталия Лебедева или Александр Гурьянов — всё, что было в их силах, чтобы эта рана в русской памяти не заросла «коростой подлости».

Если я мог недавно призвать к тому, чтобы мы не забыли, а точнее, вспомнили о первой жертве этнических чисток в тоталитарном государстве — о нескольких десятках тысяч поляков, убитых в СССР в 30-е годы, — то я мог сделать это благодаря ссылке на работы русских, историков из общества «Мемориал», которые увековечивают последовательно и с истинным самопожертвованием все преступления советского государства, независимо от национальности его жертв.

Мицкевич, написав, что для русского «патриотизм — это рабство», тут же подверг сомнению этот образ, чтобы обратиться к «друзьям-москалям». Такие всегда были, хотя их всегда было меньше, чем нам хотелось бы. Но были также и русские, которые не обязательно были друзьями Польши, но и, наверняка, не были сторонниками этого «рабского патриотизма», который приписал «рядовому русскому» Земкевич. Они не имели мужества, чтобы открыто выступить против могучих пропагандистов культа «пушки» и «кнута» (сегодня: трубы и ракеты), но пытаются выжить в ожидании перемен, либеральной оттепели. Разве не стоит принимать во внимание их? Я не говорю здесь о моральном аспекте забвения о «другой России», но об аспекте чисто политическом.

Элита родом из КГБ.

Потому что если мы признаем, что система империи, угрожающей соседям и лишающей свободы своих подданных, есть то, что абсолютно выражает стремления и постоянное, неизменное самосознание русских, фактически, мы припечатаем наше согласие с образом, над созданием которого заботливо трудятся политтехнологи нынешнего Кремля. Русские не хотят демократии (западной), не хотят свободных СМИ — они хотят «демократии суверенной», хотят Путина! Это единственный и неизбежный «выбор России». Хотите вести переговоры с Россией? Есть только такая, а другой — как IV Рима — не будет.

Такого типа точка зрения имеет свои последствия. Прежде всего, она означает одобрение системы, которая не возникла спонтанно, вследствие свободного выбора российского общества, но, скорее, вследствие удачной преемственности, которую между определёнными элементами советского наследия и современной структурой олигархически (экономика) — авторитарной («вертикаль власти + тотальная власть государства над электронными СМИ) обеспечил контроль спецслужб. Что говорит «рядовой россиянин» — об этом мы узнаём, прежде всего, из российских СМИ, а даже если удастся обойти их посредничество, то следует принять во внимание, что сам «рядовой россиянин» узнаёт о том, что он должен думать, из тех же СМИ.

А теперь представьте себе, что «Газета Выборча» уже восемь лет владеет в Польше всеми телеканалами, без какой-либо возможности полемики с тем образом действительности, который она в них культивирует. Как тогда думал бы «рядовой поляк»? Наверняка, иначе, чем нынешний «рядовой русский», но столь же искусственным образом, навязанным системой, как в современной России.

Мышление «рядового русского» определено не столько многовековой историей, наследием Петра I, о котором упоминал Рафал Земкевич, сколько промывкой мозгов, которым занимается информационный (во всяком случае, если речь идёт о телевидении) монополист, совершенно безнаказанный в своих манипуляциях. Эту монополию создали в России люди спецслужб. Как установила Ольга Крыштановская, московский социолог, они составляют сегодня более 70 процентов политической элиты России. Они также являются хребтом олигархической системы раздела богатств бывшего советского государства — нынешней России. Это они, для легитимизации своей власти, беспрецедентной (кажется, во всей истории человечества спецслужбы не добивались такого уровня контроля над политической и экономической жизнью огромного государства — а как это выглядит в деталях, лучше всего описали два россиянина: Юрий Фельштынский и Владимир Прибыловский в недавно у нас изданной книге «Корпорация убийц»), нуждаются в этом образе, согласно которому и представляют «исторический выбор России».

А если бы у нас «люди чести», такие, как генерал Кищак, и избранные при их негласной помощи такие специалисты, как первый председатель Радиокомитета Анджей Дравич, а также его первый заместитель на телевидении Лев Рывин, могли бы без всякой конкуренции и контроля властвовать над коллективным воображением поляков, то, может быть, результаты опроса на тему правильности военного положения сегодня выглядели бы так же, как в 1983 году — на конференции министра Урбана? Может, сегодня кумиром поляков оказался бы Войцех Ярузельский?

Последствия замалчивания преступления.

Россия вследствие стечения обстоятельств в первой половине 90-х, а также степени подчинения всего своего существования спецслужбам, которые укоренились в ней с 1917 года (а не с 1944 только), а не только из-за своих «многовековых исторических традиций» не рассчиталась со своим коммунистическим прошлым. С самым страшным — рядом с наследием III Рейха — преступлением XX века.

Джеймс Биллингтон, библиотекарь Конгресса, самый выдающийся американский специалист по русской культуре, в своей последней книге "Russia in Search of Itself» обратил внимание на ключевое значение этого упущения для духовного и политического состояния современной России. Это людям спецслужб и созданным при их помощи элитам политическим, экономическим и культурно-информационным было важно умолчать о преступлении, за которое несут ответственность либо они сами непосредственно, либо их родители или деды (карьера в спецслужбах обычно имела наследственный характер). Результатом этого умолчания, позорящего великие традиции русской культуры, стала доминирующая в обществе позиция крайнего цинизма по отношению к другим людям и народам.

Стоит задумать об этих последствиях, чтобы оценить результаты выборов, которые мы сами совершали, освобождаясь от ПНР. Но следует увидеть отражение их и в международных отношениях. Модным направлением в их анализе сейчас стала теория так называемого общественного конструктивизма. Она обращает внимание на возможность влиять на изменение норм и даже личности «актёров» общественной (в данном случае международной) сцены через систематический контакт с другими «актёрами». Россия является таким «актёром» в отношениях со своими соседями, а также — в более широком аспекте — с Европой.

Путинские нормы.

В 90-е годы нам казалось почти очевидным, что Европа, ЕС, опираясь на свои основные ценности: демократию, защиту прав человека, свободу слова и информации (СМИ), рыночную экономику — будет влиять на эволюцию ситуации в России, на постепенное изменение норм, которые та унаследовала от советской системы. ЕС в своих контактах с Россией даже предпринимал попытки институционализации этого влияния. Как оказалось, безрезультатно. Но, может быть, и без большой веры в успешность своих действий в этой области и без больших последствий этих действий.

Так, словно «европейские» нормы кончались на границе Российской Федерации… В последние десять лет ситуация начала меняться.

Но как? У меня такое впечатление, что Россия постепенно навязывает свои нормы в отношениях с Европой. «Свои» — значит, чьи? Те, которые лучше всего представлял победитель во второй чеченской войне Владимир Путин. После 2001 года политические лидеры главных европейских держав, такие, как канцлер Германии Герхард Шредер или президент Франции Жак Ширак, стали играть роли, скорее, рецепиентов русского (путинского) мировоззрения: не ценности демократии или права человек важнее всего, а геополитика — большая, циничная игра интересов, в которой вы либо участвуете — с Россией и её энергетическими ресурсами, либо выпадаете из неё, оставаясь с пустыми руками.

Это игра, в которой важна только сила, а может быть, скорее, её имидж, способность убедительно создавать его. Слабые должны подчиниться её правилам. И в кодексе этих «норм» как нет уважения к правам личности в собственном государстве, так и никакого уважения, ни даже понимания суверенности других государств, если только они слабее. Суверенны только державы. Такие страны, как Польша, Украина, Литва или Грузия могут быть исключительно пешками в игре других держав. Или в игре России. Нет никаких ценностей, нет Европы, есть только интересы и сила, которая позволяет реализовать их — за счёт других. Я не могу избавиться от впечатления, что Россия все более успешно находит партнёров, разделяющих её взгляды, в крупнейших политических странах

Она находит даже таких, которым кажется, что они могут быть для неё партнёрами, в Польше. Но они таковыми не являются. Повторим, они могут быть лишь пешками — в её игре. Вот международная сторона «медали», которая была выбита политтехнологами Кремля. У России есть «свои ценности», и она успешно защищает их на международной арене.

Купит ли Газпром Европу.

Итак, если мы примем этот образ, признаем неизменность и постоянство этих «российских ценностей», которые так решительно описал Рафал Земкевич, тогда мы можем открыть шлюзы их влиянию на нашу действительность. Если мы не можем их изменить, и, что важнее, если они сами не могут измениться, отойти от своих «империалистически-рабских» пристрастий, то не только окажется, что они заслуживают правления наследников советских спецслужб, но может так оказаться, что и мы станем меняться под их влиянием… Принимаем ли мы это во внимание? А должны.

Россию нельзя отделить от Европы китайской стеной. И многие — наверное, большинство — русские этого не хотят. Купит ли Россия — Абрамовича и Газпрома — Европу или Европа найдёт в себе силу и отвагу, чтобы изменить Россию? Чтобы достучаться до русских, которые ещё готовы, как это написал когда-то Антон Чехов, по капле выдавливать из себя раба. А также до тех, которые о докторе Чехове и его рецепте забыли и видят сегодня большие ракеты, супер-торпеды и флаг своей страны на Северном Полюсе, но может быть, только потому, что СМИ им ничего другого не показывают?

Стоить задуматься об этом. Имея в виду не только Россию. Если Европа не найдёт в себе сил изменить Россию, то, может быть, она должна познакомиться с тем образом, который создал Владимир Сорокин в «Дне опричника». Если Земкевич прав, то это может выглядеть именно так. Уже скоро.

Новые опричники, бандитская гвардия российского императора, совершает налёты на противников режима на китайских «Мерседесах». Россия существует, окружённая великой стеной, через которую проходят только трубы с газом и нефтью. А за западной стеной: «откинула копыта Европа (…), одни киберпанки арабские ползают по её развалинам…».

Автор — профессор Ягеллонского Университета и главный редактор журнала «Аrcana». Специализируется на истории политической мысли Восточной Европы XIX и XX веков.