К.Р. Халаште Лишенные избирательных прав в Адыгее в 1920-е – 1930-е годы

В последние годы интерес к проблеме лишения избирательных прав значительной части населения страны в первые десятилетия Советской власти неуклонно возрастает. Это вызвано произошедшими в государстве социально-экономическими и политическими изменениями, а также повышенным вниманием историков к проблемам, ранее замалчивавшимся или имевшим тенденциозные трактовки. Практика лишения избирательных прав, как массовая репрессивная кампания, оказала значительное влияние на изменение социальной структуры советского общества в 1920-1930-е годы. Значительный интерес для исследователей представляет механизм лишения избирательных прав в регионах России, так как для получения объективной картины событий в масштабах всей страны необходимо проанализировать региональные аспекты общероссийских процессов с вычленением важнейших особенностей.

Существующие на сегодняшний день исследования, по большей части, посвящены отдельным аспектам данной проблемы, либо представляют собой общие работы юридического или исторического направления.[261] Во второй половине 90-х годов XX века появились сборники документов, в которых освещались проблемы лишения избирательных прав в регионах бывшего СССР. В этих документальных сборниках рассматривался вопрос о лишении избирательных прав как мере социального давления.[262]

Данная тема применительно к Адыгее уже имеет собственную историографию. В исследовании Т.П. Хлыниной наиболее полно освещены вопросы социальной истории советской Адыгеи в 1930-е годы, в том числе получившая широкое распространение практика лишения избирательных прав.[263] Проблема лишения избирательных прав жителей Адыгеи в 1930-е годы затрагивается в диссертации Е.Х. Хачемизовой.[264] Проблема лишенцев как составная часть истории советского общества рассматривается также во многих работах по истории коллективизации и раскулачивания.[265] Довольно значительный пласт работ представлен исследованиями, посвященными определенным группам лишенцев – заключенным, ссыльным, спецпереселенцам и др.[266]

Значительный прорыв в понимании характера и содержания проблемы лишения избирательных прав граждан как самостоятельной темы осуществлен в ряде исследований, проводившихся в последние годы.[267] Данная группа работ не только значительно расширила имеющийся фактический материал, но и проанализировала условия, в которых происходила и развивалась политика лишения избирательных прав в те годы.

Лишение избирательных прав, как массовая политическая кампания, существовало в СССР с 1918 по 1936 годы. Лишение избирательных прав «было частью разветвленной системы ограничительно-дискриминационных мер, которые большевистская власть направляла против самых разных категорий и групп послереволюционного общества».[268]

Конституцию РСФСР, лишавшую избирательных прав значительную часть населения страны, принял 10 июля 1918 года V Всероссийский Съезд Советов. Статья 65 данной Конституции лишала избирательных прав лиц, прибегающих к наемному труду, живущих на нетрудовые доходы (проценты с капитала, доходы с предприятий, поступления с имущества и т.п.), частных торговцев, торговых и коммерческих посредников, монахов и духовных служителей церквей и религиозных культов, бывших офицеров, военных чиновников, чинов полиции, осужденных по суду и т.д.[269]

По решению Президиума ВЦИК, занесение в списки лиц, лишенных избирательных прав, могло производиться только на основании постановлений местных органов государственной власти в каждом конкретном случае. При этом

требовалось, чтобы «такого рода решения Совета или исполнительного комитета должны быть обоснованы документально проверенными данными, чтобы не допустить занесения в указанные списки граждан без достаточных к тому законных оснований».[270]

Лишение избирательных прав являлось составной частью социальной политики правящей партии. Наличие гражданских прав или наоборот принадлежность к лишенцам играли важную роль в жизни советского человека. Едва человек оказывался в списках лишенных избирательных прав, он и все его близкие родственники оказывались в положении изгоев. Они практически выпадали из общества и лишались минимальных прав и благ, необходимых для физического выживания. Кроме того, что лишенцы не имели права голоса, они теряли возможность занимать любую должность или учиться в ССУЗах или ВУЗах. Репрессиям подвергались социально наиболее деятельные слои населения. Многим из «бывших» удалось адаптироваться в советской политической и экономической структурах, они работали в государственных учреждениях, кооперативах, активно участвовали в общественной жизни. Однако это не мешало местным избирательным комиссиям составлять списки лиц «лишенных избирательных прав, являющихся в момент лишения выбранными в различные сельские учреждения». Увольнению по данным спискам подлежали в частности, председатель ККОВа, инкассатор, зав. школой, член президиума кооператива и многие другие работники.[271] Лишенцы исключались из системы снабжения продуктовыми и потребительскими товарами. Житель Красногвардейского района Шумейко Р.Д. писал в 1930 году в Северо-Кавказский Крайисполком: «Колхоз «Новая жизнь» мне категорически отказывает в выдаче продовольственного пайка как лишенному права голоса (продовольственный паек выработан мною с семейством в колхозе около 800 трудодней)».[272]

Коллективизация и «ликвидация кулачества как класса» сделали лишение избирательных прав массовым явлением. Новые списки лишенцев усиленно пополнялись за счет так называемого «кулацкого элемента». Имея цель ликвидировать негосударственный экономический сектор советское государство лишало избирательных прав не только представителей зажиточных слоев деревни, но и середняков.

Избирательные инструкции 20-х – начала 30-х гг. не содержали прямого указания на лишение избирательных прав за принадлежность к кулачеству. В инструкциях приводились лишь основные экономические характеристики крестьянских хозяйств, по которым крестьяне могли быть лишены избирательных прав. Именно эти показатели являлись определяющими при отнесении такого хозяйства к кулацкому.[273] Непосредственно вслед за причислением к кулакам и лишением избирательных прав зачастую следовала высылка из родного края. Например, в 1930 году жительница с. Штурбино Анна Калиниченко жаловалась во ВЦИК: «В период проведения сплошной коллективизации у нас в области наше хозяйство было отнесено к кулацким, вся семья лишена избирательных прав, а муж … был выслан из пределов Северо-Кавказского Края на основании постановления Адыгейского отделения ОГПУ».[274]

Лишение гражданских прав влекло за собой множество других тяжелых последствий: происходила маргинализация значительных слоев населения. Люди теряли работу, вынуждены были порывать связи с родственниками, выселялись с родных мест и вообще оставались без средств к существованию. В этом смысле показательно заявление жителя а. Псейтук Тахтамукайского района Схаляхо Кушука, который обращаясь к председателю Адыгейского облисполкома писал: «По постановлению Афипсипского аулсовета я лишен избирательных прав… В связи с этим аулсовет отобрал у меня имущество, подверг обложению в повышенном размере и кроме того настаивает на выселении моей семьи из принадлежащего моему отцу дома. …Моя семья состоит из старика отца, достигшего 100-летнего возраста, жены и 5-ти малолетних детей, из которых самому старшему всего 10 лет, а я вследствие постигшего меня лишенства не имею заработка, что таким образом … она (моя семья) будет обречена на полную нищету и останется без крова…».[275]

Кампания по лишению избирательных прав зачастую сопровождалась прямым произволом и беззаконием (даже с точки зрения «социалистической законности»). Например, в Суповском сельсовете бывшим секретарем сельсовета было утверждено «к изъятию и 12 сентября (1935 г.) продано два дома единоличников Острикова и Киселева, в то время, как лишение их (избирательных прав) не только не утверждено Облисполкомом, но не рассматривалось даже РИКом, а самим сельсоветом только 23 сентября возбуждено ходатайство о лишении избирательных прав этих единоличников».[276]

Советское законодательство предусматривало и возможность восстановления в избирательных правах. Многие лишенцы обращались с ходатайствами

0 восстановлении в избирательных правах в избирательные комиссии различного уровня. В архивных фондах Адыгеи сохранились сведения о количестве жалоб, поступивших в Адыгейскую областную и районные избирательные комиссии.[277] Просьбы лишенцев о восстановлении в избирательных правах удовлетворялись значительно реже, чем оставлялись без изменения. Всего по области в 1927 году было удовлетворено 31 % ходатайств. Чаще всего в этих жалобах лишенцы доказывали свою лояльность к правящему режиму, приводились доводы на непричастность к эксплуатации чужого труда. Житель Псекупского района Карашок Мусса в своей жалобе отмечал: «на протяжении всей жизни жил я исключительно своим личным трудом, не прибегал к эксплуатации чужого труда».[278] К жалобам нередко прилагались окладные листы по единому сельхозналогу.[279]

Репрессивная кампания по лишению избирательных прав в первые десятилетия советской власти охватила значительные слои населения. Её результатом стала маргинализация оставшихся от прежнего строя больших социальных групп: духовенства, предпринимателей, торговцев, зажиточных крестьян. Причем большинство из них по происхождению или социальному положению не являлись выходцами из элитных до революции сословий и групп. Опыт массовых кампаний по лишению избирательных прав был в значительной мере востребован при осуществлении массовых репрессий «большого террора».