Россия преступная, Россия правдивая

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Россия преступная, Россия правдивая

«Gazeta Wyborcza», 4 марта 2000, №54

У России два лица. Одно — нечеловеческое и преступное — появилось в Катыни, Медном и Харькове, а сегодня в Чечне. Второе — правдивое — в героическом признании лжи собственного прошлого.

Приказ уничтожить около 22 тысяч безоружных польских пленников был издан по предложению Берии 60 лет тому назад, 5 марта 1940 года. Под ним стоят инициалы Сталина, Ворошилова, Молотова и Микояна. Выполнение приказа было тщательно подготовленной НКВД технической операцией. Все было запланировано до мельчайших деталей: календарное расписание железнодорожного транспорта, тип вагонов, место выгрузки, способ перевозки жертв к месту казни, наконец, экзекуция, напоминающая механизм быстрого поражения животных электрическим током, — выстрел в затылок.

Я избежал Катыни чудом. В битве под Устилугом я попал в немецкий плен. Двумя днями позднее все мои ближайшие боевые товарищи с капитаном Витольдом Хердегеном во главе попали в советские руки. Их фамилии я нашел в списке убитых.

Когда весной 1943 года я смотрел немецкие фотографии трупов, извлеченных из могильных ям, мне пришло в голову: как немного отделяло меня от того, чтобы быть одним из них. В воображении я переживал свои последние минуты. Вдруг до моего сознания дошло, что это казнь. Болезненное затягивание веревки, которой мне завязывают сзади руки. Последняя мысль о самых близких и последняя молитва. Рука палача хватает меня сзади за шею и наклоняет над ямой. И после уже ничего.

Катынская ложь

Недавно на экране телевизора я видел вторую Катынь, на этот раз в Чечне. Грузовики, наполненные грудами убитых молодых мужчин со связанными сзади руками. Сотни безжизненных тел, сброшенных в вырытые заранее рвы, сразу же засыпаемые экскаваторами, чтобы не найти следов.

Единственными свидетелями убийств в Катыни были палачи. Благодаря телевидению чеченскую Катынь видел весь мир, и, как и тогда, несмотря на очевидные доказательства, возрождается «катынская ложь». Представитель Путина заявляет, что киносъемка не является доказательством. Это провокация, подготовленная самими чеченцами либо западными журналистами.

В 1943 году соучастниками катынской лжи были союзники. Английское правительство получило секретное донесение от Оуэна Клера О’Мэлли, британского посла при польском правительстве в Лондоне. На основании косвенных доказательств, полученных от независимых экспертов, О’Мэлли неоспоримо подтверждал, что виновными в убийстве были Советы. Черчилль, зная правду, принял и провозгласил советскую ложь про то, что убийство совершили немцы. Эту же ложь поддерживал Рузвельт.

Можно признать, что во время войны с Гитлером эта ложь была крайней необходимостью. Поддержание союзнических отношений с Советским Союзом было неминуемым условием победы над Гитлером. Ничто, однако, не оправдывает того, что оба англосакских правительства поддерживали советскую ложь после войны.

Когда в конце 1970?х годов поляки в Лондоне хотели установить памятник жертвам Катыни в Кенсингтоне, недалеко от Бромптонской Оратории, тогдашний британский премьер возразил против помещения на памятник даты: 1940, потому что лишь в 1941 году Катынь оказалась в немецкой оккупации. Памятник можно было поставить только на кладбище, на выкупленном поляками могильном участке. В 1952 году администрация Эйзенхауэра проигнорировала результаты расследования комиссии Палаты представителей Конгресса США, признавшей вину Советов доказанной.

Единственным похвальным исключением в катынской лжи был британский прокурор Международного трибунала в Нюрнберге, судивший гитлеровских военных преступников. Сэр Хартли Шоукросс решительно отверг желание советского прокурора включить в обвинительный акт против Германии катынское преступление.

Катынскую ложь умышленно повторяли очередные правительства ПНР. Если бы тогдашние власти верили, что ответственность лежит на немцах, то не запрещали бы употребление вслух слова «Катынь» даже в некрологах. Этот запрет сам по себе указывал на виновного. Лишь Войчех Ярузельский под давлением общественного мнения во время визита в Москву в апреле 1990 года потребовал от советских товарищей раскрыть правду.

Россияне в борьбе за правду

Борьбу за пересмотр катынской лжи начала и вынесла на первый план подпольная пресса в середине 1980?х годов. Обращенные к россиянам призывы дать доступ к документам и рассекретить правду нашли сильный отклик в среде российских демократов, объединенных вокруг «Мемориала». Уже в 1987 году деятели «Мемориала» по собственной инициативе предприняли попытки добраться до тщательно охраняемых секретных папок.

Первопроходцем, действующим самостоятельно, был военный историк Юрий Зоря. В течение нескольких лет он вел упорную борьбу за доступ к самым закрытым «Особым папкам», завершившуюся открытием документальных подтверждений того, что преступление было совершено НКВД. Результатом этих зачастую очень рискованных трудов был сборник «Документальная хроника Катыни», о котором было объявлено в 1989 году в докладе на научной конференции архивистов.

Зоря был не одинок. Список российских историков, архивистов, прокуроров и журналистов, находивших и предававших огласке документы или передававших их напрямую полякам, очень длинный. Раскрытие документов и указание их местонахождения дало возможность польской стороне требовать их копий от Горбачева, а позднее Ельцина. Советские, а затем российские власти не могли утверждать, что доказательств не существует, поскольку поляки указывали, где их можно найти, приводили их нумерацию, даты и т. п.

Самой большой заслугой деятелей «Мемориала» стало нахождение в Медном и Харькове неизвестных мест казни и массовых захоронений пленных из Осташкова и Старобельска. Профессор Рудольф Пихоя, многолетний руководитель Государтсвенной архивной службы России, был тем, кто вручил Валенсе вещественные доказательства в виде приказа об убийстве 5 марта 1940 года. Военный прокурор, полковник Александр Третецкий был соавтором добросовестного обвинительного заключения Главной военной прокуратуры СССР, заканчивающегося выводом о том, что вина Советов в полной мере доказана.

В 1993 году Третецкого перевели на восток России. Другой военный прокурор, Степан Родзевич, потомок писательницы Марии Родзевич, оказал бесценную услугу, передав польской стороне доказательства, найденные в ходе следствия. 17 ноября 1993 года по телефону он договорился о встрече с генеральным консулом РП Михалом Журавским, хотел лично передать ему какую-то важную информацию. В этот же самый день, незадолго до встречи, здоровый, 48-летний мужчина неожиданно скончался от сердечного приступа.

Без обвинительного акта

Венцом героических стараний наших российских друзей в борьбе с катынской ложью являются изданные в 1995 и 1998 годах первые два тома монументального труда «Katy?. Dokumenty zbrodni» («Катынь. Документы преступления»). Они были изданы по-польски польскими архивами и на русском языке российскими архивами[5]. Редакция и обработка были совместными, но документы — тысячи страниц — нашли и получили, по большей части, русские. Без их участия, преодоления ими преград и сопротивлений, а также без согласия, пусть и неохотного, высших российских властей в лице Горбачева и Ельцина белое катынское пятно никогда не было бы устранено.

В августе 1993 года Ельцин возложил венок под Катынским крестом на Повонзках. Перед телевизионными камерами он поцеловал руку спасенного пленника из Козельска, ксендза Здислава Пешковского и прошептал слова: «Приношу извинения».

Действительно ли белое катынское пятно было заполнено без остатка?

Благодаря сотрудничеству россиян в сборниках документов «Katy?. Dokumenty zbrodni» появился полный список совершивших преступление, как отдававших приказы, так и палачей. Также есть список отмеченных и награжденных за совершение преступления. Стефан Снежко, заместитель генерального прокурора, получил задание приготовить обвинительный акт против еще живущих убийц и требование их экстрадировать либо подвергнуть суду в Российской Федерации. Снежко был недавно уволен со своей должности министром юстиции. Чего он добился в течение последних десяти лет?

Из сборника документов «Katy?. Dokumenty zbrodni» (T. 2, с. 11) следует, что по приказу разведки НКВД (V Отдел Народного Комиссариата внутренних дел) помиловано 395 человек, то есть 3% пленных из всех трех лагерей. Среди них были пленные, которые выразили готовность сражаться на стороне Красной армии в случае нападения Германии на СССР. В связи с дипломатическим вмешательством Германии были удалены из состава «транспорта смерти» 24 человека, Литвы — 19 человек. 91 человек исключен с целью дальнейших допросов советской разведки. K ним присоединился профессор Станислав Свяневич, в последний момент перед казнью снятый с поезда на станции Гнездово.

Около 90 фамилий оказались в списке пленных, завербованных к сотрудничеству специальными лагерными отделами. В качестве сексотов они информировали о настроениях, а также высказываниях и поведении отдельных заключенных. В таком доносе нашлось решение пленных в одном из блоков: «Непреклонно держаться в грядущих боях за великую Польшу. Что бы с нами ни сделали, Польша есть и будет… Непреклонно держаться с честью польского офицера за будущую великую Польшу».

Такого рода общие решения, пересказанные польскими доносчиками, вероятно, склонили Сталина и Берию причислить всех пленников, кроме немногочисленных исключений, к непримиримым «классовым врагам» и уничтожить их.

Что сделал прокурор Снежко для получения актов и установки фамилий этих польских соучастников катынского преступления?

Человеческое лицо России

Осталась еще задача достойно, с почестями перезахоронить останки подло загубленных жертв. На суверенной российской территории полякам предстоит проведение работ по поиску и вскрытию расстрельных ям, покрытых землей и лесом, а также идентификации польских останков.

Это задание доверили Совету по охране памяти борьбы и мученичества под руководством Станислава Броневского. Совет, поддерживаемый Федерацией катынских семей (польск. Federacja Rodzin Katy?skich), поставил себе конечной целью создание мемориальных комплексов на кладбищах в Катыни, Медном и Харькове. Деятельность Совета продвинулась вперед, когда в 1993 году его секретарем стал 29-летний историк Армии Крайовой Анджей Пшевозник. Его самоотверженность, энергия и способности к убеждению, при совершенном отсутствии давления, ничего бы не дали, не получи он согласия и сотрудничества центральных и местных российских властей. Задание, казалось бы, невыполнимое, поскольку ни одна нация в мире охотно не признается в поступках, которые влекут на нее позор. Скорее, о них забудут, чем станут увековечивать места преступлений и о них распространяться («не плюй в свой колодец»).

Пшевозник и его команда встретились с яростным сопротивлением наследников КГБ и СССР, но также с пониманием и доброжелательностью местных жителей, представителей районных властей в Смоленске, вицегубернатора Твери Вячеслава Подьячева, а также многих журналистов, добросовестно повествующих о катынских делах. Польская сторона столкнулась также с требованием, что кладбище и памятник жертвам сталинских преступлений должен быть общий для всех погибших, не учитывая их национальности, то есть не только для поляков, но также для русских, украинцев и всех убитых и похороненных в этих местах. Слов признания заслуживает также итоговое согласие российских властей на то, чтобы кладбище на месте казни польских пленников стало польским воинским мемориалом.

Из польских намерений ничего бы не вышло, если бы не поддержка, оказанная Анджею Пшевознику заместителем министра культуры правительства Российской Федерации Вячеславом Брагиным, которого назначили российским представителем по вопросам Катыни. В интервью «Gazeta Wyborcza» (3 ноября 1997 года) Брагин заявил, что очистка совести России от катынского преступления стала миссией его жизни. «Как русский, — сказал он, — я больше всего заинтересован в том, чтобы Россия показала свое человеческое лицо». В прошлом году Брагин был уволен со своего поста. Светлана Филонова, журналистка еженедельника «Россия», в статье «Катынской мерой», которая вышла на польском языке («Wi??», февраль 1996), написала, что «не может быть никакого очищения, «пока мы сами не соскребем с себя кору нераскаянных грехов и страшных ошибок, которая нарастала на нас веками».

Польский долг благодарности

Три года назад Брагин утверждал, что Катынь и Медное стали для россиян чертой, разделяющей их страну на две части: демократов и коммунистов. K демократической части принадлежат те, кто открыто признает, что польских пленников уничтожило НКВД. К лагерю противников демократии — те, кто хочет об этом забыть и правду заглушить.

Итак, у России два лица. Одно — ужасное, нечеловеческое и преступное, которое проявилось в Катыни, Медном и Харькове, а сегодня заново проявляется в Чечне. И есть второе, которое мы видим в героическом признании лжи собственного прошлого и очищении своего народа от совершенных преступлений. Можно двояко рассматривать россиян: как виновников Катыни или как товарищей в беде и жертв той же самой нечеловеческой системы. Ведь останки убитых по приказу Сталина русских перемешаны или соседствуют с могилами поляков.

Если мы хотим для себя и других людей, без учета их национальности и вероисповедания, лучшего будущего, мы должны показывать тем, кто борется за лучшее лицо России, свои признание, поддержку, благодарность и память. Мы должны им помогать и оберегать их от опасностей, возникающих сегодня над их головами.

Опасность становится реальной в момент, когда человек, воспитанный в школе преступлений и лжи, какой была и есть КГБ, получает всеобъемлющую власть над российским великаном. Во времена Советского Союза мировая известность спасла Солженицына, Сахарова, Гинзбурга и других. Единственным щитом, каким можем мы заслонить наших российских друзей, может быть только признание их героической борьбы за человеческое лицо России. Мы можем привлечь к этому внимание мира.

<...>