XVII

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

В самом начале «Зохера» содержится следующее описание Бога, сказанное Симеоном бен-Йохаи своим спутникам: «Он — старейший из старейших, тайна из тайн, самый неведомый из неведомых; Он имеет свой собственный образ, так как Он является нам во образе высокопочтенного старца, старейшего из старейших[37]. Но и в этом образе Он остается неведомым. Его одежда бела как снег, от Его лика исходит свет, Он восседает на троне из огней, послушных Его воле. Его белый светящий венец освещает 400000 миров; 400000 миров, рожденных от этого белого света, станут в грядущей жизни наследием праведных. Каждый день из Его чела исходят 13000 мириад миров, которые Он хранит и тяжесть которых Он один держит. От главы своей Он сотрясает росу, пробуждающую мертвых к новой жизни, почему в Писании и сказано: «роса Твоя есть роса света». Она есть пища святейших, манна, уготованная святым в грядущей жизни *. Эта роса бела, как алмаз, цвет которого содержит в себе все цвета. Длина лица Его сверху донизу 370 х10000 миров. Его называют «долгий лик», ибо это есть имя старейшего из старейших».

Для того, чтобы мир и люди могли быть созданы и чтобы Божество могло быть познано людьми, Оно должно было развиться само собою и принять разнообразные формы, которые взаимно дополняли бы одна другую. О том, как совершается это развитие Божества и через это развитие как создается мир, говорится в первой части «Зохер», носящей характерное название: «Книга скрытых тайн». Она начинается прямо с заявления, что вначале Божество было Эйн-Соф, т.е. беспредельное и бесконечное единство, в котором существовали в возможности все божественные формы. Эти формы, взаимно дополнявшие одна другую и поэтому находившиеся в равновесии, покоились тогда в пределах пространства, «отрицательно существовавшего» в «Старейшем Едином». Затем Божество, раскрываясь, принимало постепенно свои разнообразные формы, т.е. десять сфиро.

Таким образом, десять сфиро, которые в «Сефер-Ецира» суть первая декада чисел, понимаемых как субстанции вещей, здесь являются как формы Божества. Тут, однако, нет разницы, а два модуса выражения одной мысли. Первая сфиро, один, есть Руах-Элэхим — Дух Божий; вторая сфиро, два, есть слово; но «Слово есть Бог», поэтому и вторая сфиро есть только новая форма Божества. То же относится и к остальным восьми сфиро, которые все суть стороны Божества, и в таковом качестве они входят в «Зохер».

По этой книге, когда Божество восхотело явиться, то оно раскрыло сначала свои высшие и всеобъемлющие формы, первую сфиро: кесер или венец. «Он есть основа всего бытия», «таинственная премудрость, корона Всевышнего, венец венцов». Он называется также «макропросопис», «великий порядок», который в Исходе обозначен Моисеем словом «АХИХ» = «Я есмь». Из этой первой сфиро выводятся девять остальных, и из них каждая оказывается или мужскою, или женскою, и это их разделение, по каббалистам, будто бы согласуется с Библией. Вот их слова, с их подчеркиваниями: «В первой книге Моисея, Бытие I, 26—27, говорится: «И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему и по подобию Нашему, и да владычествуют они над рыбами морскими и над птицами небесными, и над зверями, и над скотом, и над всею землею, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле. И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их». В этих словах (говорит Зохер) Моисеевой книги замечательно уже то, что Бог говорит о Себе самом во множественном числе[38], а о человеке говорит: «и да владычествуют они». Затем Он создает человека по образу Своему как мужчину, так и женщину. И это говорится о создании одного Адама, так как о создании Евы из ребра Адамова говорится значительно позже, именно во второй главе, ст. 21-22. Все это становится лишь тогда понятным, если мы представим себе, что в Божестве заключены как мужские, так и женские свойства. Адам, созданный по образу Божию, есть существо столь же мужское, как и женское; это видно еще и из того, что Бог и о Себе, и о человеке говорит во множественном числе, потому что одно двойное мужеско-женское существо должно считаться за два лица. Согласно этому и десять сфиро суть мужские и женские стороны божественной сущности».

Ну, вот! Радуюсь, что в статье «В музеях Ватикана» я, еще не зная этой мысли Каббалы, высказал ее. Она вытекает прямо из творения Адама и Евы, и им (их разделению) предшествовавшего создания Адамо-Евы, рекомого (слитно) «Адам». Да и странно, невероятно, дико было бы, признавая в человеке все имеющим в себе источник в Божестве, только для одного пола (конечно — не физиологического, не анатомического, а мистически существующего), т.е. именно для центра сущности и красоты, не находить в Божестве источника, источающего, родника. Как разум наш и очи, и видение, и слышание — из Него, Света светов, из Первого и Всемирного Света; так и наш пол, т.е. то, что «я» есть «я», и что жена моя, «она», есть «она». Я говорю: невероятно, чтобы центр наш был позднее возникшею функциею, а из Бога были краевые очертания около этого источника. Но при этом, повторяем и настаиваем, пол не следует разуметь ни функционально, ни анатомически: ибо душа — одна, а органы суть ее модусы, и функции суть способы ее действия. Говоря о муже-женском, мы разумеем характер мужской и женский, неизъяснимое в мужчине и женщине, тайну их: ну, напр., отвагу в одном и нежность, негу в другом, но не это именно, или не это одно, а именно «10000 миров» свойств, что узором своим и покрывает речение: «мужчина», и другие «100000 миров» свойств (вещей?), которые покрывают слово: «женщина». Кстати, есть нежные мужчины, и есть мужественные женщины. Т. е. и посейчас в каждом из нас только «7000» миров свойств (частиц?) мужчины, а «3000 миров» женщины; и обратно; или: женщины только «36», «360» миров, — и тогда мужчина груб, мужлан, неотесан, чрезвычайно беден. Нельзя не поразиться чрезвычайной ролью в истории мужчин ясно женственного сложения («6000 миров мужских и 4000 миров женских» в индивидууме), как Александр Македонский (нимало не «мужлан»), кажется — Цезарь, наверно — Сулла; наверно — Рафаэль; едва ли не таковыми были, судя по характеру, Будда и Магомет; в нашей литературе — Карамзин, Жуковский, Герцен, Ал. Толстой, Достоевский, Добролюбов. Мы бросаем примеры, какие попались, пригоршней, не придумывая, не ища; беря, что лежит под рукой. Читатель, поискав, найдет множество других примеров.

Еще скажу тайну: в природе человеческой скрыт как бы подлог, и на этой подложности человеческого существа основывается влечение полов, страсть, любовь. Именно: душа каждого человека имеет не тот пол, как его тело; а тело имеет другой пол, нежели душа. Посему каждому человеку не нужно его тело, он — бросает его, старается от него отвязаться (отдает женщине при соединении); а ищет другого тела, т.е. его душа ищет своего тела, родни себе, свою собственность в теле другого пола. Эти-то поиски мы и называем или наблюдаем как «любовь», а момент нахождения именуем страстью, сладостью, радостью. Доказательство этого — случаи кастрации и так называемый партеногенезис. Пчелы и другие насекомые, сверх оплодотворенных, кладут и не оплодотворенные яички; из них, т.е. чисто девственных яичек, без участия мужского семени, выходят особи мужские (трутни и проч.). Закон этот, т.е. что рожденное девою бывает мужского рода, наблюдается во всей природе, и следовательно, мы можем думать, что и в тех родах существ, которые не имеют деворождения, если б оно было — рождались бы без оплодотворения мужские особи. Доселе — факт. Но ведь нельзя же усомниться, что семя, так сказать, ссачивается из всего организма, из «10000 миров» его, что оно есть «свет от света»: и вот от девы этот внутренний свет течет как мужской, т.е. что в тайне и глубине своей дева есть мужчина и только кажется нам девою, по обманчивым наружным признакам. Обратно — семя мужское значит имеет женскую консистенцию: потому что соединение мужского с мужским не имело бы производительной силы. Теперь, если девственное отделение и, следовательно, ее душа суть мужского рода, ясно, что она имеет вечную тоску по мужскому телу, своему телу, родному, и тяготится, хочет сбросить на нее надетое, чуждое, ей почти враждебное или для нее равнодушное собственное тело. Возникает — любовь. В ней мы наблюдаем поразительное явление, что мужчина, никогда еще не знавший, ни духовно, ни физически, близко женщины — относится как к страшно дорогому к ней, чуток, внимателен, прислушивается, приглядывается: точно нашел в ней родину (ребро «Адама») свою, какое-то свое первоздание, первоустроение! И все в этом незнакомом существе видит и почитает такие черточки мелкие, каких в мужчине же никогда не заметит! И говорят: «влюбился», а не «любит», т.е. как бы «вошел», «вселился». Это — родная душа (напр., женская, в кажущемся мужчине) вошла в родину своего древнего тела, в то же время мужской душе (жены) отдав свое мужское тело. На весь этот цикл мыслей навел нас партеногенезис; но сюда же приводят и случаи хирургического (у больных) скопчества. Последствия операции поразительны, у мужчин и у женщин: вдруг у женщины начинает расти борода, голос делается груб, все манеры становятся мужскими, появляются мужские вкусы. Напротив, у мужчины sine genitalibus выпадает борода, теряются мужские октавы, он становится женообразен, толст, жирообразен. Мы должны тут объяснить, что отнятые genitalia, пока были — отклоняли тело в сторону обратную душе, а с их исчезновением — тело и стало выпрямляться по росту души, по линии души, ее закону: на мужчине — в женское тело, на женщине — в мужское тело. Теперь (после операции) и тело имеет ту же консистенцию, как яйцо; душа, тело, яйцо суть слитно, сплошно одного мужского рода, и полового возбуждения нет, насколько, впрочем, из «100000 миров» не затеряны еще частицы противоположного пола в кровяных шариках, в костном мозгу, в мозгу головном. Увы, «мужчина» и «женщина» собственно вьются в каждой нашей жиле; человек — из веревок, но дело в том, что самая-то веревка из двух прядей льна, и посему в каждую же частицу человека[39] входят две пряди, обе неустранимые, неискоренимые; очевидно, «из того света» пришедшие и которые пойдут «в тот свет». Да и сейчас уже в нас именно эта двуверевчатость нашего существа, это наше сплетение, есть «тот свет», а не «сей». Этому отвечает замечательная перекрещенность нашего существа: левым глазом заведует правое полушарие головного мозга, правым — левое; глаза — не равномерно видят; уверен, что который-то глаз имеет мужскую консистенцию, другой — женоподобен, женствен. Правая нога, в движениях и чувствах, управляется левыми корешками спинного мозга, и обратно. Везде — подлог; ибо — сплетение; в сущности — гармония; в основании — любовь (пол).

Это «крест-накрест» (организации) нам следует предположить и в творении человека; т.е. что свойство Божие, лики Божии, бросили отражение на землю «крестообразно». Отсюда-то и восклицание Адама: «Вот она — кость от костей моих, плоть от моей плоти: посему наречется мне женою»; почти как: «Вот — я! мое! украденное! подложный вексель, где кто-то другой выставил свою подпись, когда писал его и поручился и выставил сумму я». Размен векселей — брак. Бывает, что, запамятовав, бабушка спрячет свои очки во франтовской футляр внука, а внук золотые свои очки в старый футляр бабушки. И оба ищут своего, чтобы разменяться футлярами и очками. Бедное лежит в богатой оболочке, богатое — в бедной; и у каждого в кармане не свое. Вот отношение и связь полов, противоположность и гармония. Без этого развалился бы мир, как инертный, бесстрастный.