1. Оно подкрадывалось незаметно

1. Оно подкрадывалось незаметно

Что такое крепостное право? Это совокупность юридических норм и обычаев, постепенно закрепивших полную зависимость большинства крестьян от феодалов. Невозможно назвать точную дату, до которой крепостное право было еще неполным, а с ее наступлением приобрело законченный вид. Можно лишь сказать, что черты безвыходности оно приобрело к концу XVII в., а наиболее суровые формы – к середине следующего. Но тогда же, и даже несколько раньше, началось его медленное вырождение и изживание.

Что такое крепостное крестьянство, откуда оно взялось? Как немногим удалось закабалить многих? Опыт показывает, что даже вполне просвещенные и начитанные люди наших дней не могут это внятно объяснить. В школе нам не рассказывали о том, как это произошло.

Крестьяне XVI в. (т. е. еще времен Ивана Грозного) были, согласно формулировке Василия Ключевского[44], «вольными и перехожими землепашцами, арендаторами чужой земли».

Крестьянин мог перестать быть крестьянином, бросив земледелие и занявшись чем-то другим. Он не был «крепок» ни участку земли, ни своему сословию. В XVI в. крестьянство вообще не было сословием, т. е. «постоянным обязательным званием с особенными, ему одному присвоенными правами и обязанностями». Крестьянин свободно менял свою пашню на другую, свободно выходил из общины. Как же он умудрился утратить свою свободу, оказаться «прикрепленным» к земле, а главное – к ее владельцу? Никто не описал это лучше Ключевского: «Крестьянин был вольный хлебопашец, сидевший на чужой земле по договору с землевладельцем; его свобода выражалась в крестьянском «выходе» или «отказе», т. е. в праве перейти к другому землевладельцу. Первоначально право это не было стеснено законом… Крестьянин мог покинуть участок, когда кончались все полевые работы и обе стороны могли свести взаимные счеты. Свобода крестьянина выражалась также в том, что он заключал с землевладельцем поземельный договор. Условия этого арендного договора излагались в «порядных грамотах», или «записях». Крестьянин договаривался с землевладельцем как свободное, юридически равноправное с ним лицо… Нового «приходца» принимали осторожно: нередко он должен был представить несколько поручителей… в случае неисполнения обязательств крестьянин или его поручители платили «заставу» – неустойку… Новый поселенец либо подчинялся общему положению наравне с другими крестьянами, либо заключал особые личные условия… Чаще сверх оброка деньгами или хлебом крестьянин обязывался еще отбывать барщину, которая называлась «издельем» или «боярским делом»… Крестьянин часто брал у хозяина «ссуду», или «подмогу»; за это крестьянин обязывался дополнительно работать на хозяина – чаще всего обрабатывать известное количество барской земли… Денежная ссуда называлась «серебром издельным»», а сам должник – «серебряником». Землевладелец не мог расторгнут договор до жатвы.

Чтобы уйти к другому феодалу – к тому, кто его устраивал больше, – или уйти вообще «на все четыре стороны» (выражение из текста XVI в.), крестьянин должен был выплатить «пожилое за двор» и возвратить ссуду, а иногда и компенсировать «льготу». Невозможность ухода возникала из невозможности расплатиться. Допустим, «серебряник» расплатился по ссуде – это был уже подвиг, так как на ссуду набегал «рост» (проценты). Он был обязан также отрабатывать «казенное тягло» (подати и повинности в пользу государства). У многих ли хватало сил оплатить сверх того еще и «пожилое за двор» и льготу? Чем дольше человек жил на одном и том же участке, тем значительнее становилось «пожилое», которое «рассчитывалось по числу лет, прожитых уходящим старожильцем на участке; расчет становился даже невозможным, если во дворе десятки лет преемственно жили отец и сын». Таким образом, первыми «крепкими земле» крестьянами становились «старожильцы». Уже в XVI в. их было немало.

Перенесемся на четыре века назад и поставим себя на место наших предков. Так ли уж обязательно старожилец стремился к уходу? К уходу от привычных мест, от соседей и родственников, от сельского «мiра», от церковного прихода, от поля, которое кормило его и его семью и которое он привык считать своим. «Обстроившись и обжившись на своем месте, домовитый хлебопашец не мог иметь охоты без нужды бросать свой участок, в который вложил много своего труда, в усадьбе которого нередко и родился». Он не знал другой жизни, единственным видом социальной гарантии для него были его дети, которых надо было еще вырастить. Окружающий мир был ненадежен, опасен и труден, большой мир (с Иерусалимом, Царьградом, Афон-горой и Беловодьем) едва существовал. Он знал, что все может быть много хуже, чем есть, он видел, как в голодные годы люди запродавали себя в «жилые холопы», поскольку это хотя бы гарантировало стол, кров и одежду. Стремиться к уходу мог тот, кто заведомо знал, что на новом месте будет лучше. Либо тот, кого переманивал другой землевладелец, предложив что-то ощутимо лучшее, готовый оплатить его долги и «своз».

У землевладельца была своя правда, поясняет Ключевский. «Он не стал бы слишком щедро льготить крестьянина и даже платить за него подати, если б видел в нем кратковременного сидельца, которого ближайший Юрьев день осенний может унести с его участка. Его заботой было усадить крестьянина возможно прочнее, сделать старожильцем… С завоеванием Поволжья крестьянство было взбудоражено переселенческим движением. Уход младших членов семьи, людей неписьменных [не успевших попасть в писцовые книги последней переписи и потому ничем не связанных], вынуждал сокращать запашку». За вторую половину XVI в. запустели целые волости: «Хлебопашца, которому наскучила работа над неподатливым лесным, хотя и отческим, суглинком, манила степная черноземная новь с новыми ссудами и льготами… но трудно было рассчитаться крестьянину, засидевшемуся у землевладельца до старожильства, т. е. просидевшему больше 10 лет».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.