XIX

Отец и мать, каждые единичные, суть отсветы всемирного родительства, и, в последнем анализе, суть отсветы лица Божия, Отчей Ипостаси. Так во всемирном сознании это и было: везде отец — «Ветхий деньми»; везде Он — сед; везде Он — стар. Везде, от дохристианской эры до наших дней, Он имеет, в сущности, одно для себя изображение: «седяй на херувимах», тумане детских ликов, распростирающийся в небесах, благословляющий, творящий, старый. Страшнее всего и точнее всего Он выражен в Библии: «Покажи мне славу Твою», — сказал Моисей; — «Лица Моего тебе невозможно видеть и не умереть; но Я пройду мимо — и ты увидишь Меня сзади». Так и Агарь воскликнула об Ангеле, явившемся ей в пустыне: «я видела здесь Видящего вслед меня». Так, проходя и оборачиваясь, Бог и человек усматривают не лицо друг друга, но «вслед один другого», и много таких взглядов брошено в Библии, и не без причины они записаны и описаны у автора Бытия. Вот еще одно из таких упоминаний: когда Хам надсмеялся над Ноем, Иафет и Сим взяли одежду, чтобы прикрыть наготу отца. Как же они несут ее? Мы, люди рефлексии и этого лица, посюстороннего, подошли бы просто и накинули одеяло. Но то была пора еще лица не здешнего, а потустороннего. Они пятятся назад, несут одеяло, обернувшись в противоположную сторону от наготы отчей и Отчей, и, таким образом, избежав опасного и рокового, преступного взгляда, накинули одеяло на спящего. «Теперь мы живы! Теперь мы можем на него (одетого) взглянуть!»

Пол вообще всякого третьего человека по отношению каждого из нас есть соседский, братский, дружеский; равный нашему и, по манере ощущений в нашей эре, нечто физиологическое, научное. Но он есть зиждительный по отношению к нам пол — в родителях. Однако невозможно постигнуть его внутреннюю, субъективную сторону иначе, как в половом общении: и вот отчего тайна родительства и рождения абсолютно сокрыта от человека, есть — солнце за никогда не разгоняемыми тучами. Тут лествица только нисхождений, без поворота вспять, вечного, невозможного не бывающего. Лицо каждого нисходящего (потомка) обращено к нисходящим (дальнейшим потомкам) и никогда не поворачивается назад, туда — откуда он низошел. Поразительно, что случаи исключения, здесь бывающие (история Эдипа), заканчиваются ужасным потрясением, напоминающим разряд грозы: «невозможно взглянуть — и не умереть». Вообще, есть странные в истории положения, случаи, после которых человеку хочется, нужно умереть. Эдип едва не умер. Что за связь между таким «познанием» и смертью. Не «натурально»? Не натурально человеку и тонуть да недотонуть: однако тонувшие и вытащенные едва заживо, не чувствуют потребности умереть, не налагают на себя рук. Для чего Софокл это взял сюжетом? Что за закон воображения? Почему он не взял сегодняшнего утопленника, завтра рассказывающего свое приключение, и что он видел под водою, и как ощущал переход от жизни почти к смерти. Здесь нет религиозного страха. Софокл хотел рассказать нам о религиозном ужасе, том ужасе, который владел Симом и Иафетом, несшими одежду для отца и на отца. Не правда ли, любопытное совпадение семитического и арийского трепета? Что написал Софокл, о том записал и Моисей; не об этом, но о подобном. «Лица Моего невозможно тебе увидеть и не умереть», — тут поворот по лествице с видением ближайшего лица обратного и, следовательно, с возможностью через ряд нисходящих лиц заглянуть и в первое лицо, наверху лествицы, Первой Ипостаси, Первого Прообраза, — «Длинного Лика», — как выражается Каббала