М.Ю. Макаренко Анализ демографических потерь 1930-х гг. в зарубежной и отечественной исторической демографии

1930-е один из самых мрачных периодов отечественной истории: по сути шла война хорошо организованного государственного аппарата сначала против многомиллионного крестьянства, потом врагом мог стать практически любой. Число жизней, унесенных предвоенными, «мирными» годами, огромно.

Отечественная историческая демография до недавнего времени хранила молчание по поводу количественной оценки жертв. Некоторые из появившихся в последние годы цифр не слишком надежны: например, С.Г. Кара-Мурза приводит показатель с 1921 по 1 февраля 1954 г. осуждено 3 777 380 человек, из них приговорены к высшей мере 642 980[158] ; В.В. Карпов отмечает, что в течение 1930-х годов по ст. 58 УК РСФСР осужденных 1300 949, из них расстреляно 892 985[159] … К сожалению, масштабы репрессий намного больше.

Другой миф последних лет – посаженных и уничтоженных – десятки миллионов. Такие подходы, позволяющие предъявлять сенсационные «открытия», основываются на совершенно неоправданных «допущениях»; например, объединении (без всяких оговорок) в одну категорию растрелянных и неродившихся, умерших от непосильной работы, голода и эпидемий в лагерях с незачатыми детьми (а часто – еще и детьми этих детей). Причем желание увеличить размеры потерь касается не только сталинских репрессий, подобное присутствует и в оценке потерь ВОВ.

В зарубежной историографии интерес к рассматриваемому вопросу проявился, по понятным причинам, гораздо раньше.

В фундаментальном исследовании Сергея Максудова (псевдоним эмигрировавшего в США демографа А. Бабенышева) приведены расчеты профессора И. Курганова: за период с 1918 до 1958 гг. 110,7 млн. потерь[160]. Вероятно, это одна из наибольших оценок. Для сравнения: А.Г. Вишневский считает, что с начала Первой мировой войны до конца Второй не дождались естественной смерти 40-50 миллионов.[161]

В 1946 г. в Женеве под эгидой экономического, финансового и транспортного отдела Лиги Наций опубликована работа Ф. Лоримера “Население Советского Союза: история и перспективы”, одним из основных выводов которой является заключение о том, что размер потерь 3,5 млн.(более поздняя оценка 4,8 млн.)[162].

Профессор А.А. Зайцев считает этот расчет Ф. Лоримера несколько завышенным[163].

Иного мнения придерживается С.Н. Прокопович[164] , почти в два раза до 9 млн. увеличивая оценку Ф. Лоримера. Необходимо отметить, что в своих рассуждениях С.Н. Прокопович ориентировался на официальную оценку численности страны 165,7 млн. в 1933 году. Впоследствии эта цифра исчезла даже из советских статистических материалов как преувеличенная.

Б. Андерсон, Б. Сильвер и С. Виткрофт солидарны в определении периода 1929-1933 гг., однако первые определяют потери этих лет в 12 млн.[165] , а С. Виткрофт понижает их размер до 4-5 млн.[166]

По мнению И. Дятькина, за период между переписями 1926 г, 1939 г. демографические потери составили 9-16 млн.[167]

Таким образом, оценки и отечественные, и зарубежные различаются очень сильно, не одинаковы и хронологические границы. Причем, иногда авторы четко их не оговаривают.

Действительно, рассматриваемый период не был однородным. На рубеже 1920-1930-х гг. ситуация в стране начинает осложняться: репрессии, «кулацкая» ссылка набирают обороты, но все же по сравнению с наступающим голодом и расцветом Гулага это «мирное» время. Однако проведение переписей населения 17 декабря 1926 г. и 17 января 1939 г. «привязывает» подлинно научные расчеты к указанным датам.

Подготовка к переписи 1926 г. проводилась (в отличие от 1937 и 1939 гг.) в спокойной и деловой обстановке. Вопросы, связанные с её организацией, обсуждались на II Всесоюзной статистической конференции (февраль-март 1925 г.), на IV Всесоюзном съезде статистиков (февраль 1926 г.).

В декабре 1926 года с высокой степенью точности были зафиксированы состав и строение населения страны. Разработка материалов переписи, начавшаяся буквально через несколько дней после 17 декабря (критического момента переписи), была проведена в сжатые сроки. Изданию окончательных итогов переписи предшествовал выход многотомных “Предварительных итогов” и “Кратких сводок”. В 1927 г. были опубликованы 5 томов “Предварительных итогов” по отдельным регионам страны (Туркмении, Владимирской губернии, Карелии, Башреспублике и Северо-Западной области). В том же году отдельной книгой вышли 3 выпуска “Предварительных итогов” переписи по всей стране. Кроме того, в 1927-1929 гг. были изданы 10 выпусков “Кратких сводок” материалов переписи, в составе которых опубликованы и данные по Кубани.

Наиболее полным результатом этой разработки является 56-томное издание материалов переписи, вышедшее на русском и французском языках в период с 1928 по 1935 г.

Вопрос о достоверности материалов переписи 1939 г., как и текущей советской статистики 1930-х гг., сохраняет свою дискуссионность.

Особенности подготовки и проведения Всесоюзной переписи 1939 г., степень достоверности ее материалов определены событиями 1937 г. Согласно постановлению СНК СССР от 25 сентября 1937 г. за подписью его председателя В. Молотова организация предшествовавшей ей второй Всесоюзной переписи населения 1937 г. признавалась неудовлетворительной. Объявленные «врагами народа» руководители (в т. ч. начальник ЦУНХУ И.А. Краваль и начальник Бюро переписи О.А. Квиткин) были расстреляны, многие рядовые сотрудники арестованы или уволены с работы.

Контролем за подготовкой и проведением переписи 1939 г. руководил председатель СНК СССР В. Молотов, и статистикам все вопросы приходилось согласовывать лично с ним. Навязывание результатов звучит теперь еще настойчивее, чем накануне переписи 1937 г., приобретая директивный тон.

В отношении переписи 1939 г. вполне справедливо мнение А. Безансона, слишком категорично (на наш взгляд М.М.) касающееся всей советской статистики: «Советские цифры ложны, но даже если бы они были правильными, то не стали бы от этого менее ложными, поскольку между ними и реальностью нет никакого соотношения, даже того, которое имеется между правдой и ложью».[168] Справедливости ради, следует отметить, что общая численность населения, зафиксированная переписью 1939 г., вопреки сложившемуся мнению, достаточно объективна. Намеренный переучет населения составил 2,9 млн. или всего 1,7%, не выходя, таким образом, за рамки допустимого в мировой практике переписного дела.[169]

В контексте сказанного особого внимания заслуживает фундаментальное исследование С. Максудова «Потери населения СССР», в котором автор, кропотливо проанализировав источники, приходит к выводу: с 1927 г. до 1939 г. все категории потерь, включая избыточную смертность, составили 9,8 млн. (с возможной ошибкой в 3 млн.).[170]

Практически все этносы представлены в составе репрессированных в соотношении очень близком к относительному весу группы в общей численности населения страны. Все же некоторые «предпочтения» у руководства страны были. Поляки, немцы, те же евреи (хотя, конечно, не на уровне «90 % всех репрессированных», приводимом в работе В.В. Карпова[171] ), греки на эти этнические группы пришелся самый жесткий удар. Например, греки, составляющие около 0,17 % населения Союза СССР, дали почти в два раза больше (0,4 %) репрессированных.

Основы подобной позиции зафиксированы, в частности, Постановленим Политбюро ЦК ВКП (б) (протокол № 54) от 31.01. 1938 г., согласно которому НКВД СССР предписывалось продолжить до 15 апреля 1938 г. операцию по разгрому «шпионско-диверсионных контингентов из поляков, латышей, немцев греков, эстонцев и др.».[172]

«Открытием» советского периода стала депортация целых народов. Пожалуй, первыми депортациями, проведенными по этническому принципу, стали перемещение с территории Украины 15 000 польских и немецких хозяйств и выселение с Дальнего Востока корейцев. Весной 1936 г. в Казахстан отправились поляки и немцы, в 1937 году корейцы. Поводом депортации последних послужило то, что… «корейцы – народ совершенно отличный от нас по характеру, по укладу жизни и по миросозерцанию… В наши пределы корейцев привлекают не политические убеждения, а исключительно материальные выгоды. Они антропологически, этнографически, психически и по своему миросозерцанию стоят ближе к японцам, чем к нам», поэтому «должны быть отодвинуты в глубь страны, на Запад и на Север от Амура».[173]

Во время Великой Отечественной войны судьбу этих этнических групп поневоле разделили многие народы СССР. И. Бугай приводит данные из сохранившейся в архиве Верховного Совета СССР датированной 16 декабря 1965 г. «Справки о количестве лиц некоторых категорий, выселенных на спецпоселение в северные и восточные районы страны с территории Украины, Литвы, Латвии, Эстонии, Белоруссии, Молдавии, Армении и Псковской области за период с 1940 по 1953 год без права возвращения к прежним местам жительства». В «Справке» утверждается, что с Украины было депортировано 570826 чел., из Литвы – 118599, из Латвии – 52541, из Эстонии – 32 540, из Белоруссии – 60 869, из Молдавии – 46474, из Армении – около 16000, из Псковской обл. РСФСР – 1604, из Северо-Кавказского региона – около 640000 граждан, принадлежавших к различным национальностям, из Крыма – около 230000.[174] Не упомянуты корейцы и некоторые другие категории населения, высланные по этническому признаку до 1940 г. Согласно подсчетам А.Г. Вишневского, общая численность депортированных превышает 3 млн. человек.[175]

…В ноябре 1989 г. Съездом народных депутатов СССР была принята декларация «О признании незаконными и преступными репрессивных актов против народов, подвергшихся насильственному переселению, и обеспечении их прав».

Социально-политические и экономические факторы привели к возникновению в середине 1930-х гг. демографического кризиса: в 1933-м году половина умерших это мужчины и женщины в возрасте от 16 до 49 лет, т.е. самая активная часть населения, не склонная к повышенной смертности в силу физиологического развития организма.

Шквал репрессий с широким применением высшей меры наказания, сверхсмертность в местах заключения, непосильные физические нагрузки, идеология жертвенности обесценивали здоровье и жизнь советского человека.