6. БРОДЯГА ОКАЯННЫЙ (Сергей Марков)
6. БРОДЯГА ОКАЯННЫЙ (Сергей Марков)
Прежде всего прошу не путать поэта и крупного русского географа Сергея Николаевича Маркова с двумя истинно советскими недопоэтками — его однофамильцами…
Как известно, большинство поэтов рано или поздно переходят на прозу.
А вот знаменитый географ Сергей Марков — наоборот первые стихи опубликовал тогда, когда его известность как учёного и писателя была уже немалой: семь книг по истории географических открытий и роман "Юконский ворон" прославивший автора среди молодежи…
К началу публикации стихов за спиной Маркова было уже многое: и жизнеописание полярного исследователя Бегтчева и уже упомянутый тут роман «Юконский ворон» о странной любви и приключениях первопроходцев на Аляске в начале 19 столетия, и ещё фундаментальный труд по истории картографии… Муза дальних странствий переселилась в стихи из его науки и его прозы.
Поэт Марков на целое поколение младше самого себя.
Первые его публикации появились в предвоенные годы, рядом с теми молодыми поэтами, кто тогда только начинал, как К. Симонов, к примеру…
Сравним стихи 1924 года и стихи сороковых. Они почти неразличимы меж собой.
Какое раннее? Какое более позднее? Без даты не понять. Поэт не менялся — вот его странная особенность:
О чём звенит камышный ворох?
Где, как скопившаяся боль,
Сочится в стынущих озёрах
Слезами мраморная соль?
А вот строки из его стихотворения «Землепроходцы» 1947 года:
Просторы открывались как во сне,
От стужи камни дикие трещали,
В Даурской и Мунгальской стороне
Гремели раскалённые пищали.
И если у других поэтов экзотический мир существует для того, чтобы в него вломиться "со своим уставом", то Марков не вламывается, он сливается с жизнью и культурой, вроде бы чуждыми европейцу. В этом он противоположен и Тихонову и Луговскому, решавшим "колониальную тему" с "позиции силы": А у Маркова вот как:
«Мерзлые юрты не знают мести,
Буря за дверью — взятый уступ.
Тут мы оставим на кружечной жести
Тонкую кожу спаленных губ…
Кровью зеленой наполним жилы,
Вспомним буранные пустыри,
С теми, кто здесь любили и жили
Мы просидим у огня до зари…»
Вместо колониального пафоса — понимание. И удаётся оно потому, что для поэта любая национальная культура существует, чтобы понять ее, а не покорять, войти бережно и не наследить… Это бережное отношение к чужому миру продиктовано именно тем, что Марков — один из самых глубоко национальных поэтов.
«Что же я — в почете иль в награде?
Я рожден в неведомом посаде,
Где сосна да заячья тропа,
Где деревья в инее томились,
Проруби крещенские дымились,
Где судьба на радости скупа…»
Это лирическое утверждение безвестности — не литературное кокетство.
Действительно, декларировавшие агрессивно свое сугубо национальное нечто, стихотворцы из «Молодой Гвардии» или из «Нашего Современника» на самом деле растеряли всю национальную сущность в своих писаниях, зато щедро уснащённых берёзами да диалектными словечками…
В поэзии Сергея Маркова тонкое чувство языка ведет за собой образный строй стиха.
Лучшая его поэма даже названия не имеет, да и размер ее — около семидесяти строк всего, но неподдельно русского в ней больше, чем в целой книге иного упрямого В. Цыбина или крикливого Е. Исаева… А начинается все с того, что поэт вслушивается в названия старинных городов, и сами имена их диктуют строку, зримую, живописную.
«Знаю я, малиновою ранью
Лебеди летят над Лебедянью,
А в Медыни золотится мед,
Не скопа ли кружится в Скопине?
А в Серпейске ржавой смерти ждет
Серп горбатый в дедовском овине.
Наливные яблоки висят
В палисадах тихой Обояни,
Город спит, но в утреннем сиянье
Чей-нибудь благоухает сад…
И туман рябиновый во сне
Зыблется, дороги окружая,
Горечь можжевеловая мне
Жжет глаза в заброшенном Можае,
На Заре Звенигород звенит…»
И так же медлительно, незаметно возникает из этого множества тихих городков тихий, поначалу почти бесплотный облик женщины. И сам поэт не знает, кто она и откуда…
Она — всюду, Хотя поэт не намекает прямо на блоковское понимание…
на олицетворение России в облике этой женщины, но оно в стихе слышится…
«Белое окошко отвори -
От тебя, от ветра, от зари
Вздрогнут ветви яблони тяжелой,
И росой омытые плоды
В грудь толкнут, чтоб засмеялась ты
И цвела у солнечной черты
Босоногой, теплой и веселой».
И кругами идут строки, и возвращают нас к плывущим образам сел и городков Севера или Поволжья… Её образ — вне времён. Как и вся поэма, занимающая в творчестве Сергея Маркова такое же ключевое место, как у Блока "На поле Куликовом" или у Гумилева" Капитаны". И мотив этот не раз
всплывает и в иных стихах Маркова:
Рябинин-город! Явь иль сон,
И смех, и волосы что лён,
И рассудительные речи,
В светлице — шитые холсты,
И вздохи тёплой темноты,
И в полотне прохладном плечи…
Вневременность лучших вещей Маркова сочетается с бесконечным разнообразием пейзажей и пространств… Поэма "Радуга-Река" — монолог бродяги, человека, которому "всегда больше всех надо"
Но, схватив мечту руками, он разочарован — пока новая сказка снова не сорвет его с насиженных мест. Когда, в каком веке — неважно. Важно где шляется он— бродяга, сказочник, скоморох… первооткрыватель… землепроходец, получающий за свои подвиги только плетью дьяка по спине…
Вот вместо легендарной Радуги-реки находит он просто "малый ручеек".
«Бредил в лихорадке и дыму
В хижине у Радуги обманной,
И пошел, бродяга окаянный,
По весне в родную Кострому…»
Но с новой весной опять уходит он — на этот раз поглядеть золоторогих оленей да кита, на котором поморские женки хороводы водят… И опять ни с чем возвращается:
Возопил я, глядя в облака:
Все обманно: Радуга-Река,
Рыба-Кит., олень золоторогий…
Оборвалась сказка, словно нить,
Как на свете без мечтанья жить
Буду я, смиренный и убогий?!»
Но стоит ему услыхать еще про какие-то чудеса — и он снова готов в путь… Вот и сам поэт — вечно в погоне за недосягаемым, И, как его "бродяга окаянный", сам поэт и неведом и безвестен, но рассказывает нам, что
На востоке дикий хмель
Хвойный сон, жемчужный град.
Там лазурная форель
Заплывает в водопад…
Но вот что удивительно — это истинная его безвестность, несмотря на десяток, а то и больше поэтических, вовсе не тоненьких, книжек… Но кроме кратких предисловий к его книгам, не видел я ни разу не то чтобы монографии, а даже серьёзной статьи о творчестве Сергея Маркова.
Так вот все критики и молчали о нем долго-долго… Только после смерти поэта "Литературка" что-то невнятное опубликовала, похвалила…
И смолкло всё снова…