Глава 3. Шантажист поневоле

Глава 3. Шантажист поневоле

…Три года продолжалось “сотрудничество” Жака Ленуара с Юргеном Блюмом, покуда вдруг к Франсуа Буадефру не поступили сведения, что унтер-офицер работает вовсе не на французскую сторону, а на германскую. Одному из агентов контрразведки совершенно случайно удалось перехватить зашифрованную депешу Ленуара, адресованную не Блюму, а самому Максу фон Шварцкоппену, германскому военному атташе в Париже. Также совершенно случайно эту депешу удалось расшифровать, и французская контрразведка с неприятным удивлением узнала, что Ленуар, на услуги которого за три года и вообще на всю “контршпионскую” затею с его участием были ухлопаны поистине астрономические средства, являлся одним из самых эффективных агентов злейшего врага Франции — Германии. В расшифрованной депеше содержались исчерпывающие сведения о новейших французских корабельных 340-мм орудиях, которыми должны были быть оснащены четыре только что построенных и введенных в состав флота броненосца типа “Тулуза”…

Только тут начальник генерального штаба Буадефр осознал, в какое дерьмо вляпался, затеяв эту всю возню, и увидел опасность, которая ему грозила в связи с разоблачением Ленуара. Тщательно все взвесив, он приказал ликвидировать “двойного агента”, но Ленуар каким-то образом пронюхал о готовящемся покушении и при встрече с Буадефром предупредил его, что б не вздумал рыпаться, иначе материалы, касающиеся “игр” с немецкими генштабом попадут прямиком в прессу, причем не только во французскую. Впервые в жизни всемогущий генерал почувствовал себя одураченным, и кем — несчастным унтер-офицером, который за три года до этого буквально умирал с голоду без средств к существованию. Однако делать было уже нечего — шантажист выбрал самый подходящий для своих угроз момент: именно в это самое время происходили некоторые замещения командного состава в военном ведомстве, и Буадефру подобная реклама абсолютно не была нужна. Он ограничился тем, что приказал провести тщательное расследование с тем, чтобы выяснить источники поступающей к Ленуару секретной информации.

Выйти на эти источники французской контрразведке, к немалому удивлению Буадефра, не удалось. К тому же Ленуар упрямо твердил о своей непричастности к утечке действительно секретных данных, заявляя, что его просто-напросто подставили, и утечку следует искать в самом ближайшем окружении генерала. Сначала Буадефр не поверил ему, но после того, как секретной службе удалось перехватить еще две депеши с не менее убойным содержанием, к отправке которых Ленуар не мог быть причастен по причине своего заключения в парижской военной тюрьме на улице Шерш-Миди, в душу генерала закралось сомнение. Он подверг тайной проверке своё окружение, и остановился на одном кандидате — это был сотрудник генерального штаба майор Гектор Жиру, который за год до описываемых событий вернулся с Гавайских островов, где исполнял обязанности военного атташе Французской республики.

…Возвращение Жиру во Францию было связано с оккупацией Гавайских островов американцами, которые свергли королеву Лилиукалани и провозгласили марионеточную республику во главе с проамерикански настроенным президентом Эльми Дали. Американцы выслали Жиру, которого подозревали в шпионаже в пользу Германии, имевшей на Гавайские острова свои виды, но во Франции эти подозрения не распространились, потому что у бывшего атташе оказались хорошие связи в правительстве, дополненные блестящим послужным списком.

Для Буадефра положение становилось угрожающим вдвойне: Жиру был посвящен в гораздо большие тонкости “игры”, чем Ленуар, а потому был не в пример более опасен, нежели унтер-офицер. На счастье, Жиру был, несмотря на свое довольно высокое положение, человеком весьма недалеким и напыщенным сверх всякой меры, что облегчало наблюдение за ним, к тому же у генерала было несколько серьезных единомышленников — профессиональных контрразведчиков, специалистов в своем деле, которые к тому же ради сохранения необходимой секретности были готовы на все. Жиру, правда, затаился после перехвата депеш, которые вовсю постарался приписать Ленуару, но после некоторой проверки его деятельности, организованной в тайне от многих других работников контрразведки, генералу стало ясно, что его помощник в списке подозреваемых должен стоять именно под № 1.

Так как к Жиру было трудно подступиться с любой стороны, принимая во внимание щекотливое положение, в котором оказалось всё Второе бюро французского генерального штаба, Буадефр решил не торопиться и выждать. “Игра” с немцами посредством “двойного агента” Ленуара становилась бессмысленной, но так как теперь следовало во что бы то ни стало решить внутреннюю проблему, Ленуару придавалось особое значение. Его выпустили из тюрьмы, не сообщив, однако, истинных причин освобождения, и генерал принялся разрабатывать комбинацию, которая была призвана убить, так сказать, двух зайцев сразу. Честно говоря, Буадефр не до конца верил в непричастность своего “двойного агента” к германскому шпионажу во Франции — Ленуар имел доступ кое к каким французским военным секретам, которые немцев не заинтересовать не могли никак, и хотя у них во французском генеральном штабе имелся более сильный агент (Гектор Жиру), но Ленуар мог быть им необходим хотя бы для перепроверки некоторых сведений, поставляемых майором, и наивно было бы полагать, что унтер-офицер не соблазнится такой существенной прибавкой к своему “двойному” жалованию — по большому счету Буадефр и сам не являлся особо истинным патриотом своей Франции, а что уж тут говорить о нижнем чине, обремененным постоянными заботами о своей немалой семье? Короче, с некоторых пор генерал стал сомневаться в лояльности окружающих, особенно учитывая то, с какой легкостью немецкой разведке всегда удавалось вербовать агентов во всех слоях французского общества, включая сюда и саму французскую секретную службу…[184]

Комбинация, к которой решил прибегнуть генерал Буадефр, заключалась в физическом устранении Жиру, причем все следовало сделать так, чтобы предатель до самого конца ни о чем не догадался и не решил принять меры наподобие тех, которые предпринял хитрец Ленуар. Естественно, наиболее желателен был “несчастный случай”, но на худой конец годился любой способ, лишь бы следы неизбежного расследования не привели ко Второму отделу. Для разработки и проведения столь ответственной операции генерал выбрал двух своих наиболее проверенных единомышленников — это были его заместитель, генерал Мишель Гонза и директор французской охранки Вильям Кошфер. Кошфер, досконально изучив жизнь и деятельность Жиру в свободные от службы часы, а также его привычки и повадки, обнаружил, что майор коллекционирует почтовые марки, то есть является филателистом, и в его распоряжении имеется полная коллекция марок Гавайских островов, собранная им за время пребывания в этом экзотическом королевстве в качестве военного атташе. Кошфер разработал хитроумную комбинацию, которая хотя и требовала значительных капиталовложений, зато в случае успеха гарантировала исключительно “чистый” результат.

Суть дела заключалась в следующем. Филателия в ту пору уже заявила о себе не только как бездумное собирательство, но и как самая настоящая наука, претендующая на все атрибуты, присущие любой науке на свете. Уже в те годы существовала обширная торговая сеть, поставлявшая почтовые марки непосредственно коллекционерам, наиболее известными мировыми фирмами издавались подробнейшие и богато иллюстрированные каталоги, в которых были описаны и систематизированы практически все почтовые выпуски начиная с 1840 года, когда марки впервые начали появляться в официальном обращении в наиболее развитых странах. Изучив некоторые каталоги гавайских почтовых марок, Кошфер в качестве анонимного коллекционера связался со всеми крупными филателистическими фирмами и выразил пожелание приобрести самую первую марку Гавайев — как мы знаем, тогда этот “негашеный гавайский двухцентовик 1851 года выпуска” еще не был редкостью и оценивался более чем скромно по нынешним меркам.

…Очень скоро на анонимный адрес директора охранки стали поступать первые предложения, и в течение двух недель он стал обладателем тридцати экземпляров этого “уникума”. Средства на приобретение марок поступали по каналам Второго отдела французского генерального штаба — как известно, французская разведка и контрразведка, по примеру немцев, никогда не скупилась на оплату услуг своих агентов, вот эти деньги и были списаны на “приобретение” новых “агентов”, которые в ведомостях секретной службы числились под ничего не выражающими именами. Согласно сохранившимся документам, “услуга” “агента Жана Люфьера”, например, обошлась французской казне в 900 франков, “Мориса Бланшара” — в полторы тысячи, “Ивена Боннэ” — во столько же. “Услуги” последующих “агентов” возросли, некоторых даже существенно, но это объяснялось тем, что все новые и новые экземпляры гавайской марки (которые и были зашифрованы под именами несуществующих людей) агентам филателистических фирм удавалось отыскать все с большим трудом, и за последний “двухцентовик” в “коллекцию” Кошфера военному ведомству Франции пришлось выложить уже три с половиной тысячи.

Конечно, в планы “коллекционеров” не входило скупить абсолютно все “Гавайи № 1” — да это и не удалось бы, потому что некоторые коллекционеры, такие, как всемирно известный богач Филипп Феррари,[185] например, со своими экземплярами не расстались бы ни за какие деньги. Но и того, что оказалось в сетях Кошфера, было достаточно — хоть его филателистическая затея и обошлась французской казне почти в сорок тысяч франков, но эти траты были частью плана, призванного спасти от крупных неприятностей не только одного генерала Буадефра, но и репутацию всей французской военщины, а потому дело стоило тех денег, которые были затрачены на его разработку. Когда подавляющее большинство известных экземпляров необходимой почтовой марки было закуплено, в действие была запущена вторая часть плана.

…Так как все закупки производились на имя ни о чем не подозревающего Ленуара, то на сцену настал черед выходить именно ему. 5 декабря 1893 года унтер-офицер получил приглашение майора Жиру “обсудить некоторые не подлежащие огласке дела”, как значилось в приглашении, и аудиенция должна была состояться вечером следующего дня на квартире Жиру, где он проживал один с момента своего возвращения с Гавайев. Заинтересованный Ленуар принял приглашение майора, и на следующий вечер, применив все способы конспирации, он уже стоял у дверей квартиры Жиру. Однако на настойчивые звонки никто не отвечал, и тут Ленуар услышал в квартире какие-то странные звуки. Наиболее искушенный агент моментально сообразил бы, что в этом деле что-то не так, и без лишнего шума ретировался, но Ленуар не был тайным агентом в полном смысле этого слова, так как соответствующей подготовки не получал, к тому же элементарная осторожность человека, замешанного в шпионские дела на этот раз ему изменила, на что и рассчитывали устроители этого маскарада, прекрасно знавшие своего подопечного. Ленуар заметил, что дверь в квартиру майора приоткрылась, вероятно от действия сквозняка, возникшего из-за открываемого окна, он толкнул дверь, подозревая, что в квартиру пробрались грабители, и достав свой пистолет, вошел внутрь.

То, что предстало глазам пораженного Ленуара, не поддавалось описанию. В гостиной на полу в луже крови лежало тело майора Жиру, исколотое ударами шпаги, брошенной тут же. Все в квартире было перевернуто вверх дном, но убийц и след простыл — окно и в самом деле было распахнуто, и на подоконнике имелись следы грязи с башмаков грабителей. Ленуар снова огляделся, и только тут начал что-то соображать, конкретные мысли в его голову, конечно, не лезли, но он вдруг понял, как некстати ему сейчас становиться свидетелем убийства работника генерального штаба и как трудно ему будет доказать свою непричастность к убийству, особенно в свете посыпавшихся на него незадолго до этого обвинений в сотрудничестве с германской разведкой.

И незадачливый “агент” сделал то, что сделал бы любой другой здравомыслящий, случайно оказавшийся на месте преступления, к которому был абсолютно непричастен — он тихо ретировался. Именно на этом “здравомыслии” обреченного агента и строился план хитроумного Кошфера: как лицо, отдавшее секретной службе почти полвека, он вынужден был просчитать всё, чтобы его план не дал осечки, и потому он просчитал даже те действия своей жертвы, о которых сама жертва не смогла бы в нужный момент отдать себе полного отчета. Дальнейшее было делом техники — как только Ленуар очутился дома, заглянув по дороге в бар, что б опрокинуть стаканчик бургундского и успокоить нервы после увиденного на квартире майора Жиру, к нему вломились агенты полиции, и не дав времени на выяснение отношений, увезли его на аудиенцию с директором охранки, который заканчивал последние приготовления к обстоятельной беседе с арестованным по подозрению в зверском убийстве “предателя”.

Как и следовало ожидать, готовый вроде бы к любым проискам своих недругов, Ленуар оказался абсолютно не подготовлен именно к такому повороту событий. У гораздо более опытного Кошфера в запасе всегда было достаточно приемов, чтобы добиться поставленной цели, в том числе и элементарный блеф, с которым он щедро перемешал имеющиеся в его распоряжении факты. А факты были таковы: выбегающего из квартиры Жиру Ленуара видели двое вызывающих доверие свидетелей — это был сосед майора, а также случайный прохожий, возвращавшийся со службы домой. Вдобавок ко всему в квартире Жиру обнаружили отпечатки обуви унтер-офицера, но что самое главное, в кармане его пальто при обыске было найдено письмо майора, в котором он требовал от Ленуара аудиенции.

Письмо, конечно же, было искусной подделкой, а оба свидетеля, были принужденны Кошфером оказаться в нужный момент в нужном месте в связи с разными обстоятельствами, но отпечатки ботинок Ленуара были настоящими — агенты охранки загодя рассыпали перед парадным входом в дом Жиру некоторое количество липкой глины, которая пристала к подошвам Ленуара и таким образом оказалась в комнате убитого. Однако блеф заключался вовсе не в этом, а в том, что Кошфер сделал вид, будто ему совсем наплевать и на судьбу начальника генерального штаба Буадефра, и на репутацию французской разведки в целом, а потому раскрутка “двойного агента” на ниве настоящего предательства пойдет в совершенно неожиданном направлении. Неожиданность же состояла в том, что на квартире Ленуара при обыске был обнаружен филателистический альбом, в котором хранились… гавайские марки выпуска 1851 года достоинством 2 цента каждая, всего 30 штук. Словом, это были те самые марки, на которые военное ведомство потратило почти сорок тысяч франков.

…Альбом с марками принесли сразу же после того, как Кошфер довел до сознания унтер-офицера мысль, что суть убийства майора Жиру следует искать именно в этих марках. Директор охранки и не скрывал того, что Ленуара попросту подставили — это было бы глупо скрывать, но тем самым блеф достигал своей цели: потрясая перед носом Ленуара счетами из филателистических магазинов за подписью самого Ленуара, который их якобы оплачивал, Кошфер убедил арестованного в том, что убийство проще всего свести к банальному ограблению, что очень понравится и журналистам, и французскому генеральному штабу. Все было продумано до мелочей: если Ленуар откажется передать директору охранки все материалы, которыми он намеревался шантажировать генерала Буадефра, то это его дело — вся операция ради того и затевалась, чтобы убрать гнусного предателя Жиру. Дело уже сделано, и Ленуар, по личному плану Кошфера, вместе с простофилей Буадефром станут классическими козлами отпущения, а разведке не повредит некоторая критика в связи с обнародованием факта провала затеянной ею три года назад дурацкой “игры” с немцами — на смену провинившимся придут более достойные люди, которые подобных ошибок допускать уже не будут. Лично Кошферу такой вариант нравится больше, но возможны и другие варианты, при которых обиженных окажется меньше, а Кошфер поимеет выгоду другого характера.

Ленуар кое-что понял из этого монолога, а кое-что — нет. Он никак не мог взять в толк, каким же таким образом Кошфер сможет объяснить публике мотивы убийства — ведь Ленуар не филателист, к тому же вся эта затея с приобретением нескольких десятков хоть и дорогих, но все же не достаточно ценных почтовых марок выглядит несколько громоздко. Кошфер постарался разъяснить непонятливому унтер-офицеру и это: не обязательно быть филателистом, чтобы не попытаться извлечь выгоду из страсти некоторых богачей к коллекционированию почтовых марок, в частности — филателистических редкостей. По данным Кошфера (состряпанных им же со знанием дела), Ленуар действовал в интересах проживающего в Париже филателиста-миллионера Филиппа Феррари, который в тот момент тратил миллионы, доставшиеся ему в наследство, налево и направо (то есть на покупку марок), и особенно его интересовали всякие редкости. Но редкость является редкостью только тогда, когда она и на самом деле редкость, и Ленуар, по плану Кошфера, задумал провести небольшую аферу, чтобы заставить раскошелиться расточительного Феррари на кругленькую сумму. Сорок тысяч франков, необходимые для скупки гавайских марок, сумма, конечно, порядочная, и простому унтер-офицеру, естественно, она не по зубам, однако учитывая возможности ведомства, к которому он был причислен, собрать ее не составляло труда: Кошфер показал Ленуару списки несуществующих агентов, на оплату услуг которых он якобы брал в казначействе Второго отдела деньги. Конечно, скупить все экземпляры какой-то одной, пусть и не очень многочисленной марки с целью создания уникума — дело немыслимое, но в данной ситуации мог сгодиться и простой раритет:[186] в результате незатейливой операции 40 тысяч потраченных Ленуаром франков могли запросто превратиться в миллион, в любом случае без навара изобретательный мошенник от слишком азартного в своем увлечении Феррари не ушел бы.

Насчет кажущейся громоздкости всей операции директор охранки дал своему пленнику такое объяснение: чем более громоздким будет дело, тем больше возможностей запутать его настолько, чтобы невиновный Ленуар всю жизнь прождал окончания следствия за решеткой, если, конечно, в тюремной камере с ним не случится какая-нибудь неприятность. И вообще, во Франции легче, чем в какой-либо другой стране мира запутаться в бюрократической паутине неповоротливой судебной системы даже кристально честному и известному на всю страну человеку, если за дело берутся такие специалисты своего дела, как Кошфер и его коллеги из охранки.[187] Так что сам Кошфер при любом повороте этого дела ничего не теряет, не в пример несчастному Ленуару. Ленуару предложили честную сделку, и отныне его судьба находится в его собственных руках.

“Двойной агент” после недолгих раздумий пришел к такому же выводу и полностью согласился с Кошфером. Не прошло и нескольких часов, как он уже был дома полностью оправданным, а торжествующий Кошфер докладывал генералу Буадефру, что бумаги Ленуара находятся в его руках, и отныне ни генералу, ни военному ведомству ничего не угрожает. Убийство майора Жиру вызвало некоторый интерес у журналистов, но благодаря стараниям Кошфера и его подручных, интерес этот, сразу же направленный в нужное русло, очень скоро угас…

Карьера самого же Ленуара с этого момента претерпела некоторые изменения. Французской разведке услуги “двойного агента” в связи с полным провалом когда-то предложенной им “игры” с немцами были уже совершенно не нужны, и ему предложили приготовиться ко второму почетному увольнению из французской армии. Пенсии в таком случае опять-таки не предусматривалось, но Ленуару предложили единовременную денежную выдачу в размере годичного оклада и бесплатный билет в Бразилию для него и его семьи в один конец. Это было явным нарушением заключенного с Кошфером соглашения, но Ленуар вполне отдавал себе отчет, что еще дешево отделался, и с готовностью принял это предложение. В феврале следующего, 1894 года, трансокеанский лайнер “Нормандия”, вышедший из Гавра в южном направлении, навсегда избавил Буадефра от ходячего напоминания о его фиаско на ниве “контршпионажа”, и более-менее свободно вздохнули все, кто хоть как-то был причастен к этому позорному для престижа Франции дела.