VI

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Здесь мы сделаем на минуту отступление, соблазняемые археологическим сближением, на которое не имеем точного научного права, но как-то обоняем здесь возможность хоть какой-нибудь аналогии. В классическом исследовании профессора Киевской духовной академии А. А. Олесницкого: «Ветхозаветный храм в Иерусалиме» (см. «Православный Палестинский сборник». Издание Православного Палестинского общества. Том V. СПб., 1889 г.), в части, посвященной Скинии Моисеевой, есть описание следующей ее детали: «Во дворе Скинии[5] стоял особенный сосуд для омовений, и притом в равной близости к жертвеннику всесожжений и ко входу самого святилища («между тем и другими», говорит библейский текст), чтобы священники, пред вступлением в скинию и пред прикосновением к жертвеннику, каждый раз предварительно омывали руки и ноги (ноги — потому, что на святом месте, даже во дворе, ходили без обуви). Впрочем, в библейском тексте сосуд для омовений описан менее всех других сосудов»[6]. Из двух упоминаний о нем, первое, в законодательном описании (Исход, 30, 17—21)[7], говорит только, что он был сделан из меди и состоял из двух частей: верхней или собственно водохранилища или бассейна, неуказанного объема, имевшего, как полагает предание, круглую форму, хотя его еврейское название может равно относиться и к четырехугольному сосуду, и из нижней части, называвшейся подставкою.

Рис. 1. Две реставрации умывальника Моисеевой скинии, замененного в Соломоновом храме «Медным морем».

Рис. 2. «Медное море» Соломонова храма по реставрации Пэна («Solomon’s Temple and Capitol», 1886 г.).

Хотя подставкою здесь могла служить простая медная плита, или ножка, но иудейское предание дает ей особый вид, предполагая в ней не второстепенную часть сосуда, какою могла быть простая подставка, но часть столь же важную, как и верхний бассейн. Если верхняя часть была водохранилищем, то нижняя была именно тем умывальником, в котором совершались требуемые законом омовения, и, подобно подставам Соломона, должна быть представляема в четырехугольной форме. Сообщение между верхним водохранилищем и нижнею частью, по иудейскому преданию, совершалось при помощи особенных кранов, двух или даже четырех, так что одновременно им могли пользоваться несколько лиц. Основанием такого предания послужило, собственно, то соображение, что омыться одною и тою же водою можно только раз и что, следовательно, омывать руки или ноги в самом бассейне было невозможно, и гораздо удобнее было пользоваться струею воды из крана.

«Из некоторых мест, напр., Числ, 5, 17, видно, что для омовений воду черпали из верхнего бассейна глиняными сосудами. Неосновательно также в разных новейших археологиях восстановляют тип Моисеева умывальника на основании аналогичных сосудов, открытых в Ниневии. При совершенном отсутствии данных, ни в одном из открытых ниневийских умывальников нельзя видеть сходства с умывальником Моисея».

«Второе упоминание в книге Исход, 38, 8 [«И сделал он таз из меди, и подножие к нему, из меди же, из зеркал рожениц, собиравшихся у дверей шатра собрания», пер. Мандельштама] о медном умывальнике Моисея делает весьма важное прибавочное замечание, что он был сделан из зеркал многих женщин [8], собственно толпы женщин или женских сборищ, которые толпились у ворот скинии собрания. По примеру LХХ толковников, Филон, Иосиф Флавий, Ионафан и все иудейское предание разумеют здесь именно женские зеркала. «Во время Моисея, — говорит Спенсер в объяснение этого места, - знатные еврейские женщины, привыкшие, по египетскому ритуалу, ходить в храм Изиды с зеркалом в левой руке и цитрою в правой, продолжали носить зеркала, как некоторую священную принадлежность, являясь в скинию Моисея. Чтобы положить конец этому обычаю, Моисей собрал египетские зеркала и сделал из них умывальник» (De legibus hebraicis ritualibus, IV, I, 1092). Но что значит выражение: сделал из зеркал? То ли, что зеркала, делавшиеся в древнее время из какого-либо полированного металла, между прочим, из меди, были совершенно переплавлены, подобно тому, как были переплавлены женские серьги в золотого тельца (Луидий, Кейль, Генгстенберг), или то, что зеркала только между другим материалом вошли в состав нового сосуда, и вошли, не теряя своего вида, как внешнее украшение были припаяны к умывальнику? Последнее понимание находим уже у Филона, который говорит, что священники, умывая руки в умывальнике, смотрелись, вместе с тем, в бывшее тут же зеркало, припоминая, не кроется ли чего- либо дурного в их сердце... Но есть и еще объяснение этого места (Исход, 38, 8), по которому здесь указываются не зеркала, а другого рода изображения. В русском переводе книги Исход данное место переводится так: «и сделал умывальник и подножие его из меди с изящными изображениями, украшавшими вход скинии собрания». Таким образом, вместо древнего перевода (славянского?): из зеркал бодрствующих женщин... получилось в русском переводе с изящными изображениями. Какого рода были эти изображения, видно из следующих слов русского перевода; украшающими вход скинии собрания. Вероятно, здесь предполагается, что умывальник был украшен не зеркалами, а изображениями херувимов или волов, фигурировавших позже на умывальниках Соломона. Расположенность к такому объяснению данного места можно встретить уже у древних толкователей.

Рис. 3. Т. наз. «Амафонское море», однородный с «Медным морем» финикийский сосуд, открытый в 1866 г. на Кипре и хранящийся в Луврском музее.

Так, напр., на реставрациях Витция Моисеев умывальник имеет 4 крана, в виде четырех голов херувимов Иезекииля. Таким образом, представленный русский перевод, хотя отступает от перевода LХХ и иудейского предания, не противоречит духу законодательства о Скинии и оправдывается устройством Соломоновых сосудов для омовений (NB: это - большой уже бассейн, краями стоящий на крупах двенадцати быков, головы которых обращены наружу, см.: Олесницкий же, стр. 328 и след.). Но совершенно другое нужно сказать о переводе данного места у Кнобеля: «и сделал умывальники... с портретами женщин (жен левитов), приходивших сюда для очищения сосудов». И сам Кнобель сознается, что этот перевод противоречит обычаям ветхозаветного святилища. Нельзя представить ничего более дикого, как женские портреты на священном ветхозаветном сосуде, когда всякие изображения земных существ были запрещены законом Моисея, и когда доступ к месту умывальника был запрещен женщинам. То же нужно сказать и о переводе Ригма: «с зеркалами для пользования служивших в скинии женщин». Женщины не несли таких служб при скинии, для которых им нужно было бы здесь умываться и одеваться перед зеркалом.

Об обращении с умывальником при снятии с места лагеря и скинии в еврейском тексте ничего не говорится. Но LХХ и самаритянское Пятикнижие в Числ, 4, 14 имеют такую прибавку: «и пусть возьмут пурпуровую одежду и покроют умывальник и подножие его». Таким образом, умывальник имел такую же обвертку при перенесении его, как и жертвенник всесожжения»... (Олесницкий, стр. 37—40.)

Вот один из секретов юдаизма, в которых так очевидно путается компетентнейший исследователь. Зачем Аарону и «сынам его, и потомкам» не омываться бы тщательно дома и, уже умывшись и омывшись, входить чистыми в скинию? Зачем здесь умываться? Что это: контроль омовений, «пусть умоются на наших глазах, иначе не поверим»?! И неужели входили они еще неумытые? Почему, наконец, не поставить было таз совершенно вне скинии! Но человек освящает храм, самым существом своим, самым телом своим: и пустой храм уже есть место географическое, а не жилище Божие; ибо не для кого и Богу здесь обитать. Еще не было никогда храма без человека... Такой храм был бы без-животен без-житен, и ео ipso безбожен, ибо Бог в жизни, и жизнь в Боге. «Пусть омоются тут, перед лицом Моим», вот бесспорное, что мы имеем в тексте. Это, относительно священников сказанное, есть как бы квадрат другого повеления, сказанного относительно всего народа: «пусть дважды в год каждый израильтянин явится в скинию перед Лице Мое». Ведь скиния- то названа «скиния свидения» (человека с Богом) и омовения эти суть часть ритуала «свидения». Второе - две части сосуда: нижняя, куда ставились ноги при омовении, и верхняя, наименованная в еврейском тексте «таз», где производилось другое омовение. Нужды этого другого омовения, уже не ног, и требовали сосуда на некоторой высоте поставленного («на ножке») и в то же время открытого («таз»). Мы можем предполагать в тексте умолчания; на это намекают «зеркала рожениц». Зачем они? Какой-то конец, после начала (описание сосуда), между которыми опущена середина, и потому так непонятно все. Но во всяком случае: вода, роженица, омовение, с благоговением покрываемое, при перенесении, царственным пурпуром — вот три стихии сосуда, внутри скинии находящегося; и это суть те самые стихии, которые мы, после тысяч лет преобразований, жизни, бытия, все еще открываем в микве: вода же, роженицы же, омовения же. «Матушка моя радовалась, приходя из миквы», — рассказывает наш смиренный автор-перекрещенец, и в его восклицании нам слышится лучший комментарий, чем у ряда ученых, от Филона до Неймана, слова которых мы привели. Ибо ведь суть-то и секрет, во всяком случае, не в том, из чего и как омыться, а в самом омовении, жажде его, радости от него; и бездне новой и непостижимой для нас психологии, с этим связанной; ибо для нас... омыться в церкви перед Богом, для угождения Ему - непостижимо, не вытекает из всех представлений Бога! Что «Чистому Духу» до наших телес?! Нет связи. А где омовение есть, — оно связуется с идеей Бога, Единого, но Который не чисто или не исключительно духовен, не абстрактно духовен. «И вдунул в лицо наше (Адама) дыхание жизней, душу бессмертную». Сейчас мы будем продолжать о субботе, пока же заметим, что около египетских храмов непременно находилось озеро, т.е., собственно, вырытый бассейн, так как натуральных озер в этой части Египта нет.