В соседстве Содома (Истоки Израиля)

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Евреи — женственная нация, вот на что надо обратить внимание. Если и среди нас встречаются люди с особенно-женственным, мягким сложением, — с мягким лицом, мягким голосом, мягкими манерами, — с мягкими идеями, повышенной серьезностью и чувствительностью, сентиментальные, и прочее, и прочее, то у евреев эта женоподобностьнациональна. Обратим внимание на голос: за всю жизнь я не помню, чтобы еврей когда-нибудь говорил октавой. Даже густого баса я не помню определенно, чтобы встречал когда-нибудь. Все их голоса — пискливые, крикливые и, еще чаще — мягкие и интимные.

Голос — великий показатель натуры, именно — самого фундамента ее, органического, физиологического сложения.

Отсюда необозримые последствия, практические и теоретические.

Все их «гевалты» — это бабий базар, с его силой, но и с его слабостью. В сущности, на «одоление» у них не хватает сил; но в них есть способность к непрерывному повторению нападений, к неотступности, привязчивости. «С бабой — не развяжешься», — это относится к евреям, относится к нации их. Это нация гораздо более неприятная, чем существенным образом опасная; с ней всегда много «хлопот», как с нервной и капризной женщиной. Она угрожает «историями», «сплетнями», «сварой»; и где евреи, там вечно какая-нибудь путаница и шум. Совершенно как около навязчивой и беспокойной женщины.

Они избегают и не выносят трудных работ, как и солдатский ранец для них слишком тяжел. Это оттого, что они просто физически слабее других племен, именно как «бабье племя». Охотника с ружьем среди евреев нельзя себе представить. Также «еврей верхом» — смешон и неуклюж, неловок и неумел, как и «баба верхом». За дело ли они возьмутся — это будет развешивание товаров, притом легких (аптека, аптекарский магазин), конторское занятие, часовое ремесло. Но они не делают часы, а починяют часы. Вообще, они любят копаться в мусоре вещей, а не то, чтобы сотворить, сделать новую цельную вещь. Они какие-то всемирные штопальщицы...

Увы, «нам всем нравятся женщины» — не лицом вовсе, а их уступчивой, угодливой, любезной и ласковой природой. «Женщина обольстительна», и на этом женоподобии евреев основана главная часть их успехов. Они и, пожалуй, оне всюду вкрадываются, входят, — и всякую минуту готовы вам оказать услугу с чисто женскою добротою и живостью. Сюда присоединяется их интимный тон во всем, — опять женский. Евреи бы оборвались на первом, на третьем шаге, будь их любезность деланной или фальшивой. Нет, — это «в самом деле», потому что они — «в самом деле бабы». Они как-то пристают к мужчинам и мужественным нациям, и это влеченье — «род недуга», и в комическом, и в серьезном смысле. Думать, чтобы Левитан «фальшиво» рисовал все русские пейзажи, целую жизнь — одни русские пейзажи, не нарисовав ни одного еврейского домика и ни одной еврейской семьи, — невозможно. Также и Шейн, собиравший всю жизнь русские народные песни, — конечно, любил их не деланно, а по-настоящему. Отсюда поразительное явление: «вообще евреи не любят русских», «вообще евреи враждебны России», но «этот еврей почему-то любил меня и дружил со мною», и даже — «много сделал мне добра». Это — частая фраза, это — повседневно. Но обратите внимание, как же это перекидывается в реальное отношение вещей: «да, евреи вообще худая нация, но этот еврей — хорош», иногда — «какое-то удивительное исключение». Но, поверьте, всякий еврей имеет «свое исключение» и где-нибудь среди русских имеет «исключительного друга». Что же оказывается: все евреи как будто имеют себе среду сопротивления, но каждый еврей без труда проходит ее, «потому что имеет себе друга», которого и он «в самом деле любит» и «оказывает ему услуги». На этом основано бессилие «мер против евреев» и «законодательства против евреев», которые всегда обходятся: ибо около закона стоит исполнитель, который «все сделает для этого исключительного еврея, своего друга».

Еврей лично просачивается, когда «не пускают их нацию». Но ведь нация состоит из «лиц», — и проходит вся нация, хотя не скоро. Но она терпелива женским терпением.

Отсюда мучительный «гевалт», который поднимается в еврействе, когда их гонят, отторгают от себя; когда в них заподозрен дурной поступок или дурной человек. Опять это не деланно и тут не одни деньги. Прислушайтесь к тону, тон другой. Тон бабий. «Я — честная жена!», «Я ничего худого не делала!», «Это — сплетня обо мне». «Я — верна своему мужу (мужественному племени,— сравнительно мужественному, — среди которого евреи живут). Они боятся не факта, а у них вызывает тоску мнение. Они оскорблены, как «честная женщина», заподозренная в «дурном поведении». Просто они оскорблены этим и кричат на весь мир. В безумных их выкриках есть нотка отчаяния: «уходит возлюбленный». Самое отторжение, которое у финнов вызвало бы грубость, у немцев — высокомерный отпор или методическое сопротивление, у евреев вызывает истерику, как если муж «предлагает жене жить на отдельной квартире». Тут все настоящее и никаких подделок. Евреи знают, что банки у них останутся по-прежнему, что богаче всех они будут по-прежнему. Не в этом дело. Бабе нужна «любовь». И она визжит на весь свет, когда ей говорят: «Не люблю». Все их ругательства теперь России есть ругательства «заподозренной в поведении жены». Оттого они не хотели суда, — ни Дрейфуса, ни Бейлиса. «Как смеют подозревать!»

Древние пророки все говорят о непрерывной влюбчивости евреев в соседние племена; и когда читаешь, то долго не понимаешь, «что это такое», — читаешь и не веришь глазам, не веришь слуху своему. Но настойчивость и постоянство все одной и той же жалобы пророков, жалобы мучительной, наконец убеждает в том, что мы имеем тут какую-то дикую аномалию «израильского племени», которую, оглядываясь кругом себя теперь, начинаем в самом деле постигать, как некую совершенную новость в истории. В Испании — к испанцам, в России — к русским (о других народах и странах не могу судить, не видав глазом) евреи действительно прилепляются, прилипают, как сказано о жене, что она «прилепится к мужу своему». Посмотрите на поведение немцев в России, чухонцев в России, единоплеменных поляков в России, французов, англичан, шведов, итальянцев (на юге), румын в России; и сравните с еврейским по тону, страстности и интимности... Ничего похожего и подобного! Раз русский, заехавший в Нью-Йорк, отдал поправить сюртук: он из гостиницы через слугу послал сюртук и не знал, к кому он попадет. Сюртук приносит из починки еврей и, отдавая, застенчиво говорит: «У вас метка на воротнике: С.-Петербург. Значит, вы русский?» — «Да. Но не из Петербурга, а из Одессы». Вдруг еврей подскочил к нему, весь сияя: «Из Одессы??! И кто же у нас там теперь городской голова???» Согласитесь, что никакой выгнанный из Таганрога итальянец не стал бы интересоваться «дальнейшей судьбой Таганрога» и совершенно о нем забыл бы. Тот же русский мне рассказывал, что в Бостоне он увидел массы интеллигентной еврейщины, в последней бедноте, которые все курили папиросы «Бакунин», с его портретом на мундштуке, и называли себя «русскими нигилистами» и «русскими анархистами». Таким образом, «мука наша от еврейства», которая есть и которую нужно обдумать, так сказать, спаяна из двух пластинок, как сложные маятники хронометров:

   1)  они действительно успевают и все захватывают;

   2)  но это происходит автоматически, вне их национальной преднамеренности и национального плана, а само собою и проистекает из одной малозамеченной их национальной особенности;

   3)  женственности, прилепленности и прямой привязанности, почти влюбчивости; во-первых — лицо к лицу с тем человеком, с каким каждый из них имеет дело, и во-вторых — вообще к окружающему племени, обстановке, природе и быту (укоры пророков, да и очевидность).

Еще о маленькой подробности, — их «побоях», которые были во все века. Во время побоев они только визжат и бегают, и почти никогда не сопротивляются. Увы. и слабому полу приходится терпеть эти «домашние потасовки». Тут есть, конечно, физические и экономические причины, но такая картина всего решительно образуется на почве бабьего характера евреев, которых у мужского племени, например, у казаков времен Бульбы (когда «полиция вовсе не возбуждала против них народа») — руки чешутся «потрепать» немного.

* * *

Хорошо. Но где же родник, откуда все это? Родник древен, как само племя. Историки совершенно не обратили внимания на странную страницу их книг, где говорится о Содоме и Гоморре. Решительно ни у одного племени на земле, ни у греков, ни у римлян, ни у славян или германцев, ни у скандинавов, на первой странице их летописей, и даже нигде в летописях вообще, нет эпизода с целыми двумя городами, население которых, вероятно, с князьком его во главе, занималось бы такими странными делами, и имели на челе своем такое «пятно», которое и имя свое получило от названия одного из этих городов. В Европе если такое случится, то глубоко затаивается, а не входит в «историю судеб», — да и случается всегда лично, а не городским и племенным способом. В Талмуде есть целое рассуждение об этих городах. Поставлен вопрос: «За что их наказал Бог?» В Священной истории написано — «за грехи», и мы с тех пор думаем: «за пороки». Я был поражен, прочитав истолкование Талму— да: на поставленный вопрос дан ответ положительно в лирическом тоне. «Земля тех жителей изобиловала плодами, постоянный мир и согласие царил у них, стада их были велики и во всем они были счастливы и прекрасны. И тогда в счастьи этом они почувствовали себя так насыщенными и удовлетворенными, что забыли Бога, как бы потеряв в Нем нужду. И за это забвение Себя Он их наказал». «Грех-то остается «грехом», но уж очень слабым, а о «пороке» и «порочности» и речи нет. Я был поражен: мы совершенно не так это дело понимаем; или, точнее, — «это дело» они понимают совершенно иначе, чем мы. Как же и почему, на каком фундаменте могла вырасти такая «прощающая» и «снисходительная» страница в Талмуде? Тогда я стал вдумываться в самый рассказ летописи; все помнят томительную просьбу Авраама в защиту городов, предназначенных к гибели: «Может быть, есть в этом городе 50 праведников»... — Пощажу. — «Вот, я решился говорить, Владыка, — я, прах и пепел: может быть, до 50 недостает 5-ти, неужели за недостатком пяти Ты истребишь весь город?» — Не истреблю, если найдется 45. — «Может быть, найдется 40?» — «Может быть, найдется 30?» — «Может быть, найдется десять?» — Он сказал: «Не истреблю ради десяти». И пошел Господь, перестав говорить с Авраамом; Авраам же возвратился в свое место к Дубу Мамврий— скому (глава 18-я Бытия).

Во всей всемирной истории нет просьбы такой нежности и неотступ— чивости. От 50-ти до 10-ти много счета. Разговор был с только что совершившим обрезание Авраамом, в радостные дни нового союза. Да о чем просьба? О ком — главное? Стали бы мы просить, — христиане, русские, англичане?..

И вот тут обычный метод сокрытия дела от глаз любопытствующих: города были истреблены. «Порок наказан», и читающий успокаивается. Только Талмуд шепчет углубляющимся далее: «жители были так счастливы, что забыли Бога». «Счастье», конечно, грех, но «не очень». А смерть... Любопытствующий может усмотреть, что смерть постигает, правда, «виновного», как «наказание», но постигает и неосторожного, который приблизился к чему-нибудь исключительному, к чему не должен приближаться. В Летописи есть два таких случая. Раз перевозили ковчег завета из одного города в другой, колесницу тряхнуло, ковчег покачнулся — и его поддержал рукою израильтянин. В тот же миг он пал мертвый. В другой раз Моисей попросил увидеть Божие Лицо: но получил ответ — «Нельзя его увидеть человеку и не умереть». Так что сама по себе смерть и гибель еще не обозначает ничего и ничего не говорит о содержании «предмета гибели». Может быть, «грех», а может быть, вообще «нельзя приближаться»... Не распространяясь далее в эту сторону, заметим, что народ, пошедший от такого «соседства» и из этого древнего источника, — в необъяснимой женственности своей, в необъяснимой «прилепляемости» к соседним племенам, в чарах ласки и любезности «с вами, с которым говорит», и вообще, во всем этом фундаменте всемирных успехов, — имеет какую-то загадку Содома. Женственная нация. Не лицо, не индивидуум аномальны, как это встречается изредка и везде, но аномальна и анормально целая масса во всей толще своей, в племени. «Жидки» — это лукавые девчонки, которые среди нас бегают, ласкаются к нам, обольщают нас, входят в дружбу и интимность с нами, издают нам журналы и газеты, курят папиросы «Бакунин», интересуются одесским городским головой, делают «политику русскую» как «свою еврейскую политику» и вообще все «русские дела» делают как «свои дела», с жаром, пылом и без остановки. Похоже на то, что «мы на них не женились», а они за нас «вышли замуж». Тут, конечно, могут происходить и вот теперь происходят великие недоразумения. «Вы нам не нужны, убирайтесь вон». — «Как! — кричит супруга. — Ты обязан мне давать содержание». «Пои меня! Корми меня! Давай квартиру! Подавай кошелек, я буду его хранить у себя» (роль банков в стране). — «Что-о-о?! Зарезала мальчика? Я? Вай! вай! вай! Что он говорит, какая клевета. Я же была ему верна и никогда не отходила от кровати и кухни, черна, грязна и вечно работаю».

Вот вы и развязывайтесь с «особой»...

Приложение

«Поколение потопа возгордилось вследствие благоденствия, как сказано (Иова, 21,9): «Дома их безопасны от страха, и нет жезла Божия на них. Вол их оплодотворяет и не извергает, корова зачинает и не выкидывает. Как стадо, выпускают они малюток своих, и дети их прыгают. Восклицают под голос тимпана и цитры и веселятся при звуках свирели; проводят дни свои в счастии и лета свои в радости». Гордость подвинула их на то, что они (там же, 21, 14) говорят Богу: «Отойди от нас, не хотим мы знать путей Твоих! что Вседержитель, чтобы нам служить Ему? и что пользы прибегать к Нему?» Они говорили: «Разве нам нужны Его дожди, ведь у нас есть реки, которыми мы пользуемся, и мы не нуждаемся в Его орошении, о чем сказано» (Быт. 2, 6): «но пар поднимался с земли и орошал все лицо земли». Им сказал Свя— тый (благословен Он): «Вы гордитесь предо мною тем добром, которое Я дал вам, этим же Я накажу вас, как сказано» (там же, 7, 4): «ибо через семь дней Я буду изливать дождь на землю, сорок дней и сорок ночей». Равви Иосе, сын дамаскинки, говорит: «Они возгордились только глазным яблоком, которое подобно воде, как сказано» (там же, 6, 2): «когда сыны Божии увидели дочерей человеческих». Поэтому и Святый, благословен Он, наказал их именно водою, как сказано» (там же, 7, 11): «в сей день разверзлись все источники великой бездны».

«Люди столпотворения возгордились добром, которое Он дал им, как сказано (там же, 11,2): «двинувшись с востока, они нашли в земле Сеннаар равнину и сели (син. пер.: поселились) там», а «сесть» значит не что иное, как есть и пить, как сказано (Исх. 32, 6): «и сел народ есть и пить»; это и было причиною их слов (Быт. 11,4): «построим себе город и башню высотою до небес и сделаем себе имя прежде нежели рассеемся по лицу всей земли» и прочее; а что сказано далее? — «и рассеял их Господь оттуда по всей земле».

«Жители Содома возгордились благодаря добру. Что сказано в Содоме? (Иова, 28, 5—6): «Земля, на которой вырастает хлеб, внутри изрыта как бы огнем. Камни ее — место сапфира, и в ней песчинки золота. Стези туда не знает хищная птица, и не видал ее глаз коршуна». Они сказали: «Так как хлеб, серебро и золото получается из земли нашей, то мы не нуждаемся, чтобы кто-нибудь пришел к нам, ибо он придет в ущерб нам; пойдем и закажем путь посетителям в страну нашу»... Это и было причиной наказания Господня, как сказано (Иезек. 16,48): «живуЯ, говорит Господь Бог; Содома, сестра твоя, не делала того сама и ее дочери, что делала ты и дочери твои». Вот в чем беззаконие Содомы, сестры твоей и дочерей ее: в гордости, пресыщении и праздности» (Талмуд, трактат Сота, гл. 1, пер. г. Переферковича).

Заметим еще, что гора, с которой даны были законы народу, — «тряслась, пламенела и была покрыта дымом», и все израильтяне стояли перед ней в великом страхе, не смея приблизиться... Это на счет «сгоревших городов», каковых «сгорание» не дает непоколебимого фундамента для умозаключения.

Не возможно, что старцы Талмуда, так истолковавшие потоп и историю падения Содома, имели в виду следующий параллелизм текстов, где проходит один и тот же образ сжигающей, очищающей и дымящейся печи, как бы Уст чьих-то, чьего-то Рта пламенного (поглощающего жертвы):

«Господь сказал Аврааму: возьми Мне трилетнюю телицу, трилетнего козла, три— летнего овна, горлицу и молодого голубя.

Он взял всех их, рассек их пополам, и положил одну часть против другой; только птиц не рассек.

И налетели на трупы хищные птицы; но Авраам отгонял их.

При захождении солнца крепкий сон нашел на Авраама; и вот напал на него ужас и мрак великий.

И сказал Господь Аврааму: «Знай, что потомки твои будут пришельцами в земле не своей, и поработят их, и будут унижать их четыреста лет.

А ты отойдешь к отцам твоим в мире, и будешь погребен в старости доброй.

Когда зашло солнце, и наступила тьма: вот дым (как бы из) печи и пламя огня прошли между разрезанными животными.

В этот день заключил Господь завет с Авраамом, сказав: «потомству твоему даю Я землю сию, от реки Египетской до великой реки Евфрата:

Кенеев, Кенезеев, Кедмонеев, Хеттеев, Ферезеев, Рефаимов, Аммореев, Хананеев, Гергесеев и Иевусеев».

Бытие, XV

«И встал Авраам рано утром, и пошел на место, где стоял перед лицом Господа.

И посмотрел к Содому и Гоморре, и на все пространство окрестности, и увидел: вот, дым поднимается с земли, как дым из печи».

Бытие, XIX, 27—28

«И вывел Моисей народ из стана в сретение Богу, и стали у подошвы горы.

Гора же Синай вся дымилась от того, что Господь сошел на нее в огне; и восходил от нее дым, как дым из печи, и вся гора сильно колебалась.

И сказал Господь Моисею: подтверди народу Моему, чтобы он не порывался к Господу, видеть Его, и чтобы не пали [мертвыми] многие».

Исход, XIX, 17-18, 21

Стой на Синае города или живи там люди, — и они бы сгорели и погибли. То-то жене Лота нельзя было «оглядываться».