Кризис: будни рыцаря

Кризис: будни рыцаря

Потомственный немецкий разведчик Ральф-Дитер Монтаг-Гирмес в перестройку ушел в отставку – и стал российским бизнесменом. Он проработал в России 15 лет, а теперь стал основное время проводить не у нас, а в своем рыцарском замке в Саксонии, где у него богатые конюшни.

Он долго звал меня в гости к себе в Лейпциг, где я в молодости учился, и однажды я на это приглашение откликнулся.

Экскурсия

Замок Ральф купил за смешные деньги – 55 тысяч марок, которых теперь не бывает, так что проще считать в североамериканских долларах – 35 тысяч; и цен таких тоже не бывает. После того как вы поцокали языком, сообщу, что покупка имела место в 1994 году, – ну стало ведь легче? Хотя иногда, знаете, бывает, что человек называет замком трехэтажный коттедж на дачном участке, в шутку употребляя слово «замок» вместо «фазенда», скажем, – но тут другой случай. «Наш» замок – это множество построек на 12 гектарах. Он настоящий, первое упоминание датировано 74-м годом; не «тысяча девятьсот», а вот именно так. Замок, кстати, старше довольно-таки древнего города Лейпцига, на территории которого – правда, на самой окраине – официально находится. Когда-то тут хозяйничали натуральные рыцари. Землевладение имело официальный статус рыцарского поместья, в том смысле что было не только сельхозпредприятием, но и военным объектом. Там до сих пор сохранились старинные подземные ходы, устроенные на случай бегства; эти инженерные сооружения и сейчас приносят пользу – там проложены трубы отопления. Отапливают замок, кстати, газом, который даже в самые суровые морозы прошедшей зимы – а ударяло до минус 28 днем – поставлялся бесперебойно; спасибо Шредеру, большому другу России. Вообще у нас с немцами особые отношения, которые войнами только укрепились, и все это в рамках русской концепции, описанной русской, из Даля, поговоркой: «Не набивши куму морду, мировой не пить» (процитировано по памяти).

Я заехал к Ральфу в гости, он давно звал, как раз в те самые жуткие морозы, до 30, при том что в Москве было ну максимум – 13. Это было в праздничный вечер, 6 января, но хозяин замка, несмотря на годы жизни в России, отмечал не русское Рождество, но праздник трех святых королей, по-нашему – волхвов; у православных этот праздник называется, как известно, Богоявление. По старой традиции, которую он сам восстановил пару лет назад, Ральф устроил костюмированное представление, в котором исполнял, конечно же, главную роль – короля Мельхиора. Сам он и исполнители ролей Каспара и Бальтазара были в богатых старинных плащах и держали в поводу замечательных белых лошадей липицианской породы из своей конюшни. Церковный детский хор под живую музыку тут же на улице пел рождественские песни (это все отдаленный аналог русского колядования), а после все зашли в замок погреться глинтвейном и сосисками. Наверно, так было и в древности – хозяин угощал своих крестьян. А как иначе? Все это было довольно трогательно, и я не жалел, что сделал крюк, завернув из солнечного теплого, практически итальянского – по цвету неба – Мюнхена в сумрачную снежную Саксонию с низкими тяжелыми облаками, какие обычно плывут над Тюменью.

Наутро после праздника Ральф с огромным удовольствием – а как иначе, поставьте себя на его место! – показывал мне свои владения. Вот старинные постройки, вот леса, а там поля, здесь – озерцо. Далее конюшни и манежи, все сделано основательно и со звериной какой-то немецкой серьезностью, – вот люди, они что, собираются жить вечно? В отличие от некоторых? Ну конечно, кругом проблемы, не без этого. Озеро заросло какой-то сорной травой по причине слишком высокого поголовья карпов – их тут завели еще при ГДР, ради наживы, а теперь, чтоб как-то приструнить жирных тварей, приходится запускать щук. Забот, в общем, полон рот! А лес весь из ценных пород дерева, все стволы до единого на учете в какой-то страшной комиссии – она приезжает из Дрездена (где каждый камень Путина помнит) и зверствует. А что делать с навозом, который от 70 лошадей набирается тоннами? А воды сколько надо для такого хозяйства при цене ее в 6 евро за кубометр? А слив, который стоит 3 евро за кубометр же? А топить эти 3 тысячи квадратных метров жилой площади чем? – Люди думают, что замок принадлежит мне, но на самом деле, увы, это я ему принадлежу, – грустно сообщает мне Ральф.

Конечно, жалко человека, хочется ему посочувствовать – как он, бедный, выкручивается, да тем более в кризис? Совсем бы, может, разорился, если б не превентивные меры, до которых он додумался благодаря своей немецкой бережливости на грани скупости, которая со стороны часто очень несимпатична – но так выручает, особенно в трудные минуты! Так, Ральф из экономии берет бесплатную воду из персонального ручья, который протекает по его земле. А также сдает навоз производителю шампиньонов, тоже бесплатно, но зато уж не тратится на вывоз и утилизацию. Кроме навоза, он сдает и большую часть жилой площади замка, которая была им поделена на квартиры (44 штуки, между прочим; другой бы устроил бесконечную анфиладу каминных залов и зимних садов, какими стандартно оснащены рублевские дома; вольно по ним бегать Наташе Ростовой в кринолинах, а такто…). Что касается конюшен, то и стойла он сдает любителям; только десять лошадей из семидесяти живущих тут принадлежат хозяину замка.

Конюшнями руководит, кстати сказать, жена хозяина, которая в прошлой жизни была тренером по выездке – в госконюшне липпицианских лошадей, в Словении. Причем вкалывает она серьезно; меня впечатлила встреча с ней на кухне в обеденное время: заскочила, ухватила сандвич – и бегом обратно к своим лошадям – в тот день имела место особо ответственная случка. (Хорошая, кстати, антикризисная мера – чтоб миллионеры отправили жен работать; впрочем, эта немецкая невменяемая экзотика вряд ли приживется на русской почве.)

В общем, короче говоря, имение хоть и не дает большого дохода, однако ж само себя кормит, а это по нынешним временам немаловажно.

Еврейская история

Она достойна отдельного разговора. Было тут и рыцарское, как мы помним, хозяйство, было и церковное, и колхозное – при ГДР. Много раз замок менял хозяев. Однажды – в самый причем разгар проклятого нацизма – замком владел еврей! У этого латифундиста вообще были большие проблемы, но не те, о которых вы сразу подумали, а иного рода: он горевал, что его выгнали из партии. В 1936 году. Как только узнали, что он, как говорят аиды, «инвалид пятой группы». Какая несправедливость! У нас такое тоже бывало – случалось, оттесняли сынов израилевых от карьерных путей. Хотя хозяин замка был всего лишь квартерон, разбавленная такая полукровка. В 38-м тучи над ним сгустились еще сильней: местные власти сочли, что владеть замком ему не по рангу. Какой-нибудь левый наш патриот из полудурков вообразит, что фашисты отняли у человека дом с землей, как поступали «цивилизованные» и «гуманные» комиссары с кулаками, а самого в лагерь. Ан нет – имение у несчастного, которого, как ни странно, оставили на воле, было выкуплено, да еще и по рыночной причем цене! На воле его оставили не по рыночным ценам, а бесплатно, рыночные цены касались только выкупа за недвижимость. Покупателем стал, если вам интересно, город Лейпциг. Он раскошелился аж на 2 500 000 рейхсмарок – это были реально очень хорошие деньги. Счастливчик уехал с ними в большой город – в Мюнхен! Можете себе представить, каким ударом это изгнание было для бывшего хозяина, при том что его семья владела замком аж с 1874 года! Покупка была тогда сделана на деньги, вырученные от книгоиздания, от семейного бизнеса – это называлось Teubner Verlag. Однако это еще не конец истории, тут еще будет неплохой урок – типа, не надо раньше времени ныть, – который вытек из рассказа дочки «несчастного»: она недавно заезжала в замок, ее пустили посмотреть на родные стены и всплакнуть. Так вот она сообщила, что ее папаша благодарил судьбу за то, что лишился замка тогда, а не в 1946-м, – коммунисты в отличие от фашистов никаких отступных не давали и забирали задаром все, что хотели. Да хоть этот же замок. Лейпцигский горсовет получил его обратно только в 1991-м, по реституции. Я рассказываю вам эти сказочные истории и сам потрясаюсь: надо же, как бывает у людей! Никто, как говорится, не забыт, ничто не забыто, капитализм – это учет и прочая, прочая…

Дела военные

– А на кой ляд ваш фюрер взялся так душить евреев? Наш, конечно, тоже был в этом отношении с пунктиком, но не до такой же степени… – спросил я Ральфа. Меня вообще давно мучит вопрос об активном антисемитизме Гитлера. Мало ли кто не любит евреев! Но люди сидят себе тихо. Но находятся дебилы, которые кидаются мочить.

– Сумасшедший, – коротко ответил Ральф.

Никакого открытия мне тут сделать не удалось. Что тут сказать? Даже люди куда более мотивированные, чем я, ответа не нашли. Но конечно, война – если б фашисты не тронули евреев – шла б иначе. Уж точно не так, как шла… Что касается семьи Ральфа, то она, к счастью, к преступлениям против евреев не была причастна. Дедушку Ральфа, хоть он и офицер, на войну не пустило правительство – как текстильный фабрикант он был остро необходим в тылу. При том что шил он не униформу, а, так сказать, выпускал товары двойного назначения – чехлы на мебель, которая могла стоять в принципе даже в кабинете начальника концлагеря – но тут уж не уследишь. Замечателен тот факт, что дед-фабрикант вплоть до лета 1944 года умудрялся экспортировать свой товар аж в США! Это как так? А через Испанию, которая официально была нейтральной и не считалась участником войны. В Нью-Йорке фирму представлял ее акционер, еврей опять-таки, отплывший за океан, когда еще можно было.

– Как красиво! Как это было удобно для шпионажа-то! Для вашего семейного бизнеса! – удивился я, вспомнив, что дедушка Ральфа был, как и все мужчины в семье, разведчиком.

– Этого я не знаю, – скромно ответил Ральф со своим легким и симпатичным прибалтийским акцентом.

Прошлый раз он так – тоже забавно – прокололся, когда речь шла о Югославии, где во Вторую мировую воевал его отец, разведчик же.

– Там тогда сколько стояло войск вермахта – 700 тысяч кажется? – спросил я как бы невзначай.

– Не помню, – автоматически ответил он.

Вот она, выучка разведчика!

– Ральф! Расслабься! Это уже не военная тайна с некоторых пор! Мне кажется, сведения о дислокации немецких войск на Балканах рассекречены.

– Ты прав, извини. Там тогда стояло ровно 12 дивизий.

Отец Ральфа таки побывал, побывал в наших краях, отметился на Восточном фронте, не в тылу ошивался, а тянул офицерскую лямку под Киевом и Харьковом. «Идут по Украине солдаты группы Центр», как пелось в песне. А после служил также на (будущей) территории стран Варшавского договора – в штабе оккупационных войск в Лайбахе (ныне Любляна). Однажды он вернулся в часть из частной поездки – рассказ о подробностях тут был бы неуместным – и обнаружил себя единственным офицером в расположении. А на дворе был, надо вам сказать, как раз май 1945 года. Удалось дозвониться до командования, успевшего перебраться в Австрию и там ждало случая сдаться союзникам – которые всяко участливей к немцам, чем Partisanen. Тогда Монтаг-Гирмес-средний, на тот момент майор, сформировал из оставшихся солдат и унтеров Kampfgruppe (боевую группу; «это слово было очень модным в конце войны») и повел бойцов в Австрию, поскольку оставаться на месте было никак нельзя: он боялся, что местные его просто повесят, потому что разведку он вел как раз против партизан – тех самых знаменитых югославских партизан. Если б не они, кстати, то те 12 немецких дивизий были б с Балкан брошены на Восточный фронт, как вы понимаете. По пути группа, увы, увы, открывала огонь по всему, что шевелилось, – таки было страшно. Последней пораженной ими целью оказался джип с английским капитаном, который как раз должен был следить за соблюдением недавно заключенного перемирия; это случилось 12 мая 1945-го. За это в чистом виде военное преступление виновному – отцу нашего героя – пришлось какое-то время посидеть в тюрьме, из которой, впрочем, удалось бежать с неизбежным уходом в подполье и последующим – после амнистии – переходом из него в бизнес. Бывший майор разведки стал страховым агентом, причем довольно успешным. Он бы служил и дальше, да его сочли неблагонадежным: родственники за границей, в смысле в ГДР. Кажется, я уже где-то слышал что-то похожее… Отставной майор, кстати, почитывал своего коллегу, нашего перебежчика Виктора Суворова, и соглашался с его версией: Сталин собирался напасть первым, просто не успел.

– Видишь, твой отец интересовался партизанами, а ты – лошадьми, – не очень политкорректно заметил я.

– Неизвестно, с кем трудней, – подхватил он мой черный юмор. – С партизанами можно разговаривать, а с лошадьми – нет, с ними только на уровне интуиции. Но нервы могут попортить что те, что другие.

Я уж не стал продолжать шутку, представив себе их с партизанами беседы, – пропало настроение…

Армия

А ведь могло в жизни все сложиться так, что мы с Ральфом по-другому б разговаривали, встретившись. Жесткая могла бы выйти беседа. Он, как известно, потомственный кадровый офицер, спец по России, точнее – по Советскому Союзу и его армии. Я тоже не забыл, как сдавал зачеты по технике допроса военнопленных, – само собой, на языке вероятного противника, Шиллера и Гете. Привязал бы я Ральфа к стулу, взял бы полевой телефон, одну клемму бы засунул, другую б примотал… Не, сам бы не стал возиться с его гениталиями, приказал бы своему денщику. Чтобы избежать гомосексуальных аллюзий. Ну и дальше крути себе ручку телефона и задавай свои немудрящие вопросы… А он бы, интересно, как меня допрашивал?

Не, меня б он не стал – кто я такой? Что я мог бы ему рассказать? Да и меня-то за что?

Но это так, лирика, не имеющая отношения к делу.

– Скажи, а разведка, наверно, интересней, чем бизнес?

– Бизнес – тоже стратегия. Хотя… Все зависит от уровня. В армии я был замкомандира штаба разведки корпуса.

– Да, это не уровень Джеймса Бонда… Никаких тебе перелетов на джетах, никаких казино в Монако за казенный счет, никаких красавиц шпионок, которых бы пришлось покрывать, служа отечеству… Понятно теперь, почему ты ушел из такой разведки в бизнес.

– Да, это был уровень не Джеймса Бонда – военно-полевая разведка.

– К тому ж началась перестройка и можно было догадаться, что финансирование антисоветского направления ужмется.

– Это точно… В середине 80-х мы заметили, что боеготовность советских войск распадается на глазах. (Это звучит как строка из донесения. – И.С.) Стало ясно, что работать будет неинтересно. Да и внутри армии были конфликты – как развивать военную доктрину? Советские войска еще стояли в Германии, но перспектив мы не видели… Оставаться еще на 10–15 лет в такой остановке, подписывать новый контракт? Когда перспективы были ограничены?

– Ну да. Негде было совершать подвиги.

– Я подозревал, что военных подвигов уже не будет.

– Так-так… И ты поехал в Россию работать бизнесменом. Вот взять, к примеру, Рихарда Зорге, твоего земляка и коллегу. Он был серьезный шпион, а всем говорил, что простой журналист. Это у вас как называется – легенда?

– Ну что ты! Меня столько раз в России проверяли! Ваши же знали, кто я и откуда.

Это, кстати, мой любимый сюжет из жизни Ральфа – как он, прилетев в Москву, первым делом пошел на Лубянку сдаваться. Я, говорит, по профессии шпион, но теперь в связи с необратимостью перестройки решил сменить масть и уйти в мирный гражданский бизнес. Чекисты были тронуты. Мы, говорят, прекрасно знаем, кто ты такой, – но нам приятно, что ты сам пришел. Проявил уважение к коллегам.

Хороши также истории про то, как будущие шпионы учили русский язык. Они читали не только «Красную звезду», но и «Крокодил», в котором пытались уловить соль русских шуток. Смотрели фильмы из русской жизни – типа «Живаго» – и думали: все наврали америкосы, не бывает, чтоб столько снега выпадало! Научившись языку Пушкина, они начинали на нем проходить курс командира батальона… Ну и в параллель, что, сами понимаете, неизбежно для военного человека, обучались говорить на русском мате. Его преподавал хоть и не носитель языка, но человек достаточно компетентный: это был немец, который попал в наш плен в мае 45-го под Берлином и после аж до 56-го смывал вину в советских лагерях. В итоге Ральф заметил, что русский нецензурный он знает куда лучше аналогичного немецкого…

И вот мы так погружались в воспоминания, обменивались военными тайнами, которые давно неактуальны, и мое отношение к Ральфу – водка тут ни при чем – становилось все теплее и теплее. Два офицера, ну ладно, в запасе, которые заточены мочить друг друга, причем не тупо из пушки, но изощренно и тонко, вникая в язык врага и пытаясь понять ход его мыслей, – вот встретились и разве только не плачут друг другу в жилетку, то есть в шинелку. Чувство странное, экзотическое, никогда раньше я такого не испытывал, да и повода, вообще говоря, не было… Но переживание очень интенсивное и незабываемое. Несколько даже наркотическое, поскольку хочется его повторять. Привыкание. Забавно, забавно… Это, кстати, настолько же острое чувство, как и то, что я испытал в антикварной лавке, что напротив Лейпцигского вокзала – там лежат на одной витрине, бок о бок, наши и их ордена и медали: со свастиками, красными знаменами и профилями Сталина. Это все мирно продается, не очень причем дорого. Надо же, как все обернулось… Помню почерневшую, из дешевого сплава, скромную солдатскую медальку – за зимнюю кампанию на Востоке, с датами: 1941–1942. Эта медалька не оставила меня равнодушным: мой дед в той кампании мерз – на нашей стороне. Как это удивительно и экзотично, что он пережил войну и дожил аж до 1992 года, когда уж все привыкли к объединенной Германии.

И второй слой был и есть у этих переживаний. А именно: вот и отец Ральфа, и я – мы принадлежали к великим армиям, которые одержали много громких побед, но после исчезли с лица земли, оставив лишь следы, какие остаются после погибших цивилизаций. Их армия была разгромлена громко и с чувством, и растоптана, и опозорена. А наша – без единого выстрела рассыпалась, распалась, ее остатки мимикрировали под окружающую среду; долго менялись фуражки, флаги и гербы: где на них была прежде голая вегетарианская флора, там теперь фауна, сказочные птицы. А вот армия Ральфа жива и здорова, прекрасно себя чувствует, и все, чему он присягал, – на месте. Он не на руинах живет, нет. Но в истории, которая достойно продолжается.

Самолеты

Однако ближе к телу, к сегодняшним реалиям. Среди сегодняшних бизнесов Ральфа – а их много, от real estate до banking – самым интересным мне кажется торговля самолетами. Русскими причем. Гражданскими, как ни странно. Фирмы Ильюшина. Он их продает за границу, прежде найдя деньги на то, чтоб эти самолеты сделать. В самом деле, кому ж еще заниматься развитием русского высокотехнологичного экспортного машиностроения, кроме отставного капитана бундесвера? У русских до этого как-то руки не очень доходят. В самом деле, это ж не скважины бурить… И не бабки из сейфа в сейф перекладывать. О распиле бюджета мы и не говорим, кто ж к этому иностранца подпустит. Совсем было б непатриотично.

Так вот самолеты наши немецкими стараниями покупают в Венесуэле, Иране, на Кубе и, вы будете смеяться, в Зимбабве.

– Так у Мугабе же нет денег!

– Ну, что-то он нам платил. Потом, правда, все застыло…

– Ну да. Они же там душат белых фермеров.

– Давно уже задушили. Страна распадается на глазах. Люди вымирают…

– А как там на Кубе дела идут?

– Авиакомпания CUBANA летает теперь только на русских самолетах. Размах сделки – миллиард долларов.

– О-о-о…

– Переговоры велись с самим Фиделем. Я летал и встречался с ним.

Кстати Ральф поделился со мной сенсационной информацией о том, что на Кубе искоренена проституция…

– Да ладно!

– Ну по крайней мере уличная – это вам не Ямайка!

Кроме того, он сообщил, что на Кубе расцветает медицина, западники валом летят туда делать дорогие операции, на халяву причем. Особенно иностранцы любят там менять суставы и лечиться от наркомании.

Обрусение

Эти все самолеты не случайны, да и Россия Ральфу не чужая после пятнадцати лет в ней жизни и работы, после того как он попал к нам весной 1994 года на смену швейцарцу Аккерману, который работал у Чубайса и консультировал того по вопросам приватизации. Аккерман устал от русской действительности; наверно, как-то она ему не покатила – видно, он глубоко штатский человек, тянущийся не к истине, но к комфорту, – и в какой-то момент запросился он домой.

– Найдешь замену – езжай! – жестко сказал ему Анатолий Борисыч.

Тот нашел. Ральф уже имел опыт – он же успел поработать в бывшей ГДР, где с его участием приватизировано было много всякого разного.

Ну и так, слово за слово, пошло-поехало…

Я рассказал ему о своих лонгитюдных наблюдениях – что немцы, которые хоть чуть пожили у нас, ну даже на уровне студенческой стажировки в пару месяцев, меняются необратимо – заметно обрусевают. До такой степени, что многие из них после и вступают в брак с не-немцами. Или если с немцами, то с такими, которые имеют опыт жизни в России. Примеров полно. Вот и Ральф, на мой взгляд, неплохо лег в эту схему – в прошлом году женился на словенке. А с первой женой – немкой – давно развелся. Какие мощные детали, какие прекрасные подробности! Как это красноречиво! Ральф подтвердил:

– Думаю, я не очень хороший немец.

– Значит, ты тоже видишь, что с тобой произошли изменения? – обрадовался я. – А то я уж было подумал, что вдруг тебе не видно. Что ты начнешь отпираться…

– Конечно, я это замечаю… Как не заметить. Трудно отпираться, когда мы с тобой выпиваем, сидя на кухне, – а это чисто русская привычка…

– Так, хорошо. А еще что?

– Ну что… То же водкопитие – я раньше столько не пил водки.

– Так-так… У меня еще такой расчет: чтоб появилось новое, надо под него освободить место. Ты по идее должен потерять часть немецкого менталитета. Какую? – Я увлекся, тема любопытная, и с дружеской беседы по пьянке сбиваюсь не то на интервью, не то на допрос – без пристрастия, правда.

– Наверно, пунктуальность – я теперь иногда опаздываю.

– Но въедливость-то осталась немецкая? Я слышал много рассказов про то, как жестко ты вел документацию у Чубайса. Говорят, если б не ты, то многие просто сели бы. А так ни счетная палата, ни западный аудит ничего не смогли найти – там такая чистая отчетность! Не подкопаешься. Специально взяли немца на такую работу!

– Со мной там работала Марина Добаткина.

– Да, знаю, хороша. Но у нее внешность, наводящая на размышления: блондинка с голубыми глазами.

– Есть определенные подозрения, что в ней течет немецкая кровь.

– Да, нерусский у нее подход к ведению дел. А ты, значит, утратил пунктуальность и стал пить водку на кухне. Это хорошо… Продолжим тест на обрусение: а способен ли ты выпивать до утра, обсуждая судьбы России, спорить и орать, и добавлять?

– Легко.

– Тебе, значит, это не в тягость… Далеко ты зашел на пути обрусения! Но не все с тобой ясно до конца. Скажи, а как ты понимаешь пословицу «Что русскому хорошо, то немцу смерть»?

– Я с этой пословицей не согласен. По-моему, автор этого выражения – Черчилль. А его главная задача была поссорить русских с немцами.

– Задача его – и английской разведки. Твоих коллег. И англичане переиграли нас, наивных…

– Это да.

– А если б мы объединили силы…

– То был бы другой разговор.

– Отчего ж мы оказались такими мудаками, что англичане нас развели как чистых лохов?

– Думаю, наши были большими мудаками, чем ваши. Конечно, Сталин планировал нападение на Германию на 42-й год – но начали-то мы…

– Какая страшная ошибка… А все потому, что нами правили малограмотные люди. Кто такие Гитлер и Сталин? Где они учились, какие у них звания?

– У Гитлера было звание ефрейтора, а у Сталина вообще никакого… ну в церковной школе учился. Но закончил генералиссимусом.

– А теперь уже поздно нам объединиться?

– Ну, Шредер этим занимается… Но, думаю, для этого России надо демократизироваться. А то у вас автократия.

– Я бы был осторожен при введении в России демократии. Это может херово кончиться, – утешал я Ральфа. – В 1917-м вон пробовали. Так что, может, пусть уж будет как будет.

Мы допили что было и разошлись по своим комнатам спать. И каждый прятал от товарища пьяную слезу умиления. А нету у нас в Европе друзей ближе немцев. И мы, такие же простодушные и доверчивые, как немцы, от этого в Европе не чужие. Все-таки не чужие. Не окончательно чужие…