Без анекдота

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Без анекдота

Вернулись все приметы застоя: от дешевой и качественной народной водки до дорогих и некачественных боевиков о противостоянии двух мировых систем. Есть аналоги у комсомола, у замполитов, у идеологического отдела ЦК КПСС, и даже фамилия главного идеолога необъяснимо напоминает сусловскую с поправкой на масштаб. Нет одного: политического анекдота. Объясняется это просто. Сама реальность до такой степени анекдотична или, иными словами, настолько откровенна, что анекдоту некуда просунуть свое тонкое лезвие. Он ведь обычно устремляется в зазор между реальностью и политграмотой, истиной и лицемерием, как в классической шутке о четырех противоречиях социализма: говорят, что все есть, но ничего нет. Ничего нет, но у всех все есть. У всех все есть, но все недовольны. Все недовольны, и все — за. Сегодняшняя ситуация несколько сложнее: она порождена полным отсутствием иллюзий. Попробовали так, попробовали сяк, вышло хуже и стало как всегда. Этим и объясняется, например, так называемый парадокс льготников: объяснения ему искали лучшие политологические умы — Кагарлицкий, Пионтковский, Латынина… Я не иронизирую, они и правда умные. Парадокс состоит в том, что все льготники — самая недовольная категория населения — стопроцентно за Путина. Убежден, что почти неизбежная сдача Зурабова ближе к выборам не решит ни одной пенсионерской проблемы. Личности не значат ничего. Можно перетравить половину бывшей российской резидентуры, но передачи «Голоса Америки» никогда уже не будут иметь прежнего семидесятнического успеха. Ведь в чем штука-то: сегодня в России очень мало государственной лжи. Или, вернее, она настолько откровенна, что и разоблачать ее неловко. Вот почему на встрече с президентом журналисты не задали ему ни одного внятного вопроса. Ведь все ясно. Появился даже ответ на самый неразрешимый вопрос последнего семилетия: «Ху из мистер Путин?». Он тот, вместо кого никого.

Путин, надо отдать ему должное, ведет себя с фирменной откровенностью своего ведомства. Такой же честностью, скажем, поражал интеллигентных собеседников Андропов. Это ведь его фразочка: «Дадим колбасы — не захотят никакой свободы». Если учесть, что понятие «колбаса» следует толковать расширительно, прав оказался мудрый старик. И взаимообусловленность свободы и колбасы оказалась таким же праволиберальным мифом, как и рабская сущность России. У нас никакое не рабство. У нас просто политическая система, способная существовать в единственном, раз и навсегда заведенном виде. И потому революционеры сегодня — в лучшем случае воспитатели нонконформистской молодежи, которая со временем так же вольется в элиту, как отвязный саксофонист Билл Клинтон.

Путин не пытается изображать ни диктатора, ни идеолога, ни пассионария. Он прекрасно знает, что не он управляет страной, а страна — им, и надо лишь минимизировать травмы и потери. Какая, помилуйте, революция против нанятого менеджера? Идеологические схемы кончились, пришла реальность как она есть.

За последнее время мне показался смешным всего один анекдот:

— Мама, мама, смотри, мальчик девочку ест!

— Глупый, не ест, а целует… Нет, все-таки ест!

Ну и приятного аппетита.

9 марта 2007 год

№ 9(454), 12 марта 2007 года