Экономическое видение Горбачёва

Как отмечает Наоми Клейн в своей книге «Доктрина шока. Расцвет капитализма катастроф», после наблюдения за замечательным периодом демократизации, который включал появление свободной прессы, парламента, независимого Конституционного суда, создания местных советов и выборов, желанием Горбачёва — которое должно было быть осуществлено в течение периода от десяти до пятнадцати лет — было создание многоукладной экономики, похожей на скандинавские социал-демократии, состоящей из свободных рынков, сбалансированных с мощными социальными программами, включающими общественный контроль ряда важнейших отраслей промышленности.

Но Горбачёв, признанный Западом слабым и нуждающимся в экономической помощи и руководстве, получил очень тревожное сообщение от лидеров стран «Большой семёрки», когда он присутствовал на их ежегодном саммите в 1991 году. Они хотели, чтобы Горбачёв применил экономическую программу «шоковой терапии», которую только что прошла Польша, только в ещё более экстремальной форме: в более короткие сроки и без какого-либо облегчения долгового бремени (Klein 2007).

Чтобы усилить сигнал и усилить давление, чтобы принять такое предложение, МВФ — по требованию Министерства финансов США — потребовал жёстких мер экономии в обмен на кредиты, а затем Всемирный банк выдвинул аналогичные требования (Klein 2007; Engdahl 2014).

Горбачёв знал, что такая программа никогда не будет принята российским народом. Как показали постсоветские опросы, 67 % россиян отдавали предпочтение кооперативам рабочих как лучшему способу содействия приватизации, а 79 % полагали, что правительство должно играть активную роль в содействии полной занятости (Klein 2007). Поэтому Горбачёв столкнулся с выбором между политической демократией, за которую он так упорно боролся, и экономической диктатурой. Основные западные средства массовой информации в то время, такие как «Экономист» и «Вашингтон Пост», открыто призывали Горбачёва занять авторитарную позицию, чтобы реализовать то, что они считали необходимой политикой для создания своего определения либеральной рыночной экономики. Фактически, они предложили, чтобы Россия использовала «вариант Пиночета» — жестокого диктатора, поддерживаемого Западом, который сверг демократически избранного социалистического президента Чили Сальвадора Альенде в 1973 году (Klein 2007).

Экономические советники Чикагской школы США, которые следовали философии выжженной земли неолиберальной экономики Милтона Фридмана, которая поклонялась мифическому рынку, безразличному к потребностям человека, нашли своего русского Пиночета в лице Бориса Ельцина. Президент Российской Федерации Ельцин получил народную поддержку позднее в 1991 году, поднявшись в знак протеста на одном из танков, угрожающе подъехавших к ступеням здания парламента по приказу недовольных коммунистических чиновников. Он пришёл к власти на волне популярности, когда он сформировал союз с лидерами двух других советских республик, что привело к распаду Советского Союза, тем самым сделав Горбачёва, который пытался сохранить Советский Союз, бессильным (Klein 2007; Cohen 2011).