9 июля 2008 года Цезарий Завадзкий Эксплуатация

9 июля 2008 года

Цезарий Завадзкий

Эксплуатация

http://conkret.salon24.pl/82070,index.html

Cezary Zawadzki Wyzysk

Одной из главных причин вступления России в союз «Тройственного согласия» во время Первой мировой войны было обещание со стороны Англии отдать в её владение Босфор.

Османская империя, извечный враг России, обладая этим проливом, в любой момент могла «запереть» российский флот в Чёрном море. Желанный свободный доступ в Средиземное море и дальше, в Атлантический океан, был, по мнению царя Николая II, достаточной причиной для вступления в войну против Антанты (так в тексте — прим. перев.).

Следует признать, что Англия приложила немалые усилия, чтобы исполнить это обещание при помощи экспедиционного корпуса австралийских и новозеландских войск. Несмотря на большие потери убитыми и ранеными с обеих сторон, союзникам не удалось занять Босфор. Недавно возникшее турецкое государство сдало свой первый боевой экзамен. Стоит добавить, что турки не брали пленных. Сдавшихся расстреливали, а раненых добивали.

Этого предложения нельзя было повторить во время Второй мировой войны. Турция предусмотрительно сохранила нейтралитет.

На этот раз ценой за союз против Германии была Восточная Европа, отданная в зону российского влияния. Спектакль, устроенный после войны Сталиным и Черчиллем с дискуссией на тему линии Щецин-Триест, был разыгран для политических невежд и наивных людей. Всё было решено, по крайней мере, за несколько месяцев до начала войны, и, нет никакого сомнения, относительно Берлина — тоже. Об этом свидетельствуют многочисленные приказы Эйзенхауэра, останавливающие и поворачивающие вспять части, которые «выскочили» слишком далеко, за согласованную ранее линию раздела Германии. В конце войны Черчилль успел «спасти» Югославию и Грецию. На занятие всех Балкан не дал согласия Рузвельт.

Чем было выгодно России распространение своего влияния на столь большой регион? Очень многим. Начнём с того, что Польша, в рамках военных репараций, должна была получить, насколько я помню, от 2 % до 3 % того, что получила от Германии Россия. То, что мы получили, наверняка, составляло сотую долю процента. Это были Ра старых морских транспортных судна. Два из них быстро затонули с грузом, переломившись пополам во время шторма. Третий скоро пошёл на металлолом.

После войны Россия вывезла с территорий, занятых в ГДР и в Манчжурии, весь автопарк, весь железнодорожный транспорт и всё, что удалось вывезти. Вопреки предыдущим договорённостям были совершенно ограблены также наши Возвращённые Земли. Иронией судьбы выглядит тот факт, что власти ПНР отказались от венных репараций со стороны Восточной Германии. А ведь Россия ободрала её, как липку.

Стоимость российских так называемых «трофеев» достигала многих, многих миллиардов долларов. Один инженер, которого удерживали в России несколько лет после войны только из-за его профессии, рассказывал, что выбирал из снега и грязи обе стороны железной дороги где-то в Сибири машины для только что построенной фабрики. Этот своеобразный склад немецкого и японского оборудования под открытым небом тянулся там на сотни километров. Проблема была лишь в том, чтобы найти то, что соответствовало потребностям на данный момент. Можно себе представить, сколько этого оборудования погибло безвозвратно.

Но этот грабёж — это был только первый акт. Второй начался через несколько лет. Официально это называлось торговым обменом.

Более пятнадцати лет мы «продавали» в Россию уголь по доллару за тонну при его рыночной цене более 15 долларов. Примерно так же, хотя и не столь чудовищно, выглядел импорт нашего сахара, мяса и зерна. Мы строили для СССР корабли и целые заводы. Пресса захлёбывалась, описывая всё новые достижения. Однако, она молчала о другой стороне медали. Во многих случаях мы отдавали эти корабли и заводы за гроши или в убыток себе.

Как же это было возможно?

Я постараюсь объяснить на примерах, которые знаю лично. Предприятие Elwro во Вроцлаве получает заказ на несколько автоматизированных лесопилок. Речь идёт об очень больших деньгах. Согласно договору, большинство станков надо было закупить в Германии или Англии за валюту. Лишь один на каждое предприятие должна была поставить фабрика с Украины. Проходит почти год, и сумма неустоек за опоздание поставок превышает цену контракта. Никакие напоминания не помогают.

В конце концов, недостающие станки приходят. Но, к сожалению, лесопилки надо отдать почти бесплатно. На совещании в министерстве машиностроения коллега спрашивает, почему начислены такие до смешного небольшие штрафы за опоздание в поставке станков с Украины. Ведущий совещание замминистра, явно раздражённый этим вопросом, отвечает с известным акцентом: «Вы, пан инженер, занимайтесь техническими вопросами. А заниматься вопросами торговли будем мы».

В 1952 году пресса шумно приветствовала начало производства первого польского автомобиля по советской лицензии. Он должен был называться «Варшава». Незадолго до начала монтажа первые страницы газет сообщают: «Варшавы» — сёстры «Побед»! Последнюю «Победу» советские рабочие передали в музей!».

Это был шок! «Победа» — это старый «Опель Кадет», производившийся на фабрике, целиком вывезенной из Германии. Модель, появившаяся задолго до войны. Шок!

Потом об этом скажет Гомулка в своей программной речи после прихода к власти:

«Мы производим устаревшие автомобили, которых уже никто в мире не производит!»

Действительно, они годились только для музея!

Через пару месяцев российская сторона дополнительно передаёт нам за четыре миллиона долларов старые прессы для производства корпусов. В Москву едет какая-то дама чиновница невысокого ранга из отдела контроля поставок. Подписывает контракт. Через месяц прессы прибывают на товарный вокзал в Варшаве. Чиновница в это время уже уволилась и получила заграничный паспорт. И, весьма довольная, уехала в некую страну на Ближнем Востоке. На вокзал едут инженеры из контроля поставок. Через некоторое время они возвращаются с единогласным решением: не имеет смысла разгружать вагоны. Лучше послать все прессы сразу на переплавку.

Через несколько лет предприятия из Жераня подписывают договор с «Фиатом» на лицензионное производство трёх разных моделей нового автомобиля. Три прототипа привезены и находятся в фурах, на закрытом складе без окон. Несмотря на секретность, автомобили осматривают высокопоставленные чиновники со всей Польши. Производство «Варшав» остановлено. Произведена замена оборудования. Один только перевод документации стоит 50 тысяч долларов, сумма громадная по тем временам. Из Италии едут составы основных частей для монтажа. На заводе царит эйфория.

Но вдруг в Варшаве появляется весьма важный гость. Это замминистра транспорта СССР. Созывается собрание партийной организации завода. Замминистра ругает всех, не выбирая слов. Договариваетесь с капиталистами за нашей спиной! Нарушаете солидарность в соцлагере! Кто вам даст тонкую сталь на корпус? От нас её не получите! Не рассчитывайте на это! У вас есть валюта, чтобы купить на Западе?

Это был ледяной душ! После бесед в Центральном Комитете замминистра уезжает, забирая всю документацию. На следующий день куда увозят со склада три итальянских прототипа. Приказ непосредственно из ЦК — вернуть на конвейер старое оборудование.

Жерань возвращается к производству античных «Варшав».

Через некоторое время «Фиат» подписывает похожий контракт с СССР. Там строят новый город и дают ему название Тольятти, в честь покойного деятеля коммунистической партии Италии. Там начинается производство «Запорожца». Его силуэт, видимо, совершенно случайно, является копией одного из наших прототипов.

Что позволено Юпитеру…

Швейная фабрика в Лодзи получает исключительно выгодный заказ на 16 тысяч дорогих зимних пальто. Все сшиты в срок и отосланы в торговый центр в Москву. Через месяц приходит письмо, что технический контроль недоволен их качеством. Подкладка пришита неровно. Расстояние между полой пальто и подкладкой в некоторых местах на сантиметр больше, чем допустимо по норме. В связи с этим заказчик не может оплатить бракованный товар. Естественно, это совершенное издевательство.

Фабрика просит Москву вернуть пальто. Отвечают, что, к сожалению, вы сами должны организовать транспорт. Куда следует прибыть за ними? В ответ звучит название какого-то города на Камчатке. Это почти 16 тысяч километров. Вероятность, что пальто когда-либо покидали Москву, близка нулю, однако, дирекция после консультации с соответствующим министерством списывает убытки.

В Нижней Силезии добывается очень большое количество бурого угля, в быту называемого торфом. Сжигаемый на электростанциях, он служил для выработки столь дефицитной электрической энергии. Большая часть добычи продавалась по необыкновенно низким ценам в Восточную Германию. Достаточно современные и точные весы на польской стороне измеряли вес отправляемого торфа. На немецкой стороне примерно такие же весы показывают, однако, что его количество значительно меньше, чем указано в польской документации. Довольно скоро разница достигает многих миллионов долларов. Происходит неприятный спор с дружественной братской Германской Демократической Республикой. Спор, наконец, разрешается на самом высоком уровне в СЭВ. Польская сторона обязана признать претензии ГДР. При дальнейших расчётах будут приниматься во внимание данные взвешиваний на немецкой стороне.

Когда-то я работал над большим проектом для фирмы, производящей водяные насосы. Её директора я знал как человека «со связями», очень твёрдого и властного. Во время нашей с ним беседы раздался звонок из министерства. Речь шла об опаздывающих поставках. Директор вдруг начал извиваться и чуть не плакал в трубку. Умоляющим голосом он оправдывался, что два дня тому назад, в его отсутствие, вся уже готовая к отправке продукция была, практически, реквизирована и отправлена, кажется. во Вьетнам. Из дальнейшего разговора стало ясно, что в реквизиции принимал участие военный отдел предприятия, не подчиняющийся ему непосредственно, кто-то из Воеводского Управления Службы Безопасности и, к моему изумлению, офицеры из недалеко расположенной военной части нашего восточного союзника.

Коллега, вернувшись из командировки во Вьетнам, рассказывал, что всё гражданское население там ездит на велосипедах. На улицах он их видел тысячи, все польского производства. Известно было, что Вьетнам не платил за братскую помощь. Всё было задарма во им борьбы с империализмом.

В Польше велосипеды можно было купить только на талоны.

Школьный приятель, геолог в Белостоцком воеводстве, с горечью рассказывал мне, что недалеко от северной границы с СССР были найдены нефтяные месторождения. Однако, по приказу из Варшавы бурение пришлось прервать, чтобы не эксплуатировать месторождения, «расположенные главным образом» на советской стороне, в Калининградской области.

Через некоторое время там, у самой границы, начали возникать, как грибы после дождя, буровые вышки.

Известна была также сразу после войны «поправка» на нашей восточной границе, сразу после того, как польские геологи нашли в том районе месторождение каменного угля. Взамен мы получили равноценную территорию, которая якобы должна была облегчить нам железнодорожное сообщение. На советской стороне немедленно начали строить угольную шахту.

Отдельной, но, наверняка, не меньшей тяготой для нашей экономики были чудовищно высокие оплаты за российское военное оборудование, технически устаревшие даже для наших условий. Тут, наверное, первенство было за российскими МиГами, которые лётчики называли «летающими гробами». Об этом могут свидетельствовать многочисленные могилы на кладбищах при лётных частях.

Подобные примеры можно приводить тысячами.

Экономисты с радиостанции «Свободная Европа» подсчитали, что эта эксплуатация обходилась нам около 5 миллиардов тогдашних долларов в год, сегодня это было бы около 80 миллиардов.

Наверняка, эти подсчёты из-за того, что многие данные тогда были засекречены, сильно занижены. Настоящих размеров этой эксплуатации мы никогда не узнаем.

Особый курьёз состоит в том, что «Свободная Европа» крайне редко занималась этой проблемой.

Насколько общество упорно требовало расширения гражданских свобод и улучшения условий жизни, настолько все протесты против этой эксплуатация, иногда предпринимаемые отдельными людьми, эффективно подавлялись партией. Тема эта никогда не обсуждалась в кругах диссидентов, хотя говорили об этом многие. Отсутствие какого-либо упоминания об этом в кругах рабочих деятелей в период зарождения «Солидарности» может свидетельствовать лишь об эффективном контроле СБ над этим процессом, а также о слабом знании экономики рабочими, а также — о, как странно! — многочисленными «консультантами», которые слетались в Гданьск, как мухи на мёд. Несомненно, многие из этих советников — воспользуюсь не совсем точным определением — были равнодушны к этой теме, может быть, она даже и повредила бы их будущей политической карьере.

Возникает вопрос — зачем вспоминать всё это? Прошло столько лет, для большинства нашего общества это уже давняя история. Можно лишь порассуждать что было бы, если бы… если бы, например, этой эксплуатации не было.

Несомненно, история последнего двадцатилетия выглядела бы совершенно иначе. Польша, наверняка, была бы гораздо более сильным государством. Может быть, не было бы герековских долгов. Может, не было бы так легко посткоммунистическим чиновникам присвоить народное имущество. Может, не дошло бы до продажи всей прессы, банков и важнейших отраслей промышленности Западу за жалкие гроши. Может быть.

Одно можно сказать точно — Польша начала бы свою конкуренцию с Европой с гораздо лучшей позиции.