Летняя зима

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Летняя зима

В понедельник, 28 мая, в 15:30 случилось невероятное. Нет, я не о том, что жара достигла тридцати трех по Цельсию, установив тем самым абсолютный московский рекорд для мая. Я о том, как она подействовала на отдельных граждан. Именно в это время Владимир Владимирович Путин распорядился немедленно начать интенсивную подготовку к зиме. Он так и сказал Михаилу Фрадкову: «Прошлая зима была теплой, но это не повод расхолаживаться». И возложил лично на Фрадкова ответственность за то, чтобы следующая зима — «а вы знаете, что такое русская зима», добавил он, — не стала для страны неожиданностью.

Лично я в первый момент подумал о солнечном ударе, случившимся то ли с ним, то ли со мной, то ли — чем черт не шутит — с Интернетом: действительно, странно 28 мая при патологической тридцатиградусной жаре заговаривать о подготовке саней. То ли вовсе у России проблем не осталось, что Госдума запрещает курение в общественных местах, а президент учит премьера, что такое русская зима? Так давайте я подскажу, проблем полно: при этой самой жаре полчаса простоял на Садовом кольце только потому, что по Ленинскому проспекту в открытой машине ехал португальский премьер с симпатичной фамилией Сократиш. Не знаю, как он там рулит в Португалии, но при таких мерах предосторожности запросто «Сократиш» чужую жизнь на годик-другой: меня чуть кондратий не хватил на припеке. Опять же не все хорошо в идеологии, просвещении и сельском хозяйстве.

Впрочем, вдумавшись, я версию о солнечном ударе отмел. Вероятно, на президента сильно подействовало сообщение о том, что в связи с жарой будет ограничена подача электроэнергии в дома, подключенные к линии электропередачи «Очаково — Пресня 1». Могу понять негодование первого лица: что это такое? Зимой у вас кабель не выдерживает, летом — то же самое… К жаре вы не готовы — вон в Москве из-за кондиционеров какое перенапряжение в сетях; к холоду — тем более… Бессилен стал наш человек перед природой! А надо наоборот. Иначе Фрадкову в январе будет жарко, если его по традиции не подставят в августе.

Есть в этом и еще один нюанс — метафизического свойства. Мы действительно привыкли к хорошей, мягкой зиме и хреновому, сопливому лету. А климат у нас, между прочим, континентальный, с диапазоном до семидесяти градусов. Это же касается и нашей политики — вынужденно аккуратной, теплохладной, с оглядкой на беззубую Европу. Это время закончилось. Надо ли напоминать, что такое русская зима? Надо ли объяснять, что такое трескучие морозы, пронзительные ветры и обострение классовой борьбы? Да у нас эта память в генах, до всякого большевизма. Стало быть, не только Фрадкову, а и всей России сказано: мягкость кончилась, началась жесть. Сама природа все поняла и отметилась похвальным радикализмом. Не путать с экстремизмом. Экстремизм — это когда Лимонов с Каспаровым и Касьяновым выходят погулять на Пушкинскую площадь. А похвальный радикализм — это когда летом плюс тридцать пять, зимой минус тридцать пять и каждый боится ночного звонка.

Вообще зависимость русской власти от природы — или, если хотите, природность русского характера — давно общеизвестна. Одна британская писательница как-то объяснила мне, что континентальный климат вообще не способствует демократии, ибо знает только крайности. Нынешняя патологическая жара отчего-то очень ко времени: ну, слава Богу, наконец-то все не как у людей. Хорошо помню лютую поначалу зиму 2003 года, тоже казавшуюся символической. Эхма, наша русская кровь на морозе пищит!

Так что готовьтесь все, и вы, Мюллер, особенно. Зимой будет жарко. Так жарко, что уже летом, когда я думаю об этом, мне как-то холодно, х-холодно, господа.

4 июня 2007 года

№ 21(466), 4 июня 2007 года