Жалобы в Европейский суд по правам человека

Но времени ждать, пока правительство Эстонии дозреет до изменения Соглашения, не было. Срок обжалования окончательного решения национального суда в Европейском суде по правам человека составляет полгода. Было подано три коллективные жалобы. Первая (от 9 человек) была подана в марте 2008 года. Вторая (от 36 человек) – 3 октября 2008 года. Последняя (от 2 человек) была получена судом 20 октября сего года. Второй, наиболее представительной, жалобе было присвоено символичное название «Минин и другие против Эстонии».

В ней, в частности, указывалось, что Эстония нарушает ст. 1 Первого протокола Европейской конвенции по правам человека, гарантирующую защиту имущества (пенсия также является имуществом), и ст. 14 Конвенции, налагающую запрет на дискриминацию при обеспечении предусмотренных в конвенции прав.

Нарушение ст. 1 Протокола 1 Конвенции Согласно ч. 1 ст. 1 Протокола 1 Конвенции:

Каждое физическое или юридическое лицо имеет право на уважение к своей собственности. Никто не может быть лишен своего имущества, иначе как в интересах общества и на условиях, предусмотренных законом и общими принципами международного права.

Таким образом, для признания Европейским судом нарушения государством ст. 1 Протокола 1 Конвенции необходимо доказать следующее:

1. Право на пенсию – это имущество.

2. Это имущество было отобрано государством.

3. Лишение имущества не было обусловлено общественным интересом и (или) вошло в противоречие с законом и общими принципами международного права.

Пенсия как имущество

С 1 января 1991 года с каждой заработанной кроны военного пенсионера 20 центов шло на счет целевого пенсионного капитала в бюджет государственного социального страхования для последующей выплаты пенсии. За работу же после 1 января 1999 года размер пенсии определяется исключительно на основании вышеуказанных обязательных страховых выплат.

Европейский суд является прецедентным. В деле «Кяртан Асмудсон против Исландии» Европейский суд признал, что права, вытекающие из сделанных обязательных платежей в системе пенсионного страхования, являются имуществом в понимании статьи 1 Протокола 1. Более того, в более свежем прецеденте «СТЕК и другие против Великобритании» (от 2005 года) Европейский суд признал имуществом не только пенсию, назначенную на основании страховых выплат, но и вообще любую пенсию (т. е. в нашем случае и до 1991 года).

Исходя из вышеизложенного, в данном случае имущество имеет двойную природу. Во-первых, это обязательные страховые выплаты в пользу пенсии, во-вторых, это неполученная пенсия с момента приостановления ее выплаты и правомерное ожидание, связанное с ее дальнейшим получением. Во всех трех случаях имущество было отобрано государством.

Нарушение общественного интереса

Безусловно, невыплата российским военным пенсионерам гражданских пенсий от Эстонии экономит государственный бюджет. Но общественный интерес в данном случае заключается, прежде всего, в соблюдении законности, справедливости и принципа равного обращения. Податели жалобы честно выполнили свои обязательства перед государством, выплачивая социальный налог в счет своей пенсии, государство же присвоило их имущество – ничего не предложив взамен. Такое положение вещей вызывает недоверие к государству и провоцирует работу «по-чёрному», без уплаты налогов, что в свою очередь уже приводит к сокращению поступлений в государственный бюджет. В результате государство, во-первых, ведет себя аморально, обманывая стариков и экономя на них деньги, во-вторых, недополучает определенное количество финансовых средств из?за неуплаты социального налога с нелегальных доходов граждан. Как то, так и другое противоречит интересам общества. Из чего можно сделать вывод, что лишение имущества в данном случае было явно не в общественных интересах.

Нарушение закона

С точки зрения Закона о государственном пенсионном страховании военные пенсионеры имели право на получение гражданских пенсий по старости (так как достигли пенсионного возраста и отработали в Эстонии не менее 15 лет). И эта пенсия была им назначена, исходя из закона. Ст.

5 Соглашения в толковании эстонской стороны запрещает ему получать одновременно и российскую и эстонскую пенсию, но при этом предусматривает определенную процедуру приостановления выплаты пенсии, которая была нарушена. Помимо этого есть международный принцип равного обращения, которому не должно противоречить ни одно международное соглашение. Исходя из этого, можно констатировать, что лишение подателей жалобы имущества было не только не в общественных интересах, но еще и незаконным.

Нарушение общих принципов международного права

В соответствии со ст. 9 Международного пакта ООН об экономических, социальных и культурных правах, а также ст. 12 Европейской социальной хартии каждому должно быть гарантировано пенсионное обеспечение со стороны государства его проживания. Оба этих нормативных акта ратифицированы Эстонией и имеют высшую силу на ее территории.

Практически во всех международных правозащитных актах есть оговорка о том, что «Никакое ограничение или умаление каких бы то ни было основных прав человека, признаваемых или существующих в каком-либо участвующем в настоящем договоре государстве в силу закона, конвенции, правил или обычаев, не допускается под тем предлогом, что в настоящем договоре не признаются такие права или что в нем они признаются в меньшем объеме». Этот принцип также вполне можно считать общим принципом международного права.

Соглашение между Российской Федерацией и Эстонской Республикой по вопросам социальных гарантий пенсионерам Вооруженных сил Российской Федерации на территории Эстонской Республики предполагалось как правозащитный договор. По сути же оказалось, что оно не о социальных гарантиях, а об ограничении социальных гарантий, так как если не было бы этого Соглашения, то российские военные пенсионеры получали бы и эстонскую гражданскую пенсию (на основании внутреннего законодательства Эстонии), и российскую военную пенсию (на основании внутреннего законодательства России). Отсюда очевидно, что Соглашением сужаются права, предоставляемые национальными законодательствами договаривающихся сторон российским военным пенсионерам, и тем самым нарушается указанный выше принцип.

Также приостановление выплаты пенсий нарушает принцип равного обращения, установленный, в частности, «Расовой директивой».

Пенсионное право постоянно развивается. Само понятие пенсий появилось только в середине прошлого века, но при этом в некоторых государствах были ограничения по поводу получения пенсий со стороны иностранных государств (как, например, во Франции). Потом появилась тенденция к заключениям межгосударственных договоров о взаимном учете пенсионного стажа, чтобы ни один год стажа, отработанный в каком-либо государстве, не пропал.

В XXI веке произошел еще один шаг вперед. 29 апреля 2004 г. в Европейском союзе было принято Постановление о координации социальной системы. Ч. 1 ст. 50 этого постановления предусматривает получение пенсии от всех государств, где человек работал и имеет право на получение пенсии по внутреннему законодательству. Ограничения установлены только на то, чтобы человек не получал за один и тот же стаж пенсии от двух или более государств. Следовательно, здесь мы можем говорить еще об одном общем принципе международного права, в соответствии с которым человек может получать пенсии от неограниченного количества государств и факт получения пенсии от одного государства не может быть основанием для ограничения права на получение пенсии от другого.

Таким образом, в данном случае произошло нарушение четырех общих международных принципов:

– принципа, обязывающего государство гарантировать социальное обеспечение (в том числе пенсионное обеспечение) для всех своих легальных жителей;

– принципа, запрещающего, ссылаясь на международный договор, сужать права человека, если они в большей степени защищены внутренним законодательством;

– принципа равного обращения и процесса его доказывания;

– принципа, в соответствии с которым человек может получать пенсии от неограниченного количества государств.

Протокол 1 признает лишение имущества правомерным, только если это произошло:

– в интересах общества,

– на условиях, предусмотренных законом и общими принципами международного права.

Т. е. необходимо и достаточно наличие всех трех условий для того, чтобы не было нарушения ч. 1 ст. 1 Протокола 1. В нашем случае были нарушены все три условия. Из чего следует, что ч. 1 ст. 1 Протокола 1 была нарушена.

Нарушение ст. 14 Конвенции в сочетании со ст. 1 Протокола 1 Конвенции

В соответствии со ст. 14 Конвенции:

Пользование правами и свободами, признанными в настоящей Конвенции, должно быть обеспечено без какой бы то ни было дискриминации по признаку пола, расы, цвета кожи, языка, религии, политических или иных убеждений, национального или социального происхождения, принадлежности к национальным меньшинствам, имущественного положения, рождения или по любым иным признакам.

Эстонское национальное пенсионное законодательство не содержит запрета на получение любой пенсии от любого иностранного государства. Тем не менее, если в отношении выплаты пенсий заключен международный договор, то действует международный договор. Эстония заключила международный договор только в отношении российских военных пенсионеров, ст. 5 которого налагается запрет на получение ими одновременно и российской военной пенсии, и эстонской гражданской.

Таким образом, только российские военные пенсионеры, в отличие от военных пенсионеров иных государств, лишены в Эстонии права на получение одновременно военной пенсии от иностранного государства и гражданской пенсии от Эстонии.

«Расовая» Директива ЕС дает следующее определение дискриминации:

– прямая дискриминация имеет место, если с одним лицом обращаются, обращались или будут обращаться хуже, чем с другим в сопоставимой ситуации на основе расовой или этнической принадлежности;

– косвенная дискриминация имеет место, если очевидно нейтральное условие, критерий или практика поставили бы лица определенной расовой или этнической принадлежности в особо неудобное положение по сравнению с другими лицами, если только данное условие, критерий или практика объективно не оправданы законной целью и средства достижения этой цели не являются адекватными и необходимыми.

В данном случае мы имеем дело с группой, которая включает в себя всех иностранных военных пенсионеров, проживающих в Эстонии и имеющих право на эстонскую гражданскую пенсию в соответствии с национальным законодательством. Все представители этой группы выполнили свое обязательство перед государством: выплачивали обязательные страховые платежи для получения пенсии, достигли пенсионного возраста (63 года) и имеют пенсионный стаж в Эстонии не менее 15 лет.

Но при этом государство путем заключения дискриминационного соглашения с Россией разделило эту группу на две подгруппы. Первая подгруппа – это российские военные пенсионеры, которые имеют право на эстонскую гражданскую пенсию, только отказавшись от российской. Вторая подгруппа – военные пенсионеры других иностранных государств, которые имеют возможность получать обе пенсии.

Очевидно, что в данном случае с российскими военными пенсионерами обращаются хуже, чем с военными пенсионерами других иностранных государств в сопоставимой ситуации.

Таким образом, здесь мы имеем дело с прямой дискриминацией по социальному признаку. Государственная идеология Эстонии придерживается такой точки зрения, что Эстония была оккупирована Советским Союзом. Причём дважды (в 1940 и 1944 году). Оккупация и всё, что с ней связано, носит явно негативный оттенок. Это воспринимается не как благо, а как зло. А если есть понятие оккупации-зла, то должны быть и конкретные носители этого понятия – оккупанты. И к этой категории как раз относят российских военных пенсионеров, которые тем самым образуют отдельную социальную группу. Исходя из этого, трудно ожидать к ним симпатий как со стороны «оккупированного» ими государства, так и со стороны отдельных представителей этнического большинства, которые работают как в социальной сфере и приостанавливают выплату пенсий, так и в судебной системе Эстонии и не удовлетворяют жалобы на приостановление выплаты пенсий.

Помимо этого стоит отметить, что российские военные пенсионеры в большинстве своем являются русскими и русофонами, имеющими русский язык в качестве родного, что может подтвердить Социальный отдел при Посольстве Российской Федерации в Эстонии. В подгруппе же военных пенсионеров иных государств русские либо отсутствуют, либо практически отсутствуют. По поводу их этничности нет четких статистических данных. Можно лишь предположить, что в большинстве это этнические эстонцы, покинувшие Эстонию в 1940 и 1944 годах, а потом вернувшиеся назад после восстановления независимости.

С одной стороны, положения ст. 5 Соглашения можно рассматривать как нейтральное условие. Но оно очевидно ставит российских военных пенсионеров в особо неудобное положение по сравнению с военными пенсионерами иных государств. Также не вызывает сомнений, что лишение российских военных пенсионеров эстонской гражданской пенсии не оправданы законной целью, и средства достижения этой цели не являются адекватными и необходимыми. Следовательно, здесь мы можем говорить также и о косвенной дискриминации по языку, национальности и принадлежности к национальным меньшинствам.

В уже упоминаемом деле Кятрана Асмудсона против Исландии при аналогичной ситуации, когда из одной группы пенсионеров-моряков выделили подгруппу и лишили ее пенсии, суд признал нарушение ст. 14 Конвенции. Здесь также для примера можно привести положение российских военных пенсионеров в Латвии и Литве. В обоих этих государствах российские военные пенсионеры имеют возможность получать как российскую военную пенсию, так и гражданскую пенсию от страны проживания.

ЕСПЧ крайне неохотно принимает в производство жалобы на Эстонию. С момента ратификации Эстонией Конвенции в 1996 году в производство было принято всего порядка 30 жалоб из 600 поступивших. Эта жалоба была принята в производство. Ответчик обосновал свою позицию тем, что российские военные пенсионеры – это совершенно особая категория, люди, которые в активном возрасте служили в армии государства, оккупировавшего Эстонию и принесшего боль и страдания на ее землю.

ЕСПЧ акцептировал подобное объяснение, признав российских военных пенсионеров особой социальной группой, несравнимой с иными социальными группами. А если нет возможности сравнить, то невозможно и доказать дискриминацию, так как последняя предполагает именно сравнение равных с равными в сопоставимой ситуации.

Этническая же дискриминация доказана не была, так как у суда не было информации об этничности этой социальной группы. Эта этничность хорошо просматривалась уже по тем 47 военным пенсионерам, которые подали жалобы, эстонцев среди них было менее 10 %. Также этничность «русских оккупантов» является очевидным фактом для эстонских властей. Но суд, как и ответчик, предпочел сделать вид, что для них это тайна великая есть. Мне же, к сожалению, не удалось получить эту информацию от трусливых российских чиновников из Социального отдела при Посольстве России в Эстонии. Имея ее на руках, возможно, удалось бы выиграть дело в ЕСПЧ. Однако история не терпит сослагательного наклонения и Европейский суд жалобы не удовлетворил.

Тем не менее, уже в следующем году российские военные пенсионеры начали получать эстонскую пенсию за гражданский стаж. Это произошло благодаря заключению нового российско-эстонского пенсионного договора. Вопрос был поставлен уже на такой высокий уровень, что не мог не быть решен положительно.