Буриданова Россия

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Буриданова Россия

Что вам дались эти выборы? Кого ни встретишь — разговор немедленно сползает на них: то повторяют фразу недели о том, что мы никого не выбираем, а лишь голосуем на референдуме о смене фамилии Путина. То сетуют на отсутствие приемлемой кандидатуры: что, протестному электорату голосовать за Зю? Короче, все осуждают выборы как фарс, напрочь забывая несколько простых истин, которые я и попытаюсь напомнить.

У каждой нации — да вообще у любой человеческой общности — свои механизмы предохранения от прямых вторжений власти в личную жизнь, своя защита, прокладка, воздушная подушка. Скажем, в Америке между президентской властью и частным человеком стоят власти штата — достаточно могущественные, чтобы шериф одного округа не имел никаких полномочий в другом. У России эта прослойка-прокладка выглядит иначе: между нами и властью стоит своего рода договор о взаимной безответственности. Я не слишком спрашиваю с тебя — ты не спрашиваешь с меня, ибо сам хорош. Я тебя не выбираю — за это ты позволяешь мне приспосабливаться к тебе самыми разными, не всегда законными способами.

Вообще есть народы выбирающие и народы приспосабливающиеся. Русские, если вы заметили, из вторых. Трагедия выбора — одна из основных тем русской литературы: у Гончарова Ольга полромана мечется между Обломовым и Штольцем, у Толстого Наташа разрывается между Болконским и Курагиным, у Тургенева все герои в ужасе замирают даже между чаем и кофе. Самая популярная в России шекспировская пьеса — «Гамлет», она нам всего Шекспира заслонила, а ведь это как раз история о том, как один молодой человек не мог выбрать правильного поведения, и вместо убийства одного мерзавца произошла ужасная смерть всех персонажей, включая ни в чем не повинную возлюбленную главного героя, после чего на троне утвердился решительный человек Фортинбрас. Выбирать мы не умеем — не потому, что слабы, робки или мягки, а потому, что сознаем иллюзорность всякого выбора. Будет ведь более или менее то же самое, а люди обидятся.

Зачем, честное слово, выбирать между одним и другим Медведевым? Мы ведь отлично понимаем, что от воли одного человека здесь ничего не зависит: можно выбрать сейчас президентом Новодворскую — и будет все то же, за исключением, может быть, явных «косяков» вроде движения «Мишки».

Зато в приспособлении русские не имеют себе равных: как только выбор сделан ходом вещей, стихийным бедствием или чьим-то волевым решением, они принимаются стремительно адаптироваться к новым условиям — и достигают в этом гиннессовских рекордов мимикрии, коррупции, конспирации и лицемерия. Адаптивность бывает разной, далеко не всегда она сводится к ползучему выживанию — иногда, напротив, требует подвигов и дерзаний, если время такое на дворе. Россия умудряется между собой и любой властью выстроить такой надежный забор, продышать такой зазор в монолите, что даже при Сталине в стране сохранялись очаги вольномыслия. Веселый цинизм Путина во многом основан именно на понимании этого простого факта: мы же все друг про друга знаем. Нас обоих устраивает эта конвенция: и вы, и я говорите, что надо, и делаете ку в нужный момент. За это я даю вам жить, как вы умеете. Обратите внимание: никто из наиболее успешных, судьбоносных и переломных лидеров России не пришел к власти посредством выборов — ни Петр, ни Александр II, ни Ленин, ни Сталин, ни Горбачев, ни Путин. Отечество не выбирают. К нему приспосабливаются.

Русский буриданов осел так и умер бы между двумя скирдами, не решив, к которой подойти. Но когда бы к нему силком придвинули одну — он умудрился бы сожрать ее с аппетитом, даже если бы она была гранитная.

Лично мне этот осел кажется перспективней американского, европейского и вообще любого.

18 февраля 2008 года 

№ 6(499), 18 февраля 2008 года