В.Е. Щетнев «Расказачивание» как форма репрессий (1919 – середина 1930-х гг.)

Проблема «расказачивания» привлекает внимание историков с 60-х гг. XX века Сначала это были робкие попытки указать на «ошибки» и «перегибы» в якобы правильной политике «расказачивания» (Спирин М.М., Воскобойников Г Л и Прилепский Д.К. Ермолин А.П. и др.),[182] затем, уже на рубеже 80-х-90-х гг., историки посмотрели на проблему глубже и реальней (Козлов А.И., Венков А.В., Кислицын С.А., Трут В.П. и др.).[183] В середине 90-х гг. XX в. появились новые исследования,[184] среди которых следует выделить документальный сборник с образцовыми комментариями «Филипп Миронов». Но проблема нуждается в дальнейшем осмыслении.

Задача статьи – взглянуть на «расказачивание» сквозь призму репрессивной политики большевиков, показать как неизбежный процесс «расказачивания», начавшийся в России еще на рубеже ХIХ-ХХ вв., превратился в руках большевиков в одну из форм репрессий против целого социального слоя.

Вопрос об изменении статуса казачества, несшего трудную и продолжительную воинскую повинность (с 1909 года – 18 лет), возник в военных кругах еще в конце ХIХ века. Тогда его и назвали адекватным термином – «расказачивание». Но исторические события, надвинувшиеся на Россию (первая революция, мировая война) отодвинули на задний план реформу казачьих войск. В результате казаки дожили в старом (сословном) положении до 1917 года, когда грянула революционная буря.

К этому моменту казачество было сложной структурой. С одной стороны, казаки оставались достаточно однородным корпоративным сообществом, основой которого была земельная обеспеченность, воинская и культурно-психологическая сплоченность. С формально-юридической стороны казачество оставалось военно-служилым сословием, хотя, с другой стороны, фактически им уже не было. Процесс размывания сословных перегородок стал реальностью. В товарно-рыночной сфере появились серьезные конкуренты в первую очередь в лице преуспевающей части иногородних.

В литературе утвердился стереотип восприятия казачества как сословия привилегированного. Если сравнивать казака с безземельным иногородним, то все так. Но если посмотреть на проблему глубже, то возникают вопросы; в чем привилегии?; в двадцатилетней воинской службе; в обязанности за свой счет приобрести и содержать в должном порядке коня и амуницию; в невозможности без разрешения начальства отлучиться из станицы?

Взамен казаки пользовались правом бесплатного земельного пая (по закону 30 дес. на мужскую душу, фактически – от реального количества войсковой земли), не платили прямых налогов. Но все это трудно назвать привилегиями. Если они и были, то сочетались с элементами закрепощенности.

Когда пало самодержавие, казаки не поспешили спасать погибший трон. Временное правительство отнеслось к казакам лояльно, не собираясь коренным образом ломать управление казачьими территориями. В марте 1917 года военный министр А.И. Гучков издал приказ «О реорганизации местного гражданского правления казачьего населения».[185] Он предусматривал отмену всех правоограничений казаков, не связанных с особыми условиями военной службы реорганизацию местного управления казачьими войсками на началах самого широкого самоуправления, в соответствии с историческим прошлым казачьих войск. Казачество немедленно воспользовалось предоставленным правом, переизбрав войсковых атаманов. Следующим приказом А.И. Гучкова на казачьи съезды были возложены обязанности подготовить план мероприятий по у Учшению самоуправления казачества. На этом деятельность Временного правительства в казачьем вопросе завершилась. Открыв казачеству путь к раскрепощению и десословизации, Временное правительство в условиях нараставшего в стране кризиса не смогло вернуться к казачьим проблемам.

Приход большевиков к власти круто изменил историю казаков. В первые месяцы большевики вели себя в отношении казачества достаточно осторожно. Эсеровская аграрная политика, которую в течение нескольких месяцев проводили большевики, ограждала и казаков, которых большевики считали привилегированным крестьянством.

В изменившихся условиях казакам было о чем поразмышлять. Результатом размышлений будет позиция «нейтралитета» (как говорили казаки, «…мы не большевики и не кадеты, мы нейтралитеты»). В свете сказанного выше эта позиция не выглядит неожиданной или случайной. О названном явлении с огорчением писал позднее А.И. Деникин. Донские казаки, по его мнению, «…сыты, богаты и, по-видимому, хотели бы извлечь пользу и из «белого», и из «красного» движения. Обе идеологии теперь еще чужды казакам, и больше всего они боятся ввязываться в междоусобную распрю… пока большевизм не схватил их за горло. А между тем, становилось совершенно ясно, что тактика «нейтралитета» наименее жизненная».[186] К этой же мысли Деникин возвращается, описывая обстановку в кубанских станицах весной 1918 года: «Шла упорная, но чисто пассивная борьба векового уклада жизни, цепко державшего в своих руках даже прозелитов новой веры – фронтовую молодежь. Борьба без воодушевления и подъема, а главное – без всякого духовного руководства; от своего офицерства и рядовой интеллигенции казачество отвернулось без злобы, скорее с сожалением полагая такой ценой купить покой и «нейтралитет», а казачья революционная демократия сама оторвалась от массы, став на распутье между большевистским коммунизмом и казачьим консерватизмом».[187]

«Нейтралитет» не мог продолжаться долго. Как только советская власть посягнула на казачьи земли, попытавшись их уравнительно разделить, нейтралитет кончился. В ходе развернувшейся гражданской войны противоборство большевиков и казачества приняло самые ожесточенные формы.

На начальном этапе гражданской войны успехи вскружили голову лидерам большевиков. Им показалось, что можно быстро сломать хребет и казачеству. Психология «триумфального шествия» привела к рождению печально знаменитого Циркулярного письма ЦК РКП (б)» от 24 января 1918 г. за подписью Свердлова.[188]

Письмо было ни чем иным, как объявлением войны казачеству. Именно тогда состоялась реанимация термина «расказачивание», но уже в новом обличье, когда кавычки не спасают.

Содержание Циркулярного письма хорошо известно. Изучались обстоятельства его появления. Не будем их лишний раз пересказывать. Напомним лишь слова из преамбулы, выражающие основной замысел письма:«…Признать единственно правильным самую беспощадную борьбу со всеми верхами казачества путем поголовного их «истребления».[189] В «письме» восемь пунктов один преступнее другого. Поэтому термин «геноцид» при оценке казачьей политики большевиков вовсе не случаен. Но он неточен. Геноцид предполагает физическое уничтожение какой-либо группы или слоя за принадлежность к ней (расовый подход). У большевиков основным был классовый принцип, не менее преступный. Под понятие «верхи», «богатые» они подгоняли своих противников. Те же казаки, которые служили советской власти становились «красными» и не преследовались.

Конечно, циркулярное письмо было продуктом войны. Нетерпимость в нём превалировала над здравым смыслом. Вскоре действие «письма» было приостановлено (16 марта 1919 г.).[190] Но сработала сила инерции, репрессии продолжались. К тому же «письмо» обросло новыми распоряжениями «во – исполнение». Другие, не менее грозные распоряжения, менее известны историкам, и на них следует остановиться. Принимались они как вслед за письмом, так и после его приостановки.

Реввоенсовет Южного фронта составил «Инструкцию …к проведению директивы ЦК РКП (б) о борьбе с контрреволюцией на Дону».[191] Обратим внимание на заголовок, данный авторами. Циркулярное письмо в нем названо директивой «о борьбе с контрреволюцией на Дону». В инструкции круг контрреволюционеров расширен, но все равно их ядром остается казачество (богатое, занимавшее служебные должности и т.п.), которое предполагается «…обнаруживать и немедленно расстреливать». Обнаруживать предписывалось «…через посредство опроса, так называемых, иногородних».[192] А что делать с теми казаками кто не принимал участие в борьбе с советской властью? Их тоже не забыли и посвятили им пункт «11». Приведем его полностью: «Лица и целые группы казачества, которые активного в борьбе с Советской властью участия не принимали, но которые внушают большие опасения (подчеркнуто нами – В.Щ.), подлежат усиленному надзору и в случае необходимости аресту и препровождению в глубь страны по специальным указаниям Реввоенсовета Южного фронта. Имущество таких лиц не конфискуется, а передается во временное распоряжение и использование ревкома».[193] Далее в «примечании» указывалось, что террор против таких групп не должен быть единственным средством». Другими средствами могли быть: «обескровливание», политика контрибуций.[194] Последствия подобных приказов не замедлили сказаться. Аресты, конфискации, расстрелы стали обыденным явлением. Например, в станицах Казанской, Вешенской, Слащевской были арестованы и замучены сотни людей в каждой.[195] Командование 8-й армии приказывало сжигать хутора и станицы в случае их сопротивления.

В приказах казаки назывались царскими холопами, змеями, подлежащими уничтожению. «…Еще несколько мощных ударов меча революции – говорилось в директиве Реввоенсовета 8-й армии, – и счастливая рабочая республика, успокоенная смертью врагов и предателей, зацветет, осуществляя великие цели коммунизма».[196] Примеры бесчинств с обеих сторон, росших как снежный ком, можно продолжить.

Массовому сопротивлению казачества, переросшему в восстание, удивляться не приходится. Повстанцы обратились к населению с целым рядом воззваний.

В одном из первых (середина марта 1919 г.) «Ко всему трудовому народу Дона!» говорилось: «Восстание поднято не против власти Советов и Советской России, а только против партии коммунистов…».[197] Это наивное раздвоение (большевики – коммунисты, советская власть – коммунисты) характерное не только для казаков пройдет красной нитью через всю историю гражданской войны.

Восстание на Дону изменило ход гражданской войны на юге России. Далеко не сразу, но большевики откорректировали казачью политику. В апреле 1919 г. еще звучат воинственные угрозы, называемые «принципами отношения к казачеству». Формулирует их Донское бюро РКП (б) не только для местных (донских), но и центральных органов власти.

Большинство «принципов» уже знакомо: полное, быстрое и решительное уничтожение казачества как особой бытовой экономической группы, физическое уничтожение казачьего чиновничества и офицерства, конфискации, обескровливание и т.д. и т.п.[198]

Тон документов и действий меняется лишь осенью 1919 г. в результате огромных усилий таких людей, как Ф.К. Миронов, Г.Я. Сокольников, Е.А. и В.А. Трифоновы и другие. Сошлемся на документ достаточно известный, носивший Директивный характер. Названный «Тезисы ЦК РКП (б) о работе на Дону», он был обсужден и принят на заседании Оргбюро ЦК РКП (б) 19 сентября 1919 г. и опубликован в газете «Известия ЦК РКП(б)» 30 сентября. Составителем его был Д. Троцкий. Пространный по содержанию, он претендует на «теоретическое осмысление» казачьего вопроса и пестрит выражениями о «политической отсталости», «казачьей сословности», предрассудках, «бесформенности» социальных группировок казачества, что было характерно для стиля и мышления Троцкого. Во второй (практической) части «тезисов» содержатся пункты о том, что Красная Армия не будет производить грабежей, поможет пострадавшим от белых, а политика по отношению к бедноте будет носить «товарищеский» характер.

Наиболее важным является п.1 ч.II: «Мы разъясняем казачеству словом и доказываем делом, что наша политика не есть политика мести за прошлое. Мы ничего не забываем, а за прошлое мстим. Дальнейшие взаимоотношения определяются в зависимости от поведения различных групп самого казачества».[199]

Вряд ли процитированное звучит как компромисс. Это лишь шаг к нему. Но жизнь была куда разносторонней «тезисов» и «директив». Через две недели после публикации «тезисов» «либеральный большевик» М.В. Фрунзе подписал приказ №169 от 14 октября 1919 г. по войскам Туркестанского фронта об устройстве Оренбургского казачества. Обратим внимание на два положения:

1 Оренбургскому казачеству предлагалось «самим наметить такие формы административного деления и устройства…, которые дали бы возможность … быстро восстановить разрушенное войной хозяйство…;

2…всем казакам и командному составу Оренбургского казачьего войска, «…даровать полное прекращение всякого преследования за их бывшую активную борьбу против Советской Республики. Амнистия распространяется и на тех, кто «…продолжают сражаться в рядах противника и которые добровольно пожелают после объявления им этого приказа прекратить всякие враждебные действия против рабоче-крестьянской России». [200] Поразительный приказ! Это не компромисс, это мудрое решение вопроса, залог будущего прочного мира.

В начале 1920 года большевикам удалось созвать в Москве Всероссийский съезд трудового казачества. Съезд заседал в колонном зале Дома Союзов с 29 февраля по 5 марта. Почти все руководители государства поприсутствовали на съезде, а некоторые выступили с программными речами. (В.И. Ленин, М.И. Калинин и др.). Съезд собрался в момент, когда определилась военная победа красных. Белые армии стремительно отступали. Казаки вновь подумывали о «нейтралитете».

Съезд принял ряд воззваний и резолюций, которые правительство обязалось выполнять. Но большевики не отказались от политики «расказачивания», переведя ее в «мирное» русло. Эту позицию озвучил председатель ВЦИК М.И. – Калинин: «Конечно, советская власть нравственно обязана расказачивать казачество, и она будет расказачивать, но в каком отношении? Расказачивать это не значит снимать или срезать красные украшения с брюк, – обыкновенное украшение, которое привыкло носить все казачье население. Расказачивание состоит не в этом, а в том, чтобы в казачьих областях были проведены железные дороги, чтобы женщина-казачка поднялась на высший культурный уровень, чтобы с казачьего населения были сняты особые воинские повинности. Если вы только подумаете, в чем состоит сущность этого расказачивания, то вы увидите, что оно должно приветствоваться всем казачьим населением».[201]

Итак, политика расказачивания оставалась. Оставим на совести председателя ВЦИК его утверждение о лампасах как украшении и необходимости проведения железных дорог, где их было больше, чем в других регионах. Но нельзя отрицать и мирный настрой власти, прозвучавший не только в речи М.И. Калинина.

Среди резолюций съезда наиболее значимой была земельная. На ее основе позднее был принят Декрет ВЦИК и СНК РСФСР «О землепользовании и землеустройстве в бывших казачьих областях» от 18 ноября 1920 года, отменённый, к сожалению, с принятием земельного кодекса РСФСР 1922 года.[202]

Окончание гражданской войны, переход к новой экономической политике двояко отразились на казачестве. С одной стороны, «отступление» дало возможность казакам налаживать свое хозяйство и быт, с другой – настороженное отношение к казачеству со стороны власти сохранялось, а из официальных документов, статистики исчезло понятие «казак». Казаки тяжело воспринимали свое положение, советскую власть считали властью «иногородних».

К середине 1920-х гг. правительство предприняло меры по «расширению НЭПа, а с ним обратило внимание и на положение казаков. Последнее стало предметом специального обсуждения на Апрельском (1925 г.) пленуме ПК РКП(б). Резолюция пленума «По вопросу о казачестве» подытожила работу ряда комиссий, изучавших казачий вопрос на местах, и в определенной степени реанимировала внимание к казачьей части населения.

Историки не обошли вниманием решения пленума и работу по их осуществлению.[203] Их оценки патетические в 60-70-е годы, как это было принято тогда постепенно смещались в сторону более осторожных и критических в 80-е -90-е гг., когда стало возможно посмотреть на события тех лет более трезво.

В нашу задачу не входит всесторонняя оценка казачьей политики советской власти. Нас интересует, как политика «Лицом к казачеству» (так ее называли современники) повлияла на процессы «расказачивания». Она не только не затормозила расказачивание (в мирной форме), но даже способствовала его ускорению.

Власть усиливала работу по проведению землеустройства, которое в казачьих районах в первую очередь было формой уравнительного земельного передела. С одной стороны, крестьяне и казаки наделялись землей и это было нужно, с другой – ускорялся процесс измельчания казачьих хозяйств и это было плохо. Росло число мелких хозяйств с низкой товарностью. Но это соответствовало воззрениям большевиков. А казаки превращались в обычных крестьян. Что же касается высказываний руководителей Северного Кавказа о нужности «советского казака», то это в первую очередь была пропагандистская формула. Наоборот, казаку с мелким хозяйством, разновидность бедноты были куда ближе советской власти.

Все данные, которыми мы располагаем, свидетельствуют: в правовом, земельном и иных отношениях за 1920-е годы казачество полностью уравнялось с основной массой крестьян. Остались лишь воспоминания о былом, лампасы на штанах, песни, остатки языка-диалекта. Историческим фактом была гибель части казаков на фронтах империалистической и гражданской войн, внушительная эмиграция. Но осталось казаков немало. Поданным всенародной переписи 1926 г. казаков в Северо-Кавказском крае проживало 2.301.945, или 27,5% от всего населения.[204] В Кубанском и Армавирском округах казаки составляли более половины станичного населения.

Вся эта масса была коллективизирована, но к этому времени власть их воспринимала (и это было так!) как крестьян, делящихся на бедняков, середняков, кулаков. Власть волновали последние. Их упорно «выращивали», но вынуждены были называть «кулацкими (антисоветскими или контрреволюционными элементами. В ряды последних попадали все недовольные.

Поэтому коллективизация явилась ударом по всему сельскому населению, но «расказачиванием» она уже не была. Она стала окончательным «раскрестьяниванием», а с ним подлинной трагедией для страны, а с ней для остатков казачества.

Казачья тема была поднята в 1936 г. 20 апреля 1936 г. ЦИК СССР, «…учитывая преданность казачества советской власти», отменил ограничения по службе в РККА, существовавшие ранее. В газете «Правда» появилась передовая статья «Советское казачество», которую некоторые (современные) историки истолковали как политическую реабилитацию казаков.

Но какова была численность казаков? В Краснодарском крае в 1937 г. на этот вопрос ответили быстро – 65% от всего населения[205] – Такого количества не знала даже Кубанская область в начале XX века. Но на всякий случай запросили краевое управление народно-хозяйственного учета (КУНХУ). Последнее ответило: казаков в крае 1339475 поданных …1915 года. Затем вычли районы отошедшие к Ростовской области и «уточнили» – 1.050.000-1.100.000, т.е. 42-45% населения края.[206] Все хорошо как-будто, но в составе руководства, «…начиная от сельсоветов, до крайкома включительно» казаков нигде не оказалось. Почему? А потому, что бывшее вражеское руководство Азово-Черноморского крайкома враждебно относилось к казакам. Отныне этому не бывать.

Что же сделать для этого? «Гениальное» решение предложил С.М. Буденный в докладной записке на имя Сталина и Ворошилова: «Казаками считать поголовно все население Азово-Черноморского и Северо-Кавказского краев, в том числе и бывшее Ставрополье…».[207] Комментарии, как говорится, излишни.

И так, «расказачивание», как объективный процесс, начавшийся в конце XIX века, превратился в условиях большевистского режима в форму репрессий. То ужесточаясь, то ослабевая, он завершился исчезновением казачества как особого социального слоя населения.