Дело российских военных пенсионеров

В 1994 году между Эстонией и Россией было заключено Соглашение о социальных гарантиях пенсионерам Вооруженных Сил РФ на территории Эстонской Республики (далее – Соглашение). В 1995 году это Соглашение было ратифицировано парламентом Эстонии и вступило в силу на ее территории.

В соответствии со ст. 5 этого Соглашения:

«Военным пенсионерам, которые приобрели право на пенсионное обеспечение в соответствии с законодательством Эстонской Республики, могут, по их желанию, назначаться и выплачиваться пенсии соответствующими органами Эстонской Республики за счет ее средств. При этом выплата пенсий, ранее назначенных Российской Федерацией, приостанавливается на период выплаты пенсии органами Эстонской Республики и наоборот».

На тот момент требование выбора одной пенсии из двух было обосновано тем, что, во-первых, российская военная пенсия в 2–3 раза превышала эстонскую гражданскую и на неё вполне можно было прожить, во-вторых, при начислении эстонской пенсии по действующему тогда законодательству учитывался также и российский военный стаж.

17 августа 1998 года в России произошел дефолт, и с той поры российская военная пенсия в Эстонии перестала расти. В 2000 году в Эстонии были проведены изменения в пенсионном законодательстве и в пенсионный стаж перестали включать срок службы в Советской (Российской) армии. Российские военные пенсионеры стали перед выбором: продолжать ли получать военную пенсию от России (которая стала уже меньше, чем эстонская за полный стаж) или получать эстонскую гражданскую пенсию за урезанный стаж. И в том и в другом случае речь шла об очень незначительных суммах, на которые трудно выжить в Эстонии (150–250 евро). Для сравнения: эстонские военные пенсии превышают российские в 2–3 раза. И это понятно. Если в Российской (Советской) армии служили миллионы, то количество эстонских военных пенсионеров более чем незначительно.

25-26 апреля 2001 г. на X заседании Смешанной Российско-Эстонской комиссии, образованной на основании ст. 12 Соглашения от 26 июля 1994 года, российская сторона выступила с инициативой дать возможность российским военным пенсионерам получать обе пенсии одновременно. Также в ноте, направленной МИД РФ в МИД Эстонии в июне 2004 года, содержалось предложение исключить из ст. 5 Соглашения последнюю фразу, что открыло бы возможность получения российскими военными пенсионерами второй пенсии. Вновь этот вопрос был поставлен в июне 2005 года и в октябре 2006?го на проходивших в Таллине заседаниях Смешанной комиссии.

Эстонская сторона все эти инициативы отвергла. В октябре 2005 года она выразила в качестве мотива для отказа то, что это якобы поставит в неравное положение эстонских пенсионеров (которые тоже не могут одновременно получать и военную, и гражданскую пенсию). Но эстонская сторона не учла тот факт, что эстонские военные пенсионеры не получают две пенсии от одного государства, а в данном случае речь идет о двух бюджетах двух государств.

Также эстонская сторона неправильно истолковала понятие неравного обращения (дискриминации). Антидискриминационные директивы ЕС дают следующее определение дискриминации: она имеет место, если с одним лицом обращаются, обращались или будут обращаться хуже, чем с другим в сопоставимой ситуации.

Описанное выше сравнение российских военных пенсионеров с эстонскими явно несопоставимо. Сопоставимым же в данном случае было бы сравнение российских военных пенсионеров с живущими в Эстонии военными пенсионерами иных государств. Последние имеют право получать обе пенсии: как военную от государства своего происхождения, так и гражданскую от Эстонии. Этот факт был подтвержден Департаментом социального страхования Эстонии.

В 2005 году Социальный отдел Российского посольства заключил договор о сотрудничестве с Департаментом социального страхования Эстонии. Основной целью договора был обмен информацией между этими структурами по части назначения эстонской пенсии российским военным пенсионерам. То есть если раньше местные эстонские пенсионные департаменты при назначении эстонской пенсии требовали предоставить справку об отказе от российской, то сейчас они перестали это делать, рассчитывая на то, что Социальный отдел Российского посольства при получении соответствующей информации лишит пенсионера российской пенсии.

Многие этим воспользовались. Начиная с января 2006 года оформление российскими военными пенсионерами эстонской пенсии стало носить массовый характер. Всего число лиц, имеющих право на одновременное получение обеих пенсий, достигало 2 тыс. человек. Социальный отдел Российского посольства не реагировал на сообщения эстонской стороны о назначении военным пенсионерам эстонских пенсий и продолжал платить российские. Ход был правильным. Следуя Соглашению, приостановление выплаты российской пенсии является прерогативой российской стороны. Эстония же, исходя из Соглашения, приостанавливать выплату эстонской пенсии в данном случае не вправе. Она могла бы это сделать только в том случае, если эстонский гражданский пенсионер оформил бы российскую военную пенсию.

Тем не менее, в нарушение процедуры, предусмотренной ст. 5 Соглашения, начиная с 28 апреля 2006 года эстонские пенсионные департаменты начали приостанавливать выплату эстонской пенсии российским военным пенсионерам. Часть из них обратились ко мне за правовой помощью. На основании этих обращений было составлено порядка 63 жалоб в административные суды Эстонии. 47 военных пенсионеров прошли все судебные инстанции в Эстонии, не получив удовлетворения своим жалобам, после чего подали жалобы в Европейский суд по правам человека.

В жалобах в административные суды Эстонии указывались следующие основные аргументы:

1. Приостановление выплаты пенсии Эстонией нарушает предусмотренную Соглашением процедуру ибо в данном случае приостановление выплаты пенсии является только российской прерогативой.

2. Лишение российских военных пенсионеров одной из пенсий является дискриминационным, так как живущие в Эстонии военные пенсионеры иных государств имеют право получать обе пенсии.

3. Соглашение является международным договором, имеющим высшую юридическую силу в государстве, но есть и другие международные договоры, которые обязывают Эстонию выплачивать пенсии всем ее жителям – это Международный пакт ООН об экономических, социальных и культурных правах и Социальная хартия Совета Европы. Оба этих нормативных акта ратифицированы Эстонией и также имеют высшую силу на ее территории. Избирательность в пользу дискриминационного договора, а не в пользу международных договоров, гарантирующих права человека (которые, как известно, универсальны), выглядит по меньшей мере странной.

4. В международном праве существует принцип, закрепленный почти во всех международных правозащитных актах, в соответствии с которым права человека не могут ограничиваться международным договором. То есть государство не может использовать международный договор для ограничения прав человека, если внутреннее законодательство предусматривает более широкие права. Здесь же ст. 5 Соглашения о социальных гарантиях пенсионерам вооруженных сил как раз ограничивает социальные права и потому, исходя из приведенного выше международного принципа, не может применяться.

5. Приостановка выплаты пенсии также нарушает международный принцип правомерного ожидания. Пенсионерам пенсия назначалась пожизненно, и их ожидания были связаны с тем, что это именно так и будет. Государство же обмануло их ожидания, нарушив тем самым международный принцип.

6. В 1990 году Эстонией был принят Закон о социальном налоге. В соответствии с этим законом на брутто-зарплату работника начисляется 20 % социального налога. Целью социального налога при этом является последующая выплата пенсии работнику. Военные пенсионеры от этих выплат избавлены не были. Начиная с 1998 года этот социальный налог перечисляется на индивидуальный лицевой счет работника, то есть уже непосредственно накапливается для последующей выплаты пенсии. Таким образом, здесь мы имеем дело с обязательным государственным пенсионным страхованием, что является имуществом в понимании ст. 1 Протокола 1 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее – Конвенции). И если государство присваивает страховые выплаты и при этом ни выплачивает пенсии, ни возвращает их обратно, то здесь уже речь идет о лишении лица имущества государством в понимании ст. 1 Протокола 1 Конвенции.

7. Толкование второго предложения ст. 5 Соглашения также вызывает сомнения: «Военным пенсионерам, которые приобрели право на пенсионное обеспечение в соответствии с законодательством Эстонской Республики, могут, по их желанию, назначаться и выплачиваться пенсии соответствующими органами Эстонской Республики за счет ее средств». Если толковать буквально, то речь идет о тех правах на пенсию, которые были на момент заключения (или ратификации)Соглашения(прошедшеевремя). Следовательно, на те права, которые возникнут после ратификации (будущее время), эта статья не распространяется. В Директивах ЕС во избежание разночтений употребляются сразу три времени глагола. Например, «обращались, обращаются или будут обращаться».

Решения судов первой инстанции, независимо от места их нахождения, были написаны под копирку. При этом мотивировка отказов по меньшей мере вызывает удивление. Используется такая аргументация, как:

1. Эстония была правомочна приостановить выплату своих пенсий российским военным пенсионерам, так как в ст. 5 Соглашения недвусмысленно сказано, что российский военный пенсионер может получать только одну пенсию по своему выбору.

Следуя логике суда, любой прохожий может остановить водителя, превысившего скорость, и оштрафовать его в свою пользу, так как в законе недвусмысленно сказано, что превышать скорость нельзя и что это наказывается денежным штрафом. Но помимо права есть еще процедура применения права. Как водителя может оштрафовать только уполномоченное на это государством лицо, точно так же и право приостановить выплату пенсии имеет уполномоченное Соглашением государство (в данном случае Россия). Если Россия этого не делает, нарушая тем самым Соглашение, то это может явиться основанием для предъявления ей ноты протеста со стороны Эстонии, но это не может быть основанием для произвольного наказания российских военных пенсионеров лишением их эстонской пенсии.

2. Неравного обращения по отношению к российским военным пенсионерам нет потому, что суду ничего не известно о том, что военные пенсионеры иных государств имеют право на эстонские гражданские пенсии.

И это заявление было сделано притом, что внутреннее пенсионное законодательство Эстонии не содержит запрета на получение гражданской пенсии иностранными военными пенсионерами. Точно так же отсутствуют аналогичные соглашения с другими государствами, которые бы ограничивали это право. Здесь действует основополагающий принцип правового государства: разрешено всё, что не запрещено. Но, по-видимому, суду ничего не было неизвестно ни об этом принципе, ни о том, что Эстония – это правовое государство. И это несмотря на то, что для облегчения работы суда сразу вместе с жалобой был предоставлен ответ на запрос в Департамент социального страхования, в котором сообщалось, что в отношении пенсионного обеспечения иных иностранных военных пенсионеров какое-либо соглашение их государств с Эстонией отсутствует. Следовательно, у суда на руках были все факты неравного обращения и их сомнения в том, что иные иностранные военные пенсионеры имеют право на эстонскую гражданскую пенсию, было продиктовано скорей предвзятостью, чем некомпетентностью.

Болеетого, судом былозаявлено, что в Соглашении дискриминации нет и быть не может потому, что это двусторонний международный договор. Следуя логике суда, любой двусторонний договор, даже если он нарушает все статьи Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее – ЕКПЧ), даже если он предусматривает физическое уничтожение всех проживающих на территории договаривающихся сторон цыган или иной этнической или социальной группы, законен и пропорционален уже только в силу своей двусторонности (международности).

3. Приведенные в жалобе ссылки на международные правозащитные акты не имеют отношения к делу, так как в них ничего не сказано о том, что Эстония должна платить гражданские пенсии российским военным пенсионерам.

И ведь действительно не сказано. Там используются такие понятия, как «всем», «каждому» и т. п. И было бы странно, если бы в каком-то международном акте ООН, появившемся в 50?х, 60?х годах прошлого столетия, было бы сказано: каждый житель государства-участника данного Пакта имеет право на пенсионное обеспечение со стороны государства своего проживания. И даже российские военные пенсионеры, которые живут в Эстонии, тоже имеют на это право. По-видимому, суд согласился бы воспринимать только такие формулировки. Впрочем, я полагаю, что даже в этом случае они нашли бы тысячу причин не платить пенсии «оккупантам».

4. О принципе, в соответствии с которым международные правозащитные договоры не должны сужать права тех лиц, в отношении которых они заключены, если внутренним законодательством они обеспечиваются в большей степени, суду также оказалось ничего неизвестно, и он был им проигнорирован как не имеющий отношения к делу.

5. Принцип правомерного ожидания, по мнению суда, не был нарушен потому, что военные пенсионеры знали о существовании ст. 5 Соглашения, которая запрещает получение одновременно российской военной пенсии и эстонской гражданской. Они действительно знали о ст. 5 Соглашения. Но точно так же знали, что, во-первых, эта статья дискриминационна, а принцип недискриминации выше по своей юридической силе двусторонних соглашений; во-вторых, раньше для назначения эстонской пенсии пенсионный департамент требовал справку об отказе от российской, сейчас же – нет; и, наконец, в-третьих, никем не скрывался факт получения российской военной пенсии, и, несмотря на это и ст. 5 Соглашения, пенсионными департаментами пенсии назначались с формулировкой «пожизненно». Исходя из этого, у российских отставников возникло вполне определенное правомерное ожидание, что государство не будет отбирать у них то, что дало.

6. Обязательное пенсионное страхование, по мнению суда, не налагает на государство никаких обязательств. Оно обязательно и все должны его выплачивать, не ожидая чего-то взамен от государства. Таким образом, если договор накопительной пенсии заключен с частным банком, то банк обязан его исполнить, здесь же государство исполняет свои обязательства по своему усмотрению.

7. Грамматическое толкование ч. 1 ст. 5 Соглашения также не вызвало доверие у суда. По его мнению, эстонский текст Соглашения однозначен и сомнений в толковании ч. 1 ст. 5 не вызывает. На самом деле в эстонском варианте используется формулировка: «s?jav?epension?ridele, kellel on ?igus…»

(военным пенсионерам, у которых есть право…). В эстонском языке нет будущего времени и вместо будущего используется настоящее. Суду будущее время в данном случае кажется более предпочтительным, что лишний раз доказывает его предвзятость. Но было бы логично предположить, что, так как речь идет об одном Соглашении, то и эстонский текст договора должен быть максимально близок по смыслу русскому. И, таким образом, получается, что и в эстонском варианте речь идет о тех, кто имеет право на эстонскую пенсию в настоящем времени, то есть на момент подписания договора, и эта статья не распространяется на тех, кто приобрел право на эстонскую пенсию позже.

8. Также, несмотря на то, что в ч. 1 ст. 28 Конституции Эстонии сказано, что каждый житель Эстонии имеет право на пенсию по старости, Эстония, по мнению суда, не обязана платить пенсии российским военным пенсионерам потому, что это за нее делает Россия. Суд при этом не принял во внимание, что ни Конституция, ни международные правозащитные акты не предусматривают возможность перекладывания обязанности государства по социальному обеспечению своих жителей на иностранное государство. Пенсия по старости – это не пособие по бедности. Ее платят всем, независимо от наличия или отсутствия другого дохода и размера последнего.

И это еще не самые несуразные высказывания административных судей Эстонии.