168. Украшения
168. Украшения
Алмаз красив сам по себе, но ювелир шлифует его, полирует, придает ему ту или иную форму, после чего камень начинает сверкать еще ярче. Такова женщина. Ничто ее так не привлекает, как драгоценные украшения; ничем она так не дорожит, как возможностью исправить ущерб, наносимый временем; ничто так не радует ее, как средства, могущие возместить утраченную ею свежесть и красоту.
Из истории мы знаем о пятистах ослицах, которые всюду сопровождали императрицу Поппею{302}, чтобы доставлять ей в изобилии молоко, которое она употребляла для ванн и различных косметик. Мы знаем, что царица Клеопатра усиливала власть своих чар тщательно подобранными украшениями и что это помогло ей пленить и поработить первого и второго из смертных — Цезаря и Антония. Нам известно, что у царицы Береники{303} были такие чудные волосы, что их именем названо одно из небесных созвездий. Мы читали о том, как Семирамида{304} усмирила страшный бунт одним своим появлением на балконе в еще не вполне законченном туалете, с полуобнаженной грудью.
До нас дошли сведения о кокетстве Елены Прекрасной{305}, воспламенившем столько сердец и послужившем поводом к великой войне, отголоски которой после целых тридцати столетий все еще звучат в мире. Мы знаем также, что Иезавель{306}, съеденная псами, подкрашивала себе губы. Но ни один из древних поэтов, славившихся превосходными описаниями, не рассказал нам о модах тех отдаленных времен с такой правдивостью, которая дала бы нам возможность составить о них верное представление.
Я знаю, что вакханка с разметавшимися волосами, с челом, обвитым плющем, с тирсом в руках может быть так же красива, как какая-нибудь маркиза с прической а-ла-Вержетт; знаю, что туники знатных римлянок были не менее изящны открытых платьев современных европейских дам; что их сандалии были так же изысканны, как наши миниатюрные башмачки на высоких каблучках, — но скажите, что стоило бы историкам дать подробное описание причесок, их разновидностей, их украшений, их общего вида? Почему писатели ничего не сообщили о том, как тогда причесывались, где и как начиналось и заканчивалось это восхитительное сооружение из волос? Куда помещали топаз и жемчужину? Как вплетали цветы? и проч. и проч. Что помешало описать изменчивую область мод? Ах, но ведь я сам прекрасно понял, взявшись было за кисть, до чего трудно, больше того — невозможно передать это искусство, самое обширное, самое неисчерпаемое, самое независимое от каких бы то ни было общих правил. Достаточно видеть, как красавица бросает на себя в зеркало последний, удовлетворенный взгляд, чтобы преисполниться восхищения и умолкнуть.
В самом деле, если бы я захотел описать дамский ток, украшенный двумя удивительными attentions, дамский чепчик а-ла-Жертрюд или а-ла-Генрих IV; чепчик, украшенный репами, чепчик с вишнями или чепчик а-ла-бебе{307}; если бы я захотел рассказать об осыпанном драгоценными камнями гребне или об ожерелье исключительной красоты, — получились бы одни только ничего не говорящие слова, и сам Гомер, при всей своей гениальности, скорее взялся бы описать Ахиллесов щит, чем прическу Елены.
Умолкнем же лучше и направим любознательного иностранца, желающего познакомиться с видоизменениями наших блестящих мод, в Большую оперу, где, глядя на головы наших женщин, он поймет все это гораздо лучше, чем читая мое холодное и запутанное описание.
В начале этого столетия женщины носили на открытой, груди небольшие бриллиантовые крестики, но один проповедник воскликнул с кафедры: «О боже! Можно ли найти более неподходящее место для креста, являющегося символом умерщвления плоти!»
Теперь, когда я пишу, модным цветом в Париже считается цвет блошиной спинки и блошиного брюшка[17]. Перед тем все сходили с ума от женских головных уборов, именуемых английским парком. На женских головах появлялись последовательно: ветряные мельницы, рощицы, ручьи, овцы, пастухи и пастушки и охотники в лесной заросли. А так как все эти украшения и прически не могли помещаться в визави{308}, то была создана особая система пружин, которые их поднимают и опускают. Последнее слово искусства и хорошего вкуса в этой области!
История пуфов, коков, бантов, шиньонов, бульонов и шиффонов должна была бы быть поручена Академии изящных искусств, занимающейся столь глубокими изысканиями об ожерелиях и украшениях знатных римлянок. Но не надо забывать и настоящего времени. Время чепчиков Гренада, Тисбе, султанша, корсиканка прошло, так же как и шляп Бостон, Филадельфия, жмурки; успех прически улиткой клонится к закату. Но я считаю своим долгом упомянуть еще о новомодных широких вздутых нижних юбках, утолщающих бедра и придающих полноту особам, у которых только кожа да кости. Обещаю в будущем основать журнал, посвященный юбкам и перьям; ему будет оказан лучший прием, чем Журналу ученых{309} или Невшательской газете![18]
Тюль, газ и марля дают работу сотне тысяч рук; я видел даже солдат, как здоровых, так и инвалидов, которые делают марлю и сами же ее продают. Солдаты, делающие марлю! Сейчас прочту пятьдесят страниц из Оссиана{310}, чтобы изгнать из головы эту прискорбную мысль.