107. Приверженцы роскоши

107. Приверженцы роскоши

Они многочисленны. Они основываются на том, что роскошь утешает людей, страдающих от жизненных невзгод, и что она распространена по всей Европе. На это им можно ответить: вы опираетесь на нечто крайне ненадежное и опасное. Подумайте: достаточно появиться трезвому и трудолюбивому народу, чтобы без труда взять над вами верх. Прочтите в истории свой приговор; посмотрите, как исчезли — подобно миражу — все обширные и горделивые азиатские владычества, как горсть солдат подчинила себе бесчисленные народы и властвовала до тех пор, пока сами победители, изнежившись в свою очередь, не сделались добычей первого честолюбца. Вспомните об ассирийцах, покорившихся мидянам, о Кире, который, находясь во главе персидских войск, разбил мидян, а затем сам пострадал, наткнувшись на храброе сопротивление скифов в то время, как он поработил своему игу лидийцев, устраивая для них всевозможные зрелища, игры и празднества.

Что сталось с царством Дария при Александре, Камбизов и Ксерксов при Мильтиаде, Фемистокле и Павзании? Когда греки начали в свою очередь вырождаться, они не замедлили подпасть под власть македонян.

Бездарность военачальников, отсутствие дисциплины — все это последствия роскоши. Роскошь поощряет беззаботность; когда господствует роскошь, тщательно изучаются только те искусства и ремесла, которые ласкают чувственность, а изучение теории боев остается в совершенном пренебрежении. Офицеры устраивают блестящие смотры войскам, чтобы доставить удовольствие дамам; стремятся к тому, чтобы у солдата была выправка танцора; совершенно не знают ни людей, ни положения вещей, ни возможного неприятеля, и повара, драгоценные безделушки, моды бывают повинны в проигранном сражении, как и в том, что кухня и посуда остались в руках неприятеля! Офицеры приезжают на фронт на почтовых, чтобы быть убитыми или попасть в плен.

С каких это пор мужественные, суровые нравы перестали иметь значение для устойчивости государств?! Разве они не представляют собой корней, которыми дуб держится в земле? Тщетно будет он поднимать ввысь гордую голову: если корни его подточены или засохли, он рухнет при первом же порыве ветра, как бы ни пышна была его листва.

Всякий раз, когда человек открывает дверь новым потребностям, он признается в своей слабости.

Когда начинают бояться военных трудов и опасностей, — государственные начала колеблются, ибо изнеженность и мужество несовместимы, — я подразумеваю, конечно, мужество устойчивое, выдержанное.

Молодой воин, вырвавшись из сладкого плена наслаждений, может храбро ринуться в бой. Порывистость, свойственная его возрасту, усилия, которые он делает, чтобы оторваться от утех сладострастья, — все это может сообщить стремительность его действиям, но это лишь мгновенный порыв, который вскоре затихнет, и я заранее предвижу, что такой воин скорее не устрашится смерти, чем утомления.

У молодого офицера не будет недостатка в храбрости, — у него не хватит сил и он скоро сдаст. Если бы дело шло об однодневном бое, — я положился бы на него, но как сможет он выдержать целую кампанию?! Разве его изнеженный организм вынесет все связанные с нею трудности? Перемены погоды, воздух, непривычная пища, напитки — все сделает его больным, хилым, ни на что негодным, и вокруг старого гренадера с загрубелой кожей молодые офицеры будут гибнуть подобно рою мух.