12. Измена и бегство Сиавуша в Туран — это предательство и бегство Курбского в Ливонию Продолжение переписки Сиавуша (Курбского) и Кавуса (Грозного)

Дальнейшие события, согласно иранскому Эпосу, развиваются практически точно по сценарию, известному нам из русских летописей.

Сиавуш (Курбский), наконец, принимает решение. Он отказывается повиноваться своему шаху (Грозному) и фактически переходит на сторону туранского царя Афрасьяба (Сигизмунда). Мы цитируем.

«„К войне принуждает меня Кей-Кавус, но клятвопреступником стать я страшусь… Я клятвой священной скрепил договор (с туранцами — Авт.)… По свету о том разнесется молва, что предан был мною Турана глава… ПОЙДУ ОТЫЩУ УГОЛОК НА ЗЕМЛЕ, УКРОЮСЬ ОТ ШАХА, ИСЧЕЗНУ ВО МГЛЕ…

Зенге… спеши к Афрасьябу… без остановки скачи. Заложников всех и Турана дары… доставь и владыке вручи самому, про все, что случилось, поведай ему.

Бехрам… Войска и защиту родных рубежей… я власти вверяю твоей до тех пор, пока не прибудет с дружиною Тус. Ему передай ты и войско, и груз“…

Узнав, что задумал свершить Сиавуш — в смятеньи Бехрам, полный доблести муж… Льет слезы кровавые славный Зенге. В тоске на царевича оба бойца глядят… Бехрам отвечает: „НЕ ПРАВ ТЫ, О КНЯЗЬ! ПРИЮТА НЕ СЫЩЕШЬ, С ОТЦОМ РАЗЛУЧАСЬ. Посланье пиши, убеди ты царя вернуть оскорбленного богатыря.

Шлет в битву родитель — ты должен идти. Коль миг не упустишь, все можно спасти… Прощенья просить у отца — не позор. Заложников вышли вдогонку письму — рассеешь ты в сердце властителя тьму. А если заложников жаль — отпусти… Царю покоримся, не спорить же с ним! Туранскому войску разгром учиним. Будь ласков с отцом, колебанья забудь… ОПОМНИСЬ, ВО МРАК НЕ ВВЕРГАЙ НАШИ ДНИ. Раскинулось древо величья, взгляни! Его ты иссушишь упорства огнем, но после ты кровью заплачешь о нем. Себя не лишай ты престола, венца… Властителя нрав — что огонь; ничего не значат хула и угрозы его“…

НО МУДРЫХ СОВЕТОВ ОН (Сиавуш — Авт.) СЛУШАТЬ НЕ СТАЛ, не то ему горестный рок начертал. Ответил он: … „Ужель два народа я ввергну в войну и руки в безвинную кровь окуну? Шах в гневе, нужна ему пленников кровь. Минувшим меня попрекает он вновь. Покинуть мне поле сраженья? Рать с врагом не столкнув, пред владыкой предстать? Обрушит он яростный гнев на меня и дух мой повергнет в пучину огня… Сам буду себе и посол и вожак. ЗДЕСЬ, В ПОЛЕ ОСТАВЛЮ И СТАВКУ, И СТЯГ“…

Стеснились сердца именитых бойцов… от мысли, что ХОЧЕТ ПОКИНУТЬ ИХ КНЯЗЬ. Предвидели множество тяжких невзгод, какие с Кавусом разрыв принесет…

Дружины глава (Сиавуш — Авт.) к Зенге обращает такие слова: „Спеши властелину Турана отнесть о горьких моих злоключениях весть: себя ради мира обрек я войне… Я клятву сдержал и с пути не сошел, хоть знаю: за это утрачу престол… ОСЛУШНИКОМ СТАЛ Я ЦАРЮ СВОЕМУ, МОГУ ЛИ ТЕПЕРЬ ВОРОТИТЬСЯ К НЕМУ? Меня через земли свои пропусти туда, ГДЕ СМОГУ Я ПРИЮТ ОБРЕСТИ. В СТРАНЕ ОТДАЛЕННОЙ, БЕЗВЕСТНОЙ СВОЕ ХОЧУ ОТ КАВУСА УКРЫТЬ БЫТИЕ, уйти от хулы, от жестоких обид, которыми шах разъяренный грозит“» [876:2 г], с. 163–167.

Итак, Сиавуш решает предать иранского шаха Кавуса и бежать. При этом демонстрирует полную лояльность к туранцам. Запрещает своему войску нападать на Туран. Подтверждает свой договор с Афрасьябом, скрепленный клятвой с ним. Возвращает туранцам заложников целыми и невредимыми. Наконец, просит разрешения пройти через земли Турана, чтобы скрыться от гнева шаха Кавуса.

В общем, предал своего повелителя, причем довольно масштабно. Правда, после долгих колебаний. Само собой разумеется, обосновал свое предательство «прекрасными намерениями».

Русская романовская версия говорит об этой измене так. «Только что закончился полоцкий поход, в котором Курбский выполнял почетное поручение. Он командовал авангардом армии — сторожевым полком. (Обычно на этот пост назначали лучших боевых командиров). Курбский находился на самых опасных участках: он руководил осадными работами у стен неприятельского острога. После завоевания Полоцка… высшие офицеры могли рассчитывать на награды и отдых. Но Курбский лишен был всего этого. Царь приказал ему ехать в Юрьев. Всем памятно было, что Юрьев послужил местом ссылки „правителя“ Алексея Адашева…

В это самое время Грозный занялся расследованием дела о заговоре князя Владимир Андреевича, которому Курбский доводился родней. Розыск скомпрометировал юрьевского воеводу…

Курбский пробыл в Юрьеве год, ПОСЛЕ ЧЕГО БЕЖАЛ В ЛИТВУ. Под покровом ночи он спустился по веревке с крепостной стены и с несколькими верными слугами ускакал в Вольмар… Причиной спешки было то, что московские друзья тайно предупредили боярина о грозящей ему царской опале… Послы (Грозного — Авт.) сообщили литовскому двору о том, что царь проведал об „изменных“ делах Курбского и хотел было его наказать, НО ТОТ УБЕЖАЛ ЗА РУБЕЖ… Обстоятельства отъезда Курбского не выяснены полностью по сей день…

После смерти Курбского… на суде выяснилось, что ПОБЕГУ КУРБСКОГО ПРЕДШЕСТВОВАЛИ БОЛЕЕ ИЛИ МЕНЕЕ ДЛИТЕЛЬНЫЕ СЕКРЕТНЫЕ ПЕРЕГОВОРЫ. Сначала царский наместник Ливонии получил „закрытые листы“, т. е. секретные письма, не заверенные и не имевшие печати. Одно письмо было от литовского гетмана Ю.Н. Радзивилла и подканцлера Е. Воловича, а другое — от короля. Когда соглашение было достигнуто, Радзивилл отправил в Юрьев „открытый лист“ … с обещанием приличного вознаграждения в Литве. Курбский получил тогда же и королевскую грамоту соответствующего содержания… Тайные переговоры в Юрьеве продолжались никак не менее одного или даже нескольких месяцев, а возможно, еще и дольше…

Слова Сигизмунда (иранского Афрасьяба? — Авт.) по поводу „начинания“ Курбского (иранского Сиавуша? — Авт.) кажутся странными ввиду того, что написаны они были ЗА ПОЛТОРА ГОДА до отъезда московского воеводы. На границах шла кровопролитная война. Королевскую армию не раз постигали неудачи. Неудивительно, что Сигизмунд II обрадовался „начинанию“ Курбского и выразил надежду, что из этого выйдет доброе дело. Как видно, он не ошибся» [776], с. 88–91.

Итак, обе версии — «древне»-иранская и романовская — здесь практически тождественны. В самом деле.

Выдающийся полководец руководит царскими войсками в дальнем походе, вторгаясь в мятежную страну-провинцию. Поход является карательным. Однако операция по усмирению бунтовщиков наталкивается на большие трудности.

Мятежники начинают тайные переговоры с полководцем. Обмениваются секретными письмами, склоняя его на свою сторону.

Полководец колеблется. За ним уже числятся (справедливо или нет) проступки при царском дворе, вызвавшие подозрения царя-шаха.

Получив отчет о странном ходе операции, царь-шах подозревает военную измену и начинает следствие.

Перепуганный полководец бежит в стан противников.

Полководец и царь обмениваются несколькими резкими письмами, высказывая друг другу взаимные обвинения. Позднейшие комментаторы придают этим письмам большое значение, как интересным историческим документам.

Русско-ордынские и «древне»-иранские источники подчеркивают, что эти важные события в значительной степени произошли «из-за женщины» (история Есфири-Судабе).

Обе версии подчеркивают злобность, агрессивность, вспыльчивость и коварство царя-шаха. В романовской версии — это Иван Грозный, а в иранской — шах Кей Кавус.

Вновь обратимся к иранскому Эпосу. Об обстоятельствах предательства Сиавуша говорится подробно, с множеством деталей. Как мы теперь понимаем, они позволяют нам воссоздать более полную картину измены и бегства князя Курбского.

Приняв решение о бегстве к туранцам, Сиавуш направляет витязя Зенге к туранскому царю Афрасьябу. Посла приветливо встретили, Афрасьяб тут же сообщил обо всем предводителю своей рати, в том числе «о шахе, что столь неразумен и слеп и жаждет войны, НЕУЕМНО СВИРЕП; и как он обходится с сыном родным» [876:2 г], с. 168. Затем Афрасьяб спрашивает совета: следует ли поддержать иранца Сиавуша в его намерении перекинуться к туранцам? Туранский воевода Пиран предлагает пригласить Сиавуша, завербовать его на службу: «Для князя, чей столь многотруден удел, ни злата б, ни помощи не пожалел… Да если б заслуг он других не имел — лишь ту, что вступился, разгневан и смел, за сотню туранцев, восстал на отца, лишился престола, лишился венца — ему не должна ли туранская знать в среде своей место почетное дать? Коль будем велению чести верны, его не отпустим из нашей страны. К тому ж постарел Кей-Кавус, и престол покинуть властителю срок подошел. Князь молод… верховный престол унаследует он…

Приют благородному юноше дай, как сына родного, его обласкай. Пусть в нашей державе покой обретет, пусть должный его окружает почет. Дочь дай ему в жены, исполнив обряд… Сюда, знать, привел Сиавуша творец, чтоб войнам пришел долгожданный конец», с. 169–170.

Афрасьяб высказывает опасение, что, перейдя к туранцам, Сиавуш может потом предать и их. Мол, нельзя доверять изменнику. Воевода Пиран возражает: «Пусть злобен отец, если сын не в отца, возможно ль злонравия ждать от юнца? Ужели не знаешь: Кавус одряхлел, уж близится старческой жизни предел. Князь будет владыкой огромной страны, и станут твоими престолы двух стран», с. 170.

Афрасьяб (поляк Сигизмунд?) соглашается с такими доводами и диктует ответное письмо Сиавушу (Курбскому). Дескать, он сочувствует Сиавушу в его опале и многое обещает: «Мне жаль, что разгневался шах на тебя. Но если ты ищешь венец и престол… все это тебя, многодоблестный, ждет у нас: и богатство найдешь, и почет. Тебя преклонением встретит страна… Отныне отец я, ты — сын дорогой… Столь щедро тебе не дарил Кей-Кавус, столь щедро я ныне тебе отомкну и верное сердце свое, и казну. Дворец подарю… Твои здесь — богатство и царство, и рать, и незачем край наш тебе покидать. А если решишься мириться с отцом — престолом тебя наделю и венцом, с дружиною мощной в Иран отряжу… Не вечно ведь гневаться будет отец: он стар, утомится враждой под конец. Ведь каждый… угаснет, прожив шесть десятков и пять», с. 172.

Последнюю фразу можно понимать так, что Кей-Кавусу (Грозному) было в это время около 65 лет. Напомним, что Иван III Грозный правил 43 года (1462–1505), его дубликат Фридрих III — 53 года (1440–1493), Иван IV Грозный — 37 лет или 51 год (1533-1547-1584), см. книгу «Реконструкция». Следовательно, все перечисленные версии отмечают большую длительность правления «Грозного» царя-шаха.

Итак, туранец Афрасьяб (король Сигизмунд?) посылает письмо Сиавушу (Курбскому) с откровенным предложением перейти на сторону Турана (Ливонии). Сиавуш соглашается. Фирдоуси сообщает: «Царевич известию доброму рад, но дух его тайной печалью объят. ВРАГА СУЖДЕНО ЕМУ ДРУГОМ НАЗВАТЬ… От недруга мудрые блага не ждут», с. 173.

Приняв решение об измене, Сиавуш (Курбский) передает командование иранским войском воеводе Бехраму и пишет письмо шаху Кавусу (Грозному), пытаясь оправдаться. Говорит, что с детства стремился к добродетели, изведал неправедный гнев шаха-царя и его жены, а потому понял, что не может вернуться в Иран, к своему отцу и правителю и «кидается к чудовищу в пасть», то есть переходит на сторону Турана и царя Афрасьяба. В общем, виляет и оправдывается.

Далее иранский Эпос говорит, по-видимому, о подготовке Курбским (Сиавушем) своей малой свиты к бегству в Туран (Западную Европу). «Царевич три сотни избрал верховых… немало собрал драгоценных камней, с динарами множество взял кошелей… Затем он воителей славных созвал. „Джейхун переплыв, — так он рати сказал, — сюда направляется знатный Пиран… К НАМ С ТАЙНОЮ ВЕСТЬЮ ТОРОПИТСЯ ОН. Я ВСТРЕЧУ ПОСЛАНЦА ТУРАНСКОЙ СТРАНЫ, а вы оставаться на месте должны“… УШЕЛ ОН К ДЖЕЙХУНУ С ДРУЖИНОЙ СВОЕЙ», с. 174.

Тем временем, дополнительное иранское войско во главе с Тусом, направленное к Балху (в Балтику?) Кавусом (Грозным), приближается к стану, покинутому Сиавушем. Бегство Сиавуша, ясное дело, вносит смятение в иранское войско.

«Тус к Балху меж тем подъезжает и там внимает, встревоженный, горьким вестям: „Кавуса, владыки иранского сын БЕЖАЛ К ВЛАСТЕЛИНУ ТУРАНСКИХ ДРУЖИН“. И рать отозвав, возвращается Тус, и вскоре увидел его Кей-Кавус. Раздался властителя горестный стон; лицом пожелтел он, известьем сражен. В груди его пламя и влага в очах; ПОРОЧИТ И СЫНА, И НЕДРУГА ШАХ…

Меж тем о прибытьи царевича весть в Туране спешат Афрасьябу принесть: с дружиной приплыл и на берег сошел, и в царский дворец им отправлен посол. Царь почести гостю велит оказать», с. 175.

Далее Фирдоуси подробно описывает торжественную встречу предателя Сиавуша туранцами. Рать с барабанами, слоны с роскошными подарками, сто резвых коней и т. д. Туранец Пиран целует Сиавуша, славит творца, обещает, что «заменит отца для тебя Афрасьяб. Здесь каждый, поверь мне, твой преданный раб… Владыкой будь наших богатств и держав… И радостно двинулись оба вперед», с. 176.

Здесь поэма Шахнаме, скорее всего, детально рассказывает нам о бегстве князя Курбского и о радостной встрече его ливонцами (туранцами). Русско-романовская версия говорит об этом так. Курбский «стал готовиться к побегу за рубеж, свидетельством чему служили его письма из Юрьева. Желая оправдать перед друзьями решение покинуть отечество, Курбский с жаром обличал бедствия русских сословий… История измены Курбского, быть может, дает ключ к объяснению его финансовых дел. Будучи в Юрьеве, боярин обращался за займами в Печорский монастырь, а через год явился на границу с мешком золота (как и Сиавуш — Авт.). В его кошельке нашли огромную по тем временам сумму денег в иностранной монете… Курбский явился за рубеж богатым человеком. Но из-за рубежа он тотчас же обратился к печорским монахам со слезной просьбой о воспомоществовании. Объяснить это помогают подлинные акты Литовской метрики… Гельметские немцы схватили перебежчика и отобрали у него все золото…

Курбский обратился к царю (Грозному — Авт.) с упреком: „всего лишен бых и от земли божия тобою туне отогнан бых“. Слова беглеца нельзя принимать за чистую монету. Наместник Ливонии давно вступил в изменнические переговоры с литовцами, и его гнал из отечества страх разоблачения. На родине Курбский до последнего дня не подвергался прямым преследованиям» [776], с. 92–93.

Вскоре Курбского поддержал король Сигизмунд II. Анализируя различные свидетельства, историки пишут: «Остается предположить, что предательство Курбского было щедро оплачено королевским золотом» [776], с. 93.

Вернемся к Шахнаме. Иранские авторы, как и русские, сообщают о приступах раскаяния Сиавуша-Курбского. «И вспомнился князю родимый Иран, и тяжко вздохнул он, тоской обуян. Томился, к отчизне душою стремясь, раскаяньем горьким охваченный князь» [876:2 г], с. 177.

Далее описывается встреча Сиавуша (Курбского) с туранцами (ливонцами) и их царем Афрасьябом (Сигизмундом? Радзивиллом?). «Лишь в город вступил Сиавуш, донесли об этом владыке туранской земли. И вот Афрасьяб из дворца своего выходит на улицу — встретить его. Увидя, что пеший владыка идет, царевич покинул седло в свой черед. И руку друг другу кладут на плечо, целуют в чело и в глаза горячо. И так говорит Афрасьяб: … „В Туране, с любовью склонясь пред тобой, служить тебе преданно станет любой“» [876:2 г], с. 179–180.

В ответ Сиавуш воздает хвалу Афрасьябу. Сиавуша вводят во дворец, подносят богатые дары, сажают на престол, вокруг суетятся гости и певцы, начинается пир. Сиавуш покорен любезностью туранцев. В общем, картина всеобщей радости. Далее на многих страницах Фирдоуси подробно рассказывает о длительном пребывании Сиавуша в Туране. В частности, происходит воинский турнир (якобы «игра в мяч»), где сталкиваются туранские и иранские витязи. Сиавуш участвует в «состязании» и удостаивается восхищения как Афрасьяба, так и туранцев, с. 182–187. Сиавуш побеждает, после чего «примчался к владыке тура неких дружин и спешился. С трона владыка встает: „Вновь, — молвил он, — славой покрыл ты свой род!“. Вернулись, горды и веселья полны, в просторный дворец властелина страны» [876:2 г], с. 186.

Вероятно, это «состязание» и победа Сиавуша являются отражением сражений Ливонской войны, в целом неудачной для Грозного. Дело в том, что Курбский (Сиавуш) действительно начал воевать против русских («иранских») войск. Курбский «переехал в Литву И ПОЛУЧИЛ ОТ КОРОЛЯ БОГАТЫЕ ИМЕНИЯ. К тому времени его интерес к словесной перепалке с Грозным стал ослабевать… Отныне его спор с Иваном могло решить только оружие. Интриги против „божьей земли“, покинутого отечества, занимали теперь все внимание эмигранта. По совету Курбского король натравил на Россию крымских татар, а затем послал свои войска к Полоцку (рис. 5.29 — Авт.). КУРБСКИЙ УЧАСТВОВАЛ В ЛИТОВСКОМ ВТОРЖЕНИИ. Несколько месяцев спустя с отрядом литовцев он вторично пересек русские рубежи… Курбский… сумел окружить русский корпус, загнал его в болота и разгромил… Изменник настойчиво просил короля дать ему 30-тысячную армию, с помощью которой он намеревался захватить Москву…

Предательство скомпрометировало Курбского. На родине даже его друзья, печорские старцы, объявили о разрыве с ним» [776], с. 97.

Рис. 5.29. Ивану Грозному доносят о приходе Курбского с литовскими войсками к Полоцку. Миниатюра из Синодального списка Лицевого Свода. Взято из [651], вклейка между с. 64–65.

Здесь иранский Эпос заканчивает повествование о князе Курбском, названном «Сиавушем». Характер изложения тут меняется. Далее под тем же прозвищем СИАВУШ будет вновь, как и ранее, выступать Иван Молодой, сын Ивана Грозного.