Моджахеды, руст и другие

События на таджикско-афганской границе, похоже, здорово встряхнули наше общество, погрязшее в раздорах и изъедающей душу унылой борьбе за выживание. Вновь взоры людей – как власть имущих, так и «сирых и убогих» – обратились к армии. В сбережении ее увидели многие залог сохранения государственности, народности, России.

Страна наша, как говорим мы, находится в переходном периоде – от тоталитаризма к правовому гражданскому обществу. А ведь в таком случае должно осуществляться утверждение демократической власти, гражданского контроля и над военной сферой. Сочетаемо ли это с действиями Вооруженных Сил, основополагающим принципом которых являются жесткая дисциплина и единоначалие? Возможно ли, особенно в экстремальной обстановке, в условиях нестабильности вмешательство во «внутренние дела» армии со стороны общества или, скажем, парламента? Не повредит ли это укреплению ее, за последнее время и так столь сильно расшатан ной этими самыми гражданскими веяниями?

Об этом наш разговор с кандидатом философских наук, сопредседателем Ассоциации военных социологов Виктором Ивановичем Дерюгиным – человеком, знающим жизнь и быт Вооруженных Сил как снизу, так и сверху, «работавшим» с военнослужащими и в период чернобыльской катастрофы, и ленинаканского землетрясения, и на многих нынешних «горячих точках».

– Знаете, – начал собеседник, – ведь наша родина – Россия – страна довольно со специфическим кодом развития. Она нарождалась как со борное демократическое государство. И когда говорят, что нам парламентская республика не подходит, – это от лукавого. Да, на протяжении многих лет у нас осуществлялась централизованная, единая, тоталитарная власть. Но Россия ведь и страдала от этого. А просветы-то у нее и были тогда, когда демократические начала имели интенсивную организацию.

– Мы не отвлеклись от темы, Юрий Иванович?

– Нисколько. Вспомните историю. Как только в России устанавливались демократические формы правления, – война, нападение. Тут уж демократия – долой. Каравеллы Колумба только еще подходили к Новому Свету – будущей демократической Америке, – а наши предки уже воевали с иноземными захватчиками. В Смоленске – городе-воине, этом ключе от Москвы, как ста ли его потом называть, в глубоких колодцах зимой и летом сидели слепые старцы-слухачи, подобно нынешним морским гидроакустикам, слушали землю, определяя, откуда доносится стук копыт вражеской конницы. Кстати, уже тогда наши воины вынуждены были применять своеобразное химическое оружие – бычьи пузыри, начиненные нечистотами; их сбрасывали на головы неприятеля с крепостных стен.

– Все это интересно, но…

– Но даже в условиях почти «вечного боя», по Блоку, наш народ не терял соборности: один за всех и все за одного. А потом возьмите Запорожскую сечь – сугубо военная организация. Но как социальная структура она была демократична, народовластна. А Новгородское вече – это ли не оптимальная форма бытия, так сказать, штатских и военных людей? Возьмем более близ кий пример – Государственную думу: ее работу в первые годы империалистической войны. Сколько она сделала для армии тогда, какую эффективную помощь оказывала войскам на фронте!

Когда же мы приходили к авторитарной форме правления, то… С одной стороны, вроде бы и хорошо: власть в одних руках, меньше разброда и шатаний, однако тогда сковывается инициатива в нижних слоях. Прилет Руста в Москву. Ведь его ПВО «вело» от самой границы. Сбить нарушителя ничего не стоило. Но все смотрели «наверх», а там ни кого не оказалось. И сколько таких случаев?

– Один и я могу привести. Когда моджахеды и боевики расстреливали на таджикско-афганской границе 11-ю заставу, командир погранотряда вместо того, чтобы не медленно послать на выручку бойцам вертолеты, стал согласовывать их вылет с вышестоящим начальством. Времени ушло на это немало, застава понесла потери.

– Вот, вот. Кстати, недавно оттуда возвратилась группа наших парламентариев. Какие выводы она сделала, чему научили нас конфликты на таджикско-афганской границе? Первое, что поняли, – инерция старого мышления и впредь будет приводить к подобным трагедиям. У нас отсутствует, как это ни прискорбно, законодательный механизм действий при возникновении пря мой угрозы государству, нет четкого взаимодействия между армией и погранвойсками, зато сколько угод но проявлений неоперативности, не распорядительности высшего руководства. Павла Грачева сейчас кое-кто выставляет этаким героем, скорбящим и проявляющим отеческую заботу о бойцах. На самом деле к людям у нас относятся с удиви тельным цинизмом. Иначе почему же не было инженерного оборудования застав? Почему не принималось решение об усиленной охране границы? Почему не выставлялся упреждающий наряд? Почему долго шел на выручку резерв погранотряда? Почему не вылетели вертолеты? Почему на заставы не выехали офицеры даже из Душанбе?

Словом, беды на таджикско-афганской границе еще более укрепили общественность во мнении: гражданский, парламентский контроль в армии необходим.

– Каким он вам видится?

– В первую очередь нужен закон о военных полномочиях, в котором всё должно быть расписано: функции Президента в военной сфере, парламента, Министерства обороны. Как, скажем, в Штатах. Я не сторонник иностранного опыта, но, если со своим не все в порядке или он напрочь забыт, ничего нет зазорного в том, чтобы и у других поучиться. Так вот в США этим законом Президенту предоставляется, например, право на несанкционированное Конгрессом боевое применение Вооруженных Сил в случае надобности за рубежом в течение двух месяцев.

– Однако, когда на границе воз никли беспорядки, нашего Президента и на месте не оказалось.

– А вице-президент на что? Другое дело, что он у нас оказался лишенным всех полномочий, что ни в коей мере недопустимо. Вот тут и нужен соответствующий закон. За кон свят. Если его нарушить, с государством произойдет катастрофа. Ведь, не приведи Бог, случится ныне ситуация, когда какая-нибудь оголтелая страна, ее экстремистская военная верхушка нанесут по нашей, скажем, южной территории удар, зная, что экономика и армия распадаются, а Президент и вице-президент «грызутся» между собой.

Что тогда делать? Клич бросать: «Вставай, страна огромная?!» Да только ведь героическое-то сознание ныне далеко не то, что в 41-м. Потому я и доказываю всюду: главное в военных реформах посттоталитарных государств – строительство высокопрофессиональной армии, подчиненной и подконтрольной законным органам власти, всему обществу, действующей исключи тельно на основе Конституции.

– Юрий Иванович, и все-таки по четче скажите о гражданском и парламентском контроле.

– Вообще-то парламентский контроль есть форма гражданского контроля. Народ просто делегирует парламенту свои контрольные функции. И тут главное – осуществлять проверку исполнения военного бюджета, принятие его должно быть гласным и постоянным. И чтобы при этом учитывалась не только расходная, но и доходная часть его. И нужно следить, чтобы соблюдались неукоснительно пропорции распределения: на личный состав, на научно-исследовательские работы, на технику, вооружение. Необходим ежегодный отчет Президента в парламенте о состоянии национальной безопасности, Вооруженных Сил и военного бюджета. Это для Президента же важно. Если его доклад будет удачен, рейтинг первого лица в обществе, бесспорно, возрастет. Уважение к парламенту со стороны Президента должно быть обычным явлением. Да, парламенты критикуют, конечно, во всех странах мира, но разгонять-то нигде не думают.

Парламент обязан, считаю, не формально, а реально назначать и силовых министров, а его Комитет по обороне и безопасности должен возглавляться не зависимым от министра обороны, в отличие, скажем, от нынешнего генерал-лейтенанта Степашина, политиком.

– Как? Не знающим военной сферы человеком?

– Но у него же будут эксперты, специалисты. Надо, конечно, увеличить и число подкомитетов – не громоздких, застывших на века формирований, а мобильных структур, способных с изменением ситуации изменить и количество свое, и состав. И нужен институт парламентаризма, который бы разрабатывал такие проблемы, как «Парламент и армия», «Парламент и экономика»…

– У нас же есть для этого институт государства и права.

– Он занимается общими вопросами, а следует прямо выходить на проблему. Неплохо бы ввести, как в Англии, и институт парламентских секретарей, которые по статусу являются заместителями министра обороны. В таком случае тому же Грачеву не пришлось бы просить дополнительных полномочий при ре шении задач, возникших на часто упоминаемой нами таджикско-афганской границе, – проблемы решались бы автоматически.

Что же касается в прямом смысле гражданского контроля, то это, по всей видимости, социальный контроль со стороны общественных организаций. Его сфера – жизнь человека в армии, то, чем занимается, например, Комитет солдатских матерей. Пошли гробы из воинских частей – возник комитет. Жизнь, уверен, заставит еще задуматься о необходимости создания и других структур, действующих по этому принципу.

В заключение же хочу подчеркнуть особо: утверждение демократической власти над военной сферой призвано исключить возможность использования в своих целях силовых формирований новоявленными диктаторами (замечу, в Штатах закон о военных полномочиях и появился, когда наметилась империализация страны), экстремистски настроенными группами, популистами разных мастей. Нам, в наших горьких условиях, не нужна армия, готовая врываться на танках в столицы других стран, как равно в города и веси России для усмирения непокорных. Нам нужна армия для самосохранения и самозащиты. Нам просто необходима та достаточная оборона, без которой общегосударственная идея запросто может по гибнуть.