137. Писатели

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

137. Писатели

В Париже живут писатели, которые сеют и собирают жатву только своим пером. Их чернильницы вмещают в себе все их поместья, все их процентные бумаги. Таковы были оба Корнеля{241}, их племянник Фонтенель{242}, Кребийон{243}, оба Руссо[13] и почти все наиболее знаменитые писатели, которых дала миру Франция. Что же касается поэтов древности, то самый великий из них был вместе с тем и самый бедный.

На колени, невежды! Этот бедняк — Гомер.

Их могилы украшают благоухающими курильницами; при жизни же их оставляют в нищете; но это почетная нищета, и тот, кто сохраняет себя незапятнанным среди всеобщего равнодушия, несомненно является самым добродетельным человеком в мире.

Пенсии, назначаемые правительством, даются отнюдь ни наиболее нуждающимся, ни особенно полезным: самые изворотливые, самые дерзкие, самые ловкие интриганы захватывают все, предоставляя другим сидеть в недрах своих кабинетов и довольствоваться сознанием своих заслуг.

Бедность литератора является признаком добродетели и доказывает, что он никогда не унижал ни себя, ни свое перо; тот же, кто домогался пенсии и получил ее, сказать этого о себе по чистой совести не может. Его произведения могут быть безукоризненными, поведение же не всегда было таким.

Бребёф{244} сказал:

Когда б я знал небес участье

И не был так суров мой рок,

Везде, везде, где только мог,

Я вместо слез дарил бы счастье.

О доля, полная утех —

Предупреждать желанья тех,

В ком блещут высшие заслуги —

То было б счастием моим!

И тяжко мне глядеть, о други,

На то, как рок враждебен им!

О если бы богатые литераторы приходили на помощь бедным товарищам по профессии! Какая чудная мечта! Многие достигли видного положения благодаря занятию литературой, благодаря советам других литераторов. Но добившись высокого положения, они забыли своих друзей, своих товарищей, своих благодетелей.

Литераторы обычно посвящают работе утренние часы и делают этим большую ошибку, так как в том, что написано вечером, всегда бывает гораздо больше огня. Но спектакли и всякого рода развлечения стесняют вдохновение и мешают предаться серьезной работе.

Один из недостатков, свойственных умным людям столицы, заключается в том, что они слишком мало интересуются умом других людей и мало обращают внимания на толковые замечания какого-нибудь скромного тяжелодума, который, не умея гибко и ловко выражаться, иногда запаздывает со своим мнением. Другой недостаток умных людей заключается в отсутствии снисходительности и в том, что главным достоинством книги они считают ее отделку. Наконец, третий их недостаток — неумение слушать. Но в Париже человек, умеющий слушать, — вообще большая редкость.

Именно благодаря литераторам дух столицы сделался диаметрально противоположным духу придворных кругов. Столица стремится восстановить права человека и ограничить влияние вельмож, которые в прежние времена всячески унижали народ. Литераторы прилагают в наши дни все усилия к тому, чтобы искоренить тщеславие титулами, показав их ничтожество и поставив на их место действительно полезные труды человека. Являясь хозяевами общественного мнения, писатели превращают его в наступательное и оборонительное оружие. Яростная война завязалась между литераторами и вельможами, но последние, несомненно, проиграют сражение.

Пороки, порожденные роскошью, иные пытались объяснить свободой печати, в то самое время как писатели всеми силами борются против невероятных злоупотреблений власти. Писателей хотели сделать ответственными за нравы вельмож, тогда как вельможи никогда ничего не читают и являются прирожденными врагами писателей. Им хотели также приписать и все бедствия, которые они предвидели, о которых говорили и которым старались всячески противодействовать; но враги литераторов никогда не отличались логикой!

Начало упадку нравственности дано было при дворах, а не в книгах. А преступление литераторов состоит в том, что они пролили свет на множество злодеяний, дотоле покрытых тьмой. Власть имущие содрогнулись, увидав, что их постыдные тайны разоблачены, и возненавидели как самый светоч, так и тех, в чьих руках он находится.

Всем известны слова Дюкло{245}: Разбойники фонарей не любят! Но и сама нация не воздает в полной мере всего должного литераторам. Хотя последние и мало сплочены, они тем не менее согласны между собой в отношении всех основных принципов. Они клеймят позором сторонников самовластья, распознают их под их личинами, разоблачают и карают их. Они узнают бездарного чиновника и высмеивают его и своим беспристрастным осуждением и бдительностью приводят в смущенье даже низших притеснителей, которые, находясь в тени, считают себя недосягаемыми. Они умеют чинить справедливый суд всем общественным деятелям, за исключением своих личных соперников. Зачастую их голос становится выразителем общественного мнения. Что же может сделать власть против этого мощного голоса, который за невозможностью попасть в печать ограничивается разговором и покоряет силой очевидности? Решительно ничего! Ей остается только быть справедливой и сдержанной, так как иначе все ее ошибки будут запечатлены самым неумолимым резцом. Она все делает для того, чтобы посеять разлад в среде писателей, где, несмотря на полное отсутствие сплоченности, жив единый дух. Она подкупает наемников, чтобы раздуть пламя раздора и дать толчок легко возбудимому людскому самолюбию. Но в разгар всех этих распрей оружие сражающихся внезапно направляется против врага свободы и законов. Все участники борьбы прекрасно умеют отличать литературную ссору от общественной войны, и все их стрелы, точно движимые дружеским порывом, устремляются на виновника тирании.

Наконец, благодаря литераторам каждый характер теперь вполне выяснен и ему отведено определенное место. Приговоры, которые они выносят в первой инстанции, обычно утверждаются всем народом. Литераторов нельзя уже ни подкупить, ни уничтожить. Если даже разбить все печатные станки, то и это ничего не изменит, так как одним своим молчанием они смогут руководить общественным мнением.