Критика политики Путина

В статье в «Форин Афферз» в ноябре 2013 года «Соблазнение Джорджа Буша-младшего» автор Питер Бейкер утверждал, что Буш наивно полагал, что он доверяет Путину как международному партнёру и что любые проблемы, ведущие к расколу в их отношениях, были вызваны сочетанием бесконечных недостатков характера Путина и непродуманной политикой эпохи каменного века. Если верить изложенному в статье Бейкера — где многие события и разговоры представлены с небольшим или никаким историческим или политическим контекстом, который может пролить свет на то, что формирует перспективу России и, следовательно, комментарии и действия Путина — Путин сказал Бушу, что он считает, что централизация обеспечила стабильность России (Baker 2013).

При этом почему-то игнорируется централизация власти в собственной администрации с её унитарной исполнительной философией. Реакция Буша на комментарий Путина состоит в том, что это был неправильный путь для России, независимо от того, что в постсоветской России условия могли означать, что этот курс в какой-то степени имел смысл с точки зрения установления стабильности в политически и экономически хаотичной стране, которая была на грани превращения в несостоявшееся государство. Также не предпринимается попытка объективно проанализировать, принесли ли эти действия России и её народу какую-либо существенную пользу и, следовательно, они могут быть правильными для России, по крайней мере, на определённый период времени.

Одним из учреждений, пытавшихся объективно оценить эту политику с экономической точки зрения, был Институт для стран с переходной экономикой — проект Банка Финляндии. В дискуссионном документе 2008 года результаты комплексного статистического анализа корпоративного управления за период с 2001 по 2004 год в России показали положительную корреляцию между государственным участием и улучшением корпоративного управления по сравнению с тенденцией, более выраженной в компаниях, где государство владело миноритарной долей, а не полной собственностью. Кроме того, в последнем докладе Transparency International говорится, что российская компания «Газпром» набрала больше очков, чем Apple, Amazon и Google, которые печально известны плохими результатами, а также «Роснефть» фактически набрала больше, чем ExxonMobil. Поскольку идея любого государственного участия в бизнесе, имеющего положительный эффект, идеологически чужда Западу, возглавляемому США, эти сообщения практически не освещались прессой в западных СМИ (Yakovlev 2008; Lossan 2014).

Но Буш, с небольшим рабочим знанием российской истории, культуры или нюансов политики, предположил, что он знает, что лучше для России, чем российский президент — ещё один пример покровительственного американского отношения.

Президент Обама, при всех ранних предположениях о том, что он будет более просвещённым и менее высокомерным, чем его предшественник, продемонстрировал такое же отсутствие знаний или понимания России, как показано в его замечаниях в августе 2014 года «Экономисту», что Россия не сделала ничего полезного и что иммигранты не стекались туда. На самом деле, Россия, после США, является вторым по популярности направлением в мире для иммигрантов (Adomanis 2014). И, как обсуждалось, Россия на самом деле делает несколько вещей. Один из предметов, который она производит — это ракетный двигатель РД-180, который выводит американские спутники с земли. РД-180 является самым передовым ракетным двигателем в мире, и, по оценкам, потребуется от пяти до восьми лет, чтобы разработать американскую альтернативу (Howell 2014).

Путин чётко изложил свои причины централизации контроля в России в первом десятилетии XXI века, заявив в своих выступлениях, что эта политика является необходимым шагом для управления в России, которая находилась в политическом и экономическом хаосе.

Мэтью Джонсон, учёный-специалист по российской истории и философии, написал в «Eurasian Review», что Соединённые Штаты сами прибегали к аналогичной политике во время кризиса, за которую они критиковали Путина:

Во время второй мировой войны федеральное правительство взяло управление военной промышленностью. Это не считается авторитаризмом, а ответом на чрезвычайную ситуацию… По мере того как российская экономика рухнула к 1995 году, россияне стали требовать действий. Государство было обязано принять меры против организованной преступности, вновь начать сбор налогов и реформировать вооружённые силы. Только достаточно сильное государство могло это сделать. (Johnson 2014)

Хотя Путин ясно дал понять словами и действиями, что он верит в рынки и глобальную торговлю, он также проявил проницательность, отвергнув элементы неолиберальной глобализации и фундаменталистской теории рынка, которая является анафемой долгосрочной экономической стабильности, независимости или социальной справедливости.

Во время президентской предвыборной речи 2012 года Путин обсудил, как целенаправленная государственная поддержка может по-прежнему быть необходима, например, для улучшения промышленной политики в России:

Часто утверждается, что Россия не нуждается в промышленной политике и что при выборе приоритетов и создания предпочтений правительство часто делает ошибки, поддерживая неэффективных игроков, и мешает конкуренции. Трудно спорить с такими утверждениями, но они верны только при прочих равных условиях. Мы прошли через деиндустриализацию, и структура экономики сильно деформирована. Крупный частный капитал добровольно не поступает в новые сектора — во избежание более высоких рисков. Мы, безусловно, будем использовать налоговые и таможенные стимулы для того, чтобы стимулировать инвесторов выделять средства на инновационные отрасли. Но это может показать свои последствия через несколько лет, или не покажет совсем, если в мире появятся более привлекательные варианты инвестиций. Капитал, в конце концов, не имеет границ. Готовы ли мы подвергнуть будущее России такому большому риску ради чистоты экономической теории? (Putin 2012)

Именно эта «чистота экономической теории», пропагандируемая учениками Милтона Фридмана, не подлежит обсуждению американскими элитами; мировые лидеры, которые всерьёз ставят её под сомнение, слишком часто оказываются под прицелом этих американских элит.

Джонсон в своей проницательной статье «Глобализация и упадок Запада: евразийство, государство и возрождение этносоциализма» анализирует озабоченность Запада «демократией» и «открытостью», особенно в связи с критикой России. Он анализирует то, что Запад, во главе с США, на самом деле обозначает этими терминами в отношении их практического применения.

Идеи «демократии» и «открытости» являются лишь словечками, которые явно связаны с экономическими интересами тех, кто создал проект глобализации… Основной фокус западного капитала состоит в том, что «открытость» становится повсеместно сплавленной с культурной и идеологической стандартизацией. Затем «демократия» может стать повсеместно сплавлена с обеспечением максимальной отдачи от инвестиций. (Johnson 2014)

Джонсон касается здесь того факта, что на самом деле западные элиты ничего не боятся и не презирают сильнее, чем настоящую и последовательную демократию, а не то извращение этого понятия, которое они создали и которое удобно приравнивается к либерализации рынков, в результате чего они могут использовать ресурсы для своей собственной выгоды, в сочетании с клоунадой выборов, где большинство кандидатов предварительно одобрены элитами для того, чтобы обеспечить видимость политической демократии.

Это отражается в том, что США характеризуют Ельцина как «демократа», с одной стороны, а с другой стороны кричат или искажают каждую мелочь, которую делает Путин, которую они не одобряют, а заявленные причины неодобрения на самом деле часто не являются фактическими. Это также трагически отражено в обзоре послевоенной внешней политики США, в которой реальная демократия вызывала раздражение. Например, когда иранцы свободно избрали Мохаммеда Моссадыка, но США и Великобритания сочли нужным свергнуть его в 1953 году за преступление, связанное с желанием национализировать отрасль ископаемого топлива, чтобы её доходы могли принести пользу иранскому народу, а не иностранным корпорациям. В качестве замены они установили жестокого шаха в качестве диктатора. Аналогичный сценарий разыгрался в следующем году, когда демократически избранный лидер Гватемалы Хакобо Арбенс Гусман был свергнут в ходе поддерживаемого ЦРУ переворота после национализации сельскохозяйственных земель, в том числе принадлежащих американской корпорации «Юнайтед фрут компани» (Risen 2000; Kornbluh and Doyle).

Джонсон также указывает на то, что неолиберальные капиталисты неявно полагают, что страна не должна иметь никакого «национального интереса», отличного от интереса западного капитала, такого как национальная независимость, стабильность и социальная справедливость.

К 2006 году, Путин ясно дал понять, что иностранные инвестиции в России будет иметь ограничения и условия, предъявляемые к ним — а именно, что такие инвестиции должны быть полезны для русского народа, а не для эксплуататоров, и что они не должны подрывать безопасность или независимость России.

Это видно на примере действий российского правительства в том же году, чтобы вернуть под контроль нефтяные и газовые месторождения, которые были практически полностью отданы при Ельцине под соглашения о разделе продукции с Эксон Мобил и Роял Датч Шелл (Engdahl 2006).

Путин показал эту склонность три года назад, когда Михаил Ходорковский был арестован и заключен в тюрьму за уклонение от уплаты налогов. Однако уклонение от уплаты налогов было лишь верхушкой айсберга с точки зрения того, что этот непокорный олигарх, который управлял ЮКОСом, был в самом центре разграбления.

На момент ареста Ходорковского в аэропорту Новосибирска в октябре 2003 года ему удалось купить огромное количество голосов в Думе за четыре недели до выборов. Контроль над законодательным органом России позволил бы ему изменить законы, по которым он мог эффективно захватить контроль над российскими нефтяными и газовыми месторождениями и трубопроводами. Кроме того, он мог бы принять закон, который бы поставил его на пост президента России.

Кроме того, Ходорковский вступил в сговор с Диком Чейни и другими влиятельными игроками в США, чтобы продать долю в размере от 25 до 40 процентов в Юкосе Эксон Мобилу и Шеврону, что дало бы США большое влияние на решения, касающиеся российских ресурсов ископаемого топлива, двигателя экономического роста и восстановления страны. Прорабатывались окончательные детали продажи, когда вмешался Путин.

Вполне естественно, что кадровые друзья Ходорковского на Западе, такие как Брюс Джексон, военный спекулянт и сторонник расширения НАТО, Джордж Сорос, и Стюарт Айзенштат, который работал в Министерстве финансов при администрации Клинтона в безмятежные для олигархов годы разграбления российских активов, немедленно создали пиар-кампанию, характеризующую путинское правительство как плохих парней, которые издеваются над невинным «диссидентом» олигархом, который только стремился к западной модели демократии. Были предприняты активные лоббистские усилия по освобождению Ходорковского, но русские не были в прощающем настроении (Engdahl 2006; Clark 2003).

По-видимому, концепция Евразийского (экономического) Союза представляет собой попытку Путина интегрировать выгоды глобальных рынков без ущерба для других важных интересов, таких как сохранение суверенитета и регулирование экономических отношений, для предотвращения или противодействия серьёзным дисбалансам, которые могут привести к дестабилизации и опасным уровням социального неравенства. Единое рыночное пространство, которое оно охватывает, изначально состояло из двух государств на границах России — Беларуси и Казахстана, имеющих давние исторические, географические и этнокультурные связи. Оно постепенно расширяется и включает в себя другие соседние страны, такие как Армения и Кыргызстан, которые последуют примеру в 2015 году. Эта тенденция будет только усиливаться, если она продемонстрирует успешную и привлекательную модель. Россия обсуждала вопрос о возможном членстве с Украиной во время правления Януковича — шаг, к которому Янукович был открыт до тех пор, пока он не препятствовал интеграции Украины также с ЕС (Bespalova 2013).

Тот факт, что Украина может присоединиться к Евразийскому союзу и успешный Евразийский союз может однажды соединиться с ЕС, был особенно тревожной мыслью в умах американских элит.

Путин последовательно увязывает стабильность и безопасность с социальной справедливостью и равноправным развитием. Например, во время выступления перед мюнхенской конференцией по политике безопасности в 2007 году:

И есть ещё одна важная тема, которая напрямую влияет на глобальную безопасность. Сегодня много говорят о борьбе с бедностью. Что на самом деле происходит в этой сфере? С одной стороны, финансовые ресурсы выделяются на программы помощи беднейшим странам мира, и порой значительные финансовые ресурсы. Но, честно говоря, и многие здесь также это знают — это связано с развитием компаний той же страны-донора. С другой стороны, развитые страны одновременно сохраняют свои сельскохозяйственные субсидии и ограничивают доступ некоторых стран к высокотехнологичной продукции.

И скажем, как оно есть на самом деле — одна рука распределяет благотворительную помощь, а другая не только сохраняет экономическую отсталость, но и пожинает с неё прибыль. Усиление социальной напряжённости в депрессивных регионах неизбежно приводит к росту радикализма, экстремизма, подпитывает терроризм и локальные конфликты. И если всё это происходит, скажем так, в таком регионе, как Ближний Восток, где всё больше ощущается несправедливость мира в целом, то возникает опасность глобальной дестабилизации. (Putin 2007)

Обсуждая различные аспекты финансового кризиса, который недавно затронул мир, на Давосском экономическом форуме в 2009 году, Путин снова обратился к этим взаимосвязям, обсудив невыносимые уровни неравенства, которые обнажил кризис:

Полученные выгоды распределялись весьма непропорционально. По сути, такие диспропорции наблюдаются между слоями населения в отдельных странах и даже в высокоразвитых странах, а также между различными странами и регионами мира.

Для значительной части человечества комфортное жилье, образование и качественная медицинская помощь по-прежнему недоступны. И мировой подъём последних лет радикально не изменил эту ситуацию. (Putin 2009)

Путин продолжает поощрять политику в России, признающую социальную ответственность. В своем послании Федеральному Собранию в 2013 году он обозначил планы по повышению заработной платы преподавателей, профессоров и врачей, а также по инвестированию в строительство доступного жилья с необходимой социальной инфраструктурой для семей со средним уровнем доходов (Путин, 2013).

В мае 2013 года был введён налог на престижное потребление на роскошные автомобили, чтобы увеличить бюджетные доходы — выполнение предвыборного обещания Путина в 2012 году. И хотя было признано, что полученные доходы будут скромными, по крайней мере, с самого начала, Путин поддержал это, потому что, по его словам, «это правильно, должен быть такой налог. И вопрос социальной справедливости, разрыва в доходах — это острый и очень важный вопрос». Аналогичный налог на элитную недвижимость также рассматривается (Putin 2013; Putin 2012).

Как утверждает международный политический журналист Дина Страйкер (2014 г.), «Россия больше не социалистическая страна, но она не выбросила ребенка с водой из ванны и, следовательно, должна быть названа стремящейся к социал-демократии, но которая ещё не разработала передовую парламентскую систему, такую, как существует в Северной и Западной Европе».

Для любого интеллектуально честного и независимого аналитика, изучавшего слова и действия Путина на протяжении многих лет, очевидно, что он пытается постепенно и методично повышать уровень жизни российского народа. Также очевидно, что он считает стабильность как внутри России, так и во внешнем мире, с которым Россия должна сосуществовать, критически важной, и что наиболее надежный способ достижения и поддержания стабильности — это многополярный мир, международное право с усиленной ООН в качестве арбитра и более справедливое развитие.

Большинству читателей должно стать яснее, когда они продолжат эту книгу, почему западные элиты ненавидят Путина. И это не имеет никакого отношения к тому, является ли он демократическим или авторитарным.