46. "ПОСЛЕДНЯЯ ТУЧА РАССЕЯННОЙ БУРИ" (Елена Шварц)

46. "ПОСЛЕДНЯЯ ТУЧА РАССЕЯННОЙ БУРИ" (Елена Шварц)

Самая младшая из питерских поэтов "Тайной свободы", Елена Шварц завершает собой оба поколения: как «медный век», его Sturm und Drang по определению Гёте, относившемуся к временам его молодости, так и тихий эстетизм «Тайной свободы».

Первые стихи её прозвучали на одной из конференций молодых поэтов Северо-запада, когда Елене Шварц едва исполнилось 14 лет.

В ранних стихах, ненадолго отдав дань увлечению верлибром и даже слегка зацепив чудище абсурдизма, она вернулась к ритмичному и рифмованному стиху. Сложность метафоры и свободная ассоциативность при чёткой прозрачности речи, то есть всё то лучшее, что принесли поэты Тайной свободы, остались в ее стихах. Их отличает еще особая длина строки, словно медленная речь льется и никак не перельется через порог рифмы:

Как эта улица зовется, ты на табличке прочитай,

А для меня ее названье — мой рай, потерянный мой рай.

Как этот город весь зовется, — ты у прохожего узнай,

А для меня его названье — мой рай, потерянный мой рай…

Елена Шварц — замыкающая своего поколения. И в ее стихах почти всегда всё — в прошлом.

Само по себе Настоящее исчезло из её строк: глагольная форма как настоящего, так и будущего времени не часто гостит в них. Прошлое доминирует (прошедшее время). Настоящее всегда краткий миг. Это поэзия сожаления о том, что минуло. Прошлого не догнать.

и по финскому морю печали и жалобы

в тихо тонущих плыть кораблях.

"Зачем гнаться по следу того, что ушло?" — но и не гнаться нельзя… Меж небом и землей остается колеблемое всеми ветрами существование:

На колокольне так легко,

На колокольне далеко

И виден остров весь,

И мы с тобой не на земле,

Не в небе, нет, а здесь.

Там, где и должно бы свой век

Поэту и провесть,

Где слышно пение калек

И ангельскую весть.

Если попробовать все эти мимолетные взгляды, все оттенки настроений соединить в одно целое, то получится, что Елена Шварц пишет о "потерянном рае". А уж вложить свой смысл в этот символ — дело каждого читателя. В одном из лучших стихотворений Шварц, в "Памяти о псалме" мотив знаменитого "Плача на реках вавилонских" озаряет Неву:

Вот сижу я при реках своих вавилонских,

Вот я плачу (ли плачу?) над Черною речкой,

Низко арфу повесив на иву, обнявшись

С жизнью — верткой пиявкой, ухабистой девкой.

А прошлое уже почти не видно сквозь серый туманец. Полное безвременье досталось на долю… Мы, родившиеся раньше, в молодости иные застали времена, когда хоть что-то случалось, хоть что-то происходило…

В поэме "Неугомонный истукан" тыняновская восковая персона говорит:

Вы по кусочкам этот город в Эдем снесете на спине,

Он поплывет в высоком море, Небесный Петербург теней,

Но он и так наполовину уже не здесь, уже он там…

И снова чувствуя себя между небом и землей, Елена Шварц и весь город с собой помещает туда же… И потерянный рай переходит из одного стихотворения в другое по волнам тягучих интонаций…

Если не считать не самый удачный, очень уж стилизаторский цикл, написанный от имени средневековой монахини Лавинии, то стихи Шварц всегда удивляют.

Вот какой мне видится эта последняя поэтесса поколения Тайной свободы.

P. S. Елена Шварц умерла в этом году. Она заняла своё место в русской поэзии, и о ней написано немало. Эти давние заметки — моя о ней память.