Е.В. Пархоменко Особенности устных источников по истории гулаговской повседневности
В изучении проблем политических репрессий и ГУЛАГ а важное место принадлежит устным свидетельствам. Задача настоящей статьи – показать роль устных повествований очевидцев и с их помощью пополнить наши знания о трагической странице отечественной истории. Данные устной истории (историкоговорение) являются иногда незаменимым источником информации по истории репрессий и ГУЛАГа. Устная история – это не новая отрасль исторической науки, а новая методика – способ привлечения для анализа новой категории источников, наряду с письменными источниками и материальными объектами. Уникальность устной истории состоит в том, что она передает глубинную взаимосвязь между различными аспектами повседневной жизни; личные воспоминания рассматриваются как эффективный инструмент воссоздания прошлого. Устная история не только дополняет архивные материалы, которые еще не все доступны, а некоторые утрачены безвозвратно, но зачастую является единственным и уникальным источником, который отражает живую связь между прошлым и настоящим, между индивидуальными воспоминаниями и народной традицией, между историей и мифом, а также является сырьем для социальной памяти.
Постсоветское общественное сознание оказалось не готово к трезвому приятию реального прошлого и стремится заменить его щадящими мифами. Для трезвого восприятия этого прошлого необходимо «мужество знания», которое достигается, на наш взгляд, посредством работы с устными источниками. К сожалению, время неумолимо, все меньше остается людей, пострадавших от политических процессов того времени. Поэтому чаще исследователям приходится обращаться к детям и родственникам репрессированных с просьбой рассказать и показать сохранившиеся документы, фото, вещи. Проблема порой состоит в том, что далеко не все, в силу разных причин, рассказывали об этом своим детям и готовы сейчас идти на диалог. Тем не менее, даже отрывочные сведения представляют определенную ценность.
Основным направлением в сборе сведений стали аудиозаписи рассказов, воспоминаний. Несмотря на, казалось бы, значительную роль устных свидетельств в изучении периода 30-х годов перед исследователями стоит ряд теоретических и практических задач:
1. Особенности источников, возникших в процессе звукозаписи. Насколько они субъективны?
2. Зависимость записанных воспоминаний от политических факторов и возраста рассказчика. Ведь даже информатор не имеет прямого контакта с прошлым. Его (ее) воспоминания, какими бы живыми и точными они ни были, уже отфильтрованы последующим опытом.
3. Искажение смысла текста, которое возникает при внесении респондентом правок.
4. Профессиональные качества человека, проводящего историко-научное интервью.
5. Особенности радиоинтервью с деятелями науки.
Но непосредственной и первоочередной задачей устной истории является поиск и сбор как можно большего количества «живой» информации; составление базы данных участников трагических событий 30-х годов прошлого века, так как время идет вперед, а в живых свидетелях остается все меньшее количество людей. Поднятые выше вопросы отнюдь не дают оснований для полного отказа от устной истории. Они лишь предполагают, что устные источники, как и любые другие, требуют критического анализа. Чтобы их использовать в полной мере, необходимо рассматривать в совокупности со всеми источниками, хотя вопросы быта и проблемы выживаемости в ГУЛАГе в основном базируются на воспоминаниях. В то же время устные источники заслуживают большего внимания, чем им в настоящее время уделяют профессиональные ученые, да и широкая публика. Они являются в итоге вербальными материалами, и для них характерны многие сильные и слабые стороны письменных источников: богатство деталей и смысловых нюансов, а также искажения, связанные с культурными стереотипами и политическими расчетами. Но заложен весьма привлекательный нюанс – возможность проникновения в процесс формирования массового исторического сознания.
Израильский историк Омер Бартов выделил в устной истории психологический аспект: «Воспоминания о травме часто темны, неустойчивы, противоречивы, недостоверны…Что мы можем узнать из них (воспоминаний узников лагерей) – это неточные детали об управлении лагерями, расписании поездов, идеологических целях или организации геноцида. Это лучше сделают историки. То, что мы узнаем – бесконечность боли и страданий, которые превращают память об этих годах в бремя, чей вес выходит за пределы бренного существования, давит на разум …».
Бремя памяти, бесспорно, давит на человека и невольно становишься свидетелем этой боли, когда «заставляешь» вспоминать… Тут возникает ряд особенностей практической работы с устной историей:
1. Трудность непосредственного поиска информанта (не все признаются в том, что среди родственников имеются бывшие заключенные)
2. Готовность идти на контакт
3. Часто возникают ситуации отклонения от темы
4. Исследователь должен быть психологом.
В первую очередь, необходимо дать понять информанту, что он востребуем, нужен молодому поколению и не зря перенес все эти лишения, был выкинут из естественного образа жизни. (Семен Иванович рассказывает: «Когда освободили в 1955 году мне было уже 35 лет, и я ходил на танцы, где всем было около 20-ти, будучи стариком, вел себя, как молодой пацан, годы ушли, а ничего не поделаешь»).
Конечно, это сложно, так как он на протяжении всей жизни чувствует себя отшельником:
«Когда необходимо никто и не вспоминал, а сейчас вот звонят и звонят»…
Главнее всего, на наш взгляд, для старшего поколения общение (поздравления по телефону, помощь по хозяйству), ведь именно его они лишены: дети навещают редко, а друзей почти нет. Здесь мы касаемся вопросов нашего общества, истории и социологии, которые требуют дополнительного исследования.
Интересные факты и сведения были собраны нами в результате интервью с бывшими узниками (удалось найти 5 человек: трое из них были в немецком плену); причем, касавшиеся не только ГУЛАГа. Вот некоторые из них:
- С.И. Колигаев: «Убьют немца в годы войны и бегут наши солдаты к нему. Знаете зачем? А там сыр, колбаса, окорок, масло. А также мармелад, шоколад, порошок лимонный и клюквенный,[439] сигареты, зажигалка. И наш русский: 3 ржаных сухаря и кусочек сахара, махорка и газета».
- «В немецкой разведке мне сказали, что 50% советских граждан сотрудничают с ними»
- «Выход на работу в ГУЛАГе начинался с процедуры без последнего: служащий администрации бил шваброй по спинам заключенных, выгоняя на работу со словами «Без последнего!», причем больше всех доставалось тому, кто был в конце.»
-«Особенно страдали мы от блатных.[440] Курили они, а нельзя было. Загоняли нас, политических, на нары и бесчинствовали. Как-то раз зашел разговор о Рокоссовском у них; Вор он главный наш, пахан. Обратился к Сталину, чтобы тот дал армию воров, и мы за одну ночь возьмем Берлин, а потом 3 дня гуляй! А я говорю: «Ребята! Да не вор он! Я был у Рокоссовского!» Тут один встает: «Тебе кто слово давал? А!?» И бил меня молотком по всему телу, потом позвал шестерку па помощь, а шестерня эта у них в прислуге была».
- «Тоже ночью случай был: захотелось одному блатному веселья; а мы уставшие, все тело ломит после работы, подходит к одному академику: Вставай! Развлекать меня будешь! Поднял 70-летнего человека, загнал на стол и заставил танцевать, порол при этом ремнем. Это звери одни. Уголовщина настоящая: убийцы, насильники.
- 20% выработки из 100% отдавали блатным, и получалось, что у нас по 80%, а у них 110%, хотя и не работали.
- «Еда содержалась в бочках из-под нефти, а ложки сами отливали, где алюминий найдем».
- «А сколько талантов сидело у нас: поэты, музыканты, академики. Я такие вещи слушал, что дух захватывало».
- «Как разложили тогда народ, и до сих пор он организоваться не может».
- «В 1955 году мне сообщили о свободе; и вы знаете, даже не екнуло сердце, ни радости – ничего: пустота. Даже слезы потекли, и хотелось кричать: «Верните меня обратно!» Вот до какого состояния был доведен человек».
- «Чтобы отапливать барак мы шли 5 километров туда и 5 обратно, собирали по морозу ветки и бревна».
-Яковлев Виктор Иванович: очень много людей замерзало прямо в снегу на работах. Часто заключенные были свидетелями произвола администрации. Бригадиры и уголовники ведь одна шайка. Не жалели людей, убивали по желанию.
-«За полтора часа осудили 26 человек».
- «А везло, кто грамотным был, то поммастером поставят, то бухгалтером».
-«Я сменил пять лагерей. Из Волгограда нас, 300 человек, перевозили в телятнике, духота была неописуемая, так 13 человек умерли и их выкинули по дороге».
Многие утверждения совпадают с опубликованными источниками, а некоторые дают материал для сравнительного анализа немецких и советских лагерей.
- Хоменец Лилия Тихоновна рассказывает: «Наша еда – это баланда и хлеб, который на 70% состоял из хвойных опилок, еще давали сахарин[441] ». Иногда детей выпускали пастись возле лагеря, заставляли руками зарывать ров с трупами. Немцы на пленных испытывали лекарства. Деревенские помещики приходили покупать рабочую силу».
- Золотцева Валентина Авдеевна вспоминает: «В Багеровском лагере мы спали на полу, кое-где была солома; чтобы согреться лежали один к одному, затем один командовал: «Переворачивайся!». Время от времени приходил парикмахер и стриг всех налысо (волосы шли на изготовление шерсти). Некоторым удавалось сбежать: они на тряпочке писали имя и фамилию, кидали через забор и проходившие мимо люди иногда поднимали и выдавали себя за родственников».
Конечно, это лишь часть из той массы сведений, которая остается за рамками повествования. Приведенные данные передают, на наш взгляд, важные сведения. Дальнейшие навыки пополнят историю узников ГУЛАГа и немецкого плена, а также помогут избежать путаницы в сознании людей немецкого и советского лагеря. Выше приведены наиболее яркие отрывки из рассказов политзаключенных. Картина ужасающая. Им нельзя не верить. Поиск продолжается. Только так можно «закрыть» эту трагическую страницу советской истории.