Без Итаки

Без Итаки

В большой и проблемной стране, ни во что толком не верящей, либеральная демагогия выглядит провально.

Всякая революция лишь тогда чего-нибудь стоит… Ленин продолжил бы: если она умеет защищаться. Но сначала надо научиться говорить. Революции — а равно и стабилизации, и даже стагнации — не делаются без языка. От эпохи остаются лозунги: «Индустриализация, коллективизация, культурная революция», «Кадры решают все», «Все для фронта, все для победы», «Никто не забыт и ничто не забыто», «Пятилетку — в четыре года», «Экономика должна быть экономной», «Ускорение, перестройка, гласность». Дальше тишина. Ельцинские девяностые запомнятся блатным сленгом и советом брать столько суверенитета, сколько унесете. Идеологии у Ельцина не было и быть не могло: бывший обкомовец, попавший в демократы, и демократ, постоянно доводивший до силовых мер, он не мог и не хотел выработать универсальную лексику, которая бы все это покрывала. При нем кремлевский персонал превратился в челядь: последним человеком, знавшим историю и способным внятно формулировать, был Костиков. Его и выкинули. Если кто и запомнился — то Черномырдин, и именно косноязычием.

В начале путинского правления язык как будто забрезжил. Равноудаление олигархов, вертикаль власти, диктатура закона. Начался своего рода восстановительный период, лексика еще могла быть апофатической, «от негатива»: приблизились — равноудалим, расшатали — восстановим… На государственную идеологию все это не тянуло, но опознавательным знаком служило. Путин периода второго срока — далее «второй Путин» — озаботился выработкой позитива. В обязанности политтехнолога — в отличие от идеолога, у которого задачи совсем иные, — входит говорить непонятно, так, чтобы работодатель понял и заплатил, уважительно повторяя по-чеховски: «Гладко, гладко… Дай Бог здоровья…» Команда политтехнологов взялась сегодня формировать набор опорных слов, которыми должен запомниться народу второй Путин. Не получается ничего, совсем ничего.

Бог — не фраер: тем, у кого нет внутреннего содержания, он не дает и слов для его выражения. Заметьте, ни одна фраза нынешних властителей России, кроме пресловутого «сортира», не ушла в цитаты. Все прочие крылатые слова — тоже цитаты, но чужие: пыль глотать, сопли жевать, кое-что из гайдаевского репертуара…

Вот труд Алексея Чадаева, надежды нашей политической философии (куда бы возложить эту надежду, чтоб хоть не так наглядно демонстрировала нищету нашей мысли?). «Путин. Его идеология». «Живой ценностный язык появляется в тот момент, когда абстрактный идеал разворачивается в программу конкретных политических действий». Это сказано мутно, как и положено политтехнологу, отрабатывающему заказ. Говоря по-русски, живой ценностный язык появляется тогда, когда есть ценности, признаваемые большинством населения. Ясно, что в многонациональной стране такие ценности должны быть наднациональными, так что русскую почвенническую демагогию, к которой в Кремле в последнее время прибегают все активнее, надо оставить. Она свое отжила, доказав полную тупиковость, сведясь к системе запретов на все и вся. Общечеловеческие ценности — товар экспортный, идеально годящийся для развала и растления противника, но крайне сомнительный в качестве позитивной программы. Беда в том, что, лавируя между Сциллой и Харибдой, идеологи Путина, в отличие от Одиссея, не видят перед собой никакой Итаки, то есть плыть им некуда и лавирование их самоцельно. Отсюда и вечное болтание между двумя скалами без малейшей попытки направить нос на что-нибудь осязаемое.

Надо решить для себя: либо ты стараешься сделать максимально комфортной постепенную гибель империи, либо берешься восстанавливать ее на новых наднациональных основаниях. Надо перестать действовать с оглядкой на вашингтонский обком и скиновский общак. И тогда слова придут сами.

17 апреля 2006 года

№ 410, 17 апреля 2006 года