А.В. Бурнашов Органы госбезопасности в период «Большого террора»

«…И каждый чувствовал на себе эти руки, чувствовал силу, перед которой он сам – ничто. Не Любкин был этой силой, сила стояла за ним, невидимая, неопределенная, и даже без имени. Но она ощущалась каждым, как ощущается безмерная тяжесть той скалы, которая нависла над тобою и готова рухнуть на тебя».[312] Эти строки из романа Нарокова «Мнимые величины». Автору не посчастливилось жить во время «великой чистки», он, как и многие другие, был репрессирован и провел несколько лет жизни в лагерях. Его роман в некотором роде представляет собой автобиографию и ярко отражает жизнь общества в то время.

Какую силу подразумевает автор? То ли это собственно институт НКВД, то ли партия и проводимая ей политика террора, или же общественный порядок в целом? Если последнее утверждение мы примем как наиболее полное и близкое к замыслу автора, то, далее возникает другой вопрос – какое место в этом порядке занимали органы госбезопасности? Для раскрытия этой проблемы целесообразно было бы вкратце проследить историю формирования органов, определить, какие задачи стояли перед органами на разных этапах их существования, выявить те силы, которые влияли на становление ВЧК-ОГПУ-НКВД.

Свою историю институт карательных органов советского государства ведет с 20 декабря 1917 года, когда постановлением Совета народных комиссаров была образованна Всероссийская чрезвычайная комиссия. Ф.Э. Дзержинский, первый председатель и один из основателей, наиболее четко охарактеризовал функции только что созданных карательных органов на долгое время вперед: «ЧК – не суд, ЧК – защита революции. ЧК должна защищать революцию и победить врага, даже если меч ее при этом случайно попадет на головы невинных».[313] Заметим – не народные интересы, даже не государственные, а революцию, т. е. идеи партии и ее руководства. Но как потом покажет история жизнь народа, и жизнь партии часто вступали в противоречие друг с другом.

Как мы можем убедиться, с момента своего появления госбезопасность была поставлена на службу партии и вся ее деятельность была пронизана большевистской идеологией.

Первоначально, главной задачей ВЧК являлась борьба с контрреволюцией и саботажем, репрессивные меры сводились к конфискации имущества и продовольственных карточек. Затем на нее была возложена борьба со спекуляцией и должностными преступлениями, со шпионажем. Так же ВЧК занималась подавлением контрреволюционных и бандитских мятежей, обеспечением безопасности транспорта и Красной Армии, охраной государственной границы.[314] Одной из многочисленных функций ЧК явился политический сыск и террор. Большевистские лидеры, и особенно В.И. Ленин, приветствовали растущий «народный террор». «Надо поощрять энергию и массовость террора» – писал Ленин в июле 1918 года после эсеровского мятежа.[315] Как мы видим, террор уже тогда признавался как один из рычагов государственной политики и на Долю органов госбезопасности выпала «почетная» функция – воплощение в жизнь репрессивных установок партии.

В сентябре 1918 года местные ЧК получили от Дзержинского распоряжение, где уточнялось, что в своих действиях ЧК независимы, но после их проведения чекисты должны направлять отчеты в Совнарком. В начале 1918 года ЧК получила право внесудебной расправы. Это закрепилось в декрете СНК от 21 Февраля 1918 года «Социалистическое отечество в опасности». Вот некоторые строки из этого документа: «…не видит мер борьбы с контрреволюционерами, шпионами, спекулянтами, громилами, хулиганами и прочими паразитами, кроме беспощадного уничтожения их на месте преступления».[316]

ВЧК ввела две карательные меры, до революции в России не применявшиеся: взятие заложников и трудовые лагеря, которые в дальнейшем получили широкое применение. Приказом от 4 июня 1918 года Л. Троцкий первым приложил серьезные усилия к созданию лагерей. Туда были помещены белочехи, отказавшиеся сдать оружие. Функционировало два вида лагерей: одни были в ведении НКВД (туда направлялись люди, уже осужденные), другие – ВЧК(туда направлялись потенциальные «классовые враги», «чуждые элементы», арестованные на всякий случай в административном порядке).[317]

2 февраля 1922 г. политбюро утвердило проект положения об «упразднении ВЧК» и, в то же время, пойдя на некоторые уступки чекистам, сохранило за ГПУ права военного ведомства в отношении снабжения и предусмотрело образование при НКВД коллегии ГПУ, утверждаемой Совнаркомом. 6 февраля 1922 года президиум ВЦИК принял декрет «Об упразднении ВЧК и о правилах производства обысков, выемок и арестов». 9 марта политбюро утвердило положение о ГПУ и особых отделах. Особыми постановлениями права еще не созданного, по сути, ГПУ были расширены. Ему, по предложению И.С. Уншлихта, были предоставлены права вынесения «внесудебных приговоров с ведома президиума ВЦИК» по делам собственных сотрудников, «непосредственной расправы» над лицами, «уличенными в вооруженных ограблениях» и уголовниками, «пойманными с оружием в руках», а также ссылки и заключения в Архангельский концлагерь «подпольных анархистов, левых эсеров и уголовников-рецидивистов. Расширение полномочий ГПУ было продолжено на следующих заседаниях политбюро. В октябре 1922 года ВЦИК законодательно закрепил за Госполитуправлением право внесудебной расправы.[318]

Органы госбезопасности были выделены из наркоматов внутренних дел, получили четкую вертикальную структуру и подчинение непосредственно правительству, а фактически существующим партийным комитетам.

ОГПУ располагало собственными воинскими формированиями, аппаратом уполномоченных при Советах Народных Комиссаров союзных республик, представителем в Верховном Суде Союза ССР. 28 марта 1924 г. ЦК СССР утвердил Положение о правах ОГПУ в части административных высылок, ссылок и заключений в концентрационный лагерь людей, обвиненных в контрреволюционной деятельности, шпионаже, контрабанде, спекуляции золотом и валютой. Согласно этому документу, ОГПУ получило право без суда ссылать обвиненных на срок до трех лет, заключать в концентрационный лагерь, высылать за пределы Государственной границы Союза ССР. Решения о ссылках принимало Особое совещание в составе трех членов Коллегии ОГПУ.[319] Теперь в ОГПУ существовало две внесудебные инстанции ОСО и Коллегия, последняя действовала еще с 1917 года.

Таким образом, реальная реформа советских органов госбезопасности была куда менее радикальна, чем это пыталось представить большевистское руководство. Хотя ГПУ потеряло отчасти право непосредственной расправы, несколько активизировало перестройку методов своей работы, в целом его функции и аппарат мало изменились.[320]

Параллельно с укреплением органов госбезопасности, в стране формировалось репрессивное законодательство. Так, в июне 1927 года была введена в действие печально знаменитая статья №58 (п.п. 1-14), которая предусматривала наказания за государственные преступления.[321]

Расширяется и область действий ОГПУ. Так приказом от 3 марта 1931 года предписывалось комплектование милиции производить «испытанными, работоспособными и твердыми чекистами». Через два года правительство пошло еще дальше: 25 января 1933 года приказом коллегии ОГПУ предписывалось начальникам МТС должность заместителя предоставлять представителю ОГПУ.[322]

10 июля 1934 постановлением ЦИК СССР «Об образовании общесоюзного комиссариата внутренних дел», было ликвидировано ОГПУ, а его полномочия были переданы новому ведомству Народному комиссариату внутренних дел СССР. В этом комиссариате сосредоточились органы госбезопасности, милиция, внутренние и пограничные войска, масштабные стройки и другие, экономически важные объекты. Ему были подведомственны исправительно-трудовые лагеря и колонии, тюрьмы.

Реорганизация 1934 года происходила по схеме 1922 года, когда ВЧК преобразовали в ГПУ, которое, в свою очередь, вошло в состав НКВД СССР, а нарком внутренних дел Ф.Э. Дзержинский был одновременно начальником ГПУ. На тот момент функции ОГПУ передавались Главному управлению госбезопасности, с включение его в состав НКВД. Г. Ягода, ставший первым наркомом внутренних дел СССР, являлся одновременно и начальником ГУГБ.[323]

Исходя из выше написанного, можно сделать вывод, что структурные изменения ВЧК-ОГПУ-НКВД не оказали решающего влияния на изначально возложенные на них функции. Институт госбезопасности претерпевал изменения, изменялись и расширялись полномочия, но суть – обеспечение революционного порядка и государственной безопасности, путем физического устранения или заключения в лагеря диверсантов, шпионов, саботажников и других «врагов народа» оставались неизменна.

История не приемлет сослагательного наклонения. Однако можно предположить, что если бы госбезопасность и НКВД продолжали существовать раздельно, если бы они продолжали дополнять друг друга, взаимодействуя и по рабочему соперничая, то такого обвального беззакония не случилось бы. НКВД сам арестовывал людей, определял им часто без суда срок, сам сажал, охранял и содержал, как мог, и как считал нужным, не останавливаясь перед беззакониями, сам освобождал, когда хотел, а если считал нужным – вновь отправлял в ссылку без суда и следствия.

Однако именно в создании общесоюзного НКВД отразилось стремление руководства страны консолидировать органы госбезопасности и органы внутренних дел, поставить их под единый контроль, постепенно превратить их в слепо подчиняющееся орудие государственного строительства.

Для обеспечения подобного размаха чистки второй половины 30-х годов была необходима мощная карательная машина. Однако создавать ее Сталину не пришлось. Он лишь воспользовался тем государственным аппаратом, который складывался и закреплялся непрекращающимися классовыми битвами. На новом этапе перед этим аппаратом были поставлены лишь новые задачи. При помощи жестких репрессий за недостаточное рвение, кадровых перетасовок и выдвижения работников, соответствующих новому режиму, государственный механизм был превращен в бездумное орудие выполнения этих задач.

На одном из выступлений Сталин назвал органы госбезопасности «передовым вооруженным отрядом нашей партии».[324] И это были не просто слова. ВЧК-ГПУ-НКВД всегда играли особую роль в советском государстве, располагая огромной силой и влиянием. В период же «большого террора» Сталин фактически поставил карательные органы во главе государственной пирамиды, подчинив им на время даже правящую партию. Культ НКВД, особое всевластное положение органов достигло в то время своего апогея. Фактически они не подчинялись никому, кроме Сталина. Большинство прокуроров, и, прежде всего, руководство прокуратуры, на которое возлагалась обязанность контролировать работу органов НКВД, предпочитали не ссориться с сотрудниками госбезопасности. Они терпели откровенное пренебрежение законом, санкционировали любые действия чекистов. Некоторые, однако, выступали на путь конфронтации, требовали от органов соблюдения юридических норм, отказывались давать санкции на сомнительные аресты, пытались самостоятельно проверять дела, заведенные НКВД. Но, как правило, подобные действия заканчивались арестом строптивых сотрудников прокуратуры.

Чтобы понять какое влияние имели руководящие сотрудники НКВД, приведем слова члена бюро крайкома, высказанные им по поводу ареста начальника УНКВД по Краснодарскому краю: «Малкин – это было все: вершитель судеб, и мы не находили мужества возражать – Малкин сказал «у меня есть материалы на коммуниста, надо исключать..» – и мы исключали. Материалы эти члены бюро крайкома не знали».[325] Но, несмотря на свою огромную власть, они были лишь винтиками в машине террора и выполняли строго отведенную им роль. Власть подходила к комплектованию органов госбезопасности со всей серьезностью. Первым качеством, которым должен был обладать чекист в то время – преданность партии и Сталину. За партийные идеалы он обязан сделать все, что от него потребует руководство. Здесь уместно вспомнить фразу В.И. Ленина, сказанную им по случаю возникновения ВЧК: «Хороший коммунист в то же время есть и хороший чекист».[326] Такой порядок вещей вытекает из функций ВЧК-ОГПУ-НКВД, которые мы определили выше, и является вполне логичным: коммунист сделает все ради революционных идеалов. Чекист по долгу службы должен подавлять вылазки «контры» – совмещение этих типов есть наилучший вариант для государства.

Меч революции карает и большевиков: троцкистов, зиновьевцев и прочих заговорщиков, отошедших от «истинного ленинского пути», выразителем которого являлся И.В. Сталин. Но эти партийные распри не внесли разброд в стройные ряды чекистов. Сталин предпринял все, чтобы внутрипартийные дела не отразились на деятельности госбезопасности. Иммунитет к партийной нестабильности вырабатывался у стражей по примеру тезиса А.М. Шанина, ближайшего соратника Г. Ягоды и председателя ЦШ ОГПУ: «…Задача чекиста, когда он слышит партийные споры, заключается в том, чтобы незаметно пробраться к двери и ускользнуть».[327]

В конце 1937 года было организованно шумное празднование 20-ти летия органов НКВД. Накануне во все обкомы, крайкомы, ЦК компартий республик пошла телеграмма за подписью Сталина: «…ЦК предлагает отметить двадцатую годовщину ВЧК-ОГПУ-НКВД 20 декабря в печати и на совместных заседаниях актива партийных, советских, профсоюзных, комсомольских, других общественных организаций, а также провести беседы, доклады, собрания на предприятиях и колхозах, разъяснив роль и значение Советской разведки в борьбе со всякого рода шпионами, вредителями и другими врагами советского народа».[328] Программа, намеченная руководством, была с лихвой выполнена. В дни празднований на НКВД и его сотрудников вылилась невиданная волна прославлений и организованного народного ликования, не обошли их и материальные блага. Материалы, прославляющие НКВД, переполняли газеты, а имя Ежова «железного наркома, стойкого революционера, большевика сталинской закалки», упоминалось чуть ли не чаще, чем имена других заслуженных соратников вождя.[329]

Но, несмотря на меры партийного руководства и Сталина по обеспечению безотказной работы органов госбезопасности, в условиях «большого террора», личностный фактор иногда давал сбои. Подобные «неполадки» можно продемонстрировать на примере руководителей территориальных УНКВД. Так, начальник управления по дальневосточному краю Т. Дерибас отклонил как заведомо ложные показания, выбитые следователем у арестованного председателя крайисполкома Крутова, и запретил трогать людей, названых в этих показаниях. «Доброжелатели» доложили обо всем Ежову. Вскоре Дерибаса арестовали.[330] Подобная участь ожидала начальника Саратовского УНКВД Р.А. Пиляра. Его вызвал к себе наркомвнутдел Н. Ежов и приказал организовать акцию, направленную практически против всего самарского руководства. Пиляр ответил, что компрометирующих материалов не имеет и не ведет смысла в подобной провокации. Ежов дал три дня на размышление и принятие единственно верного решения. Комиссар госбезопасности 2 ранга Пиляр продолжал настаивать на своем, за что и поплатился жизнью.[331]

В обозначенный период органы госбезопасности были подвергнуты двум крупным чисткам. Они проходили циклично и по сходным сценариям. Все начинается с отставки наркома НКВД (В первом случае это Г. Ягода). В сентябре 1936 года его освобождают от должности народного комиссара и переводят на менее значимую должность вне общесоюзного наркомата. В марте 1937 года выходит резолюция пленума ЦК ВКП (б), которая предусматривает перестройку аппарата ГУГБ НКВД и удаление из органов госбезопасности нежелательных элементов, «позорящих славное имя чекистов». Праведный гнев народа, в лице партии и Сталина, обрушивается на бывшего наркома, допустившего разгул бюрократии и антисоветчины в своем ведомстве. В марте 1938 года расстреливает Г. Ягоду и проводят чистку вверенных ему кадров. С сентября 1936 года по 1 января 1938 года с органов госбезопасности убыло 5229 сотрудников, из которых 1120 подверглись репрессиям, 1268 уволено в запас.[332] Здесь следует заметить, что хронологически первая чистка в большей степени коснулась центральный аппарат НКВД и в меньшей степени периферию.

В сентябре 1936 года наркомом НКВД СССР и начальником ГУГБ был назначен Н. Ежов. Он с критикой обрушивается на предшественника, указывает на недочеты в работе, излишнюю медлительность и недостаточное рвение в деле выявления врагов народа. Репрессии по стране возрастают с новой силой.[333]

Через два года, в сентябре 1938 года Ежова смещают с должности начальника ГУГБ, в ноябре с должности наркома внутренних дел. Он пишет на имя Сталина письма-раскаяния, где указывает на ошибки, которые были им допущены за время своего пребывания в должности, и выражает полную преданность вождю, прекрасно понимая, что его ждет в будущем.

17 ноября 1938 года выходит совместное постановление СНК СССР и ЦК ВКП (б) «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия», где признавались недостатки в работе НКВД. Безответственным было названо отношение к следственному производству, «чем умело воспользовались пробравшиеся в органы НКВД враги народа».[334] Были пересмотрены обвинительные приговоры, и из мест заключения освободили 837 тысяч человек. Ужасы террора были лично предписаны лично Ежову, его арестовывают и в феврале 1940 года расстреливают. Перед органами была поставлена новая задача – разоблачать врагов в своих рядах. За 1939 год с наркомата внутренних дел убыло 7372 человека.[335] На этот раз чистке в большей степени подверглись территориальные отделы госбезопасности. Из 73% репрессированных на период 1938-1940 гг. приходится большинство.

Для чего же так необходимы Сталину были кадровые тряски НКВД? Официальные заявления того периода, на наш взгляд, не полностью отражают действительное положение дел в советском государстве. Проводя чистки в органах госбезопасности, руководство партии и Сталин убивали двух зайцев одновременно. Во-первых, перекладывали груз ответственности за необоснованные репрессии на карательные органы. Во-вторых, путем постоянной ротации кадров Сталин предотвращал возможность организации возможной оппозиции в лице института госбезопасности и, благодаря им своей власти.

Эти выводы важны для нас в вопросе – насколько органы были самостоятельны в свой деятельности и насколько личностные качества руководящих чекистов способствовали осуществлению террора в Советском государстве.

Как мы могли убедиться, самоуправство в госбезопасности гасилось на корню и эффект от периодических чисток был такой, что руководители и простые чекисты даже боялись иметь свое мнение по какому-либо вопросу, особенно касающегося партии и ее политики, которое хоть в чем-то расходилось с официальным. Запуганные и издерганные накатывавшими одна за другой кампаниями и противоречивыми директивами руководители всех уровней были готовы на все, лишь бы сохранить собственную жизнь. НКВД строился и комплектовался таким образом, чтобы мог любой ценой обеспечить существование большевистского режима, даже путем геноцида собственного народа.

Не трудно догадаться, на кого власти стремились повесить ярлык «потерявший большевистскую остроту». Это были те чекисты, которые не проявляли Должного рвения в деле террора, отказавшиеся сажать и расстреливать неугодных партийному руководству людей и прочие отступники, действия которых расходились с генеральной линией партии и Сталина.

Многомиллионный размах чистки был бы невозможным, не подключись в помощь карательным органам целая армия помощников. Выступая 20 декабря 1937 года на собрании актива Москвы в Большом театре по поводу двадцатилетия ВЧК-ОГПУ-НКВД, А.И. Микоян заявил: «…У нас каждый трудящийся – нарком внутделец».[336] Каждый, кто не репрессирован – наркомвнутделец – это был тот идеал, к достижению которого стремилось сталинское руководство. Одних принуждали к сотрудничеству с НКВД силой, другие это делали из карьерных соображений, третьих удавалось обмануть. Именно для последних проводилась беспрецедентная кампания по укреплению бдительности; нагнеталась истерия выявления «врагов». Во второй половине тридцатых годов советское общество было охвачено истерией поиска врагов, диверсантов, вредителей, которые целью своей жизни ставили задачу помешать строительству коммунизма в молодой стране. Это общественное состояние, в свою очередь, было насажано сверху и имело цель объяснять и содействовать массовым репрессиям.

Общественно-политическая система, сложившаяся в советском государстве в 30-х годах XX века, имеет различные наименования в исторической науке. Одно из них – тоталитарная система. Любая тоталитарная система основана на единообразии, на единых для всех идеях и ценностях и, как следствие, на едином руководстве. Любое вольнодумство, инакомыслие (иными словами отступление от базовых постулатов) являет собой крах системы. Марксистско-ленинские идеалы – вот тот фундамент, на котором должно было существовать Советское общество. Но, в силу ряда причин, даже в самой партии шла идейная борьба и споры о дальнейшей судьбе страны и революции, не говоря уже о массе народа, которой были чужды высокие цели партии. В этой ситуации руководство ВКП (б) в лице Сталина или Сталин в лице высшего партийного руководства пошел по пути наименьшего сопротивления. Был создан такой государственный порядок, который давит ростки отступничества на корню, обеспечивает иерархию и полное единоначалие во всех отраслях общественной организации, которое замыкается на одном человеке. Только такая система в тех условиях могла обеспечить жизнеспособность государства, строящегося и функционирующего по канонам большевистской партии.

Сила стала тем началом, которое исключало бы сбои в системе управления. ВЧК-ОГПУ-НКВД к тому времени имели обширный опыт в деле решения силовыми методами проблем государственного масштаба. Органам госбезопасности выпала «честь» олицетворять ту силу, на которой держалось советское общество.