Владимир Жириновский «Мы себя еще покажем»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Владимир Жириновский

«Мы себя еще покажем»

Великий октябрьский переворот

– Владимир Вольфович, я вижу у вас кипы книг в кабинете. Много читаете?

– Приходится постоянно читать, сейчас у меня книг пятнадцать лежит, я их понемножку читаю… Очень много нового, поэтому какой-то одной книгой заниматься не получается… В основном это история, публицистика, мемуары, анализ… Из последних – книга о международной мафии и коррупции, американский журналист изучал, что происходило в этой сфере последние 15 лет. Мемуары: книга Примакова «Мир без России?». Все, что выходит, мне приносят, и я все это просматриваю. Меня это интересует, это дополнительный источник информации о том, что произошло за прошедшие 15–20 лет.

– Это для работы или для общего развития?

– Это все связано с работой. Вот еще Стариков, петербургский автор, новую книгу выпустил, там новые исторические факты про октябрьский переворот, про все те козни и последний период царского режима.

– По октябрьскому перевороту все еще нет официальной переоценки.

– Нет. Но это надо переквалифицировать как государственный переворот! А то у нас это памятная дата, день Октябрьской революции. Не русские слова… На самом деле «революция» – это от французского слова «револьт», то есть «мятеж», «переворот».

– Да и «октябрь» тоже не русское слово.

– Слово «октябрь» уже устоялось. А когда говорят «революция», то у нас часто в этом видят положительный смысл. Так бы и назвать официально – «мятеж», «переворот».

– «Бунт».

– Да, «бунт». И было бы другое понимание того, что произошло.

– Доживем мы до переоценки ценностей?

– …Казалось бы, давно с этим все ясно, все сказано – но из-за левых партий, КПРФ в основном, переоценки не происходит. Как конфетку сладкую коммунистам дают – не убирают мавзолей и седьмое ноября восстановили как День Октябрьской революции…

– И памятники Ленину до сих пор стоят.

– До сих пор стоят. И очень много улиц, площадей названы именами террористов, революционеров, то есть бунтовщиков. Надо так и называть их – бунтовщики, надо говорить, что это бунт. А то слово «революция» вроде хорошее и у людей впечатление, что это хорошо, что так и надо.

– Я вот много писал о том, что «Ленинский проспект» – неправильное название, незаконное; это было несправедливо – переименовать так Большую Калужскую улицу, причем без ее на то согласия.

– Да-да, таких полно, до сих пор «Войковская» – станция метро, а в честь кого она названа? В честь участника расстрела царской семьи. А город Ногинск?..

История: параллели

– Спрошу вас как любителя исторической литературы: скажите, с чем можно сравнить сегодняшнее время? С каким периодом в истории России?

– Если царский период взять, то это конец ХIХ века, Александр III. Он старался, чтобы было все тихо, ни с кем не воевать, и борьбу вел с теми, кто пытался навязать стране террор. Он ничего не провозглашал, ни к чему не призывал, он успокаивал страну и препятствовал тем, кто пытался ее расшатать. Если вернуться к сегодняшнему дню… Самое плохое – мы не знаем конечной цели тех, кто находится у власти. В этом плане прошлое можно оценивать, а нынешнее время – трудно.

– А они-то сами знают, как вы считаете?

– Тоже, может, не все осознают. Им трудно просчитать. Только задним числом легко все просчитать. Взять 17-й год. Никто не хотел объединяться вокруг царя, от него устали, все практически его предали. Все было против него – и все стало рушиться: вся система, все управление и государство в целом. Все решили отменить и строить заново. Это была ошибка. Но как людей уговорить? Может, их уговаривали, говорили – не надо! Но люди устали. Триста лет одна и та же семья у власти – кому это понравится? Вот и сейчас в Кишиневе все устали. Да, есть вмешательство спецслужб Румынии, еще каких-то центров, есть влияние алкоголя – все есть, но главное – это усталость людей. И молодежь, и деловые люди устали от того, что коммунисты Молдавии слишком долгое время находятся у власти. Люди больше не хотят этого терпеть – вот и вынуждены объединяться против. За коммунистов Молдавии не выступает никто, кроме них самих, все остальные – против. Хотя, может быть, приход других к власти приведет к еще худшим последствиям. Но революцию не остановить, когда она уже началась. Вот Грузия. Когда нужно было убрать Шеварднадзе, туда бросили деньги, привезли ребят из сельской местности, которые не понимали вообще, куда их привезли и зачем, и они делали то, что им скажут. Сейчас, когда нужно убрать Саакашвили, прежние методы не годятся – нельзя все время использовать потенциал ненависти к старому режиму. Шеварднадзе был хоть и вновь избранный президент, но ассоциировался с советской властью, от которой люди устали. Шеварднадзе надоел за те годы что был первым секретарем Грузии. А Саакашвили – недолго командует. Поэтому у грузин не получается смена режима. Нет энтузиазма.

– И у нас еще нет усталости от власти.

– Нет усталости, нет. В свое время устали от коммунистов и выходили на митинги в Лужники и на Манежную. Потом демократы и разочарование в них, а когда их немножко стали прижимать, то это вызвало симпатии. Нацболы, Каспаров, Касьянов и даже Немцов – они пытаются трансформироваться, но у них ничего не получится: во имя чего они могут позвать людей на улицы? Нет у наших людей такого энтузиазма.

– Нет накала страстей, который необходим для революции.

– Да, этот накал образуется столетиями или хотя бы десятилетиями. Чтоб случился 1917 год – 300 лет все закручивали! Декабристы, Пугачев, Стенька Разин, разночинцы, экстремисты… Повесили старшего брата Ленина. А еще и война четвертый год, раненые, убитые – надоело все, воевать никто не хотел уже. И потому Петербург зашумел. Когда Москва зашумела в 91-м году, это тоже 73 года накапливалось: того нельзя, этого нельзя. Сейчас, наоборот, все ведь можно в принципе, напрямую запретов нет ни в экономике, ни в идеологии, книги любые, Интернет, информация. Каспарову разрешают вести марши несогласных.

Власть и страх

– А что у нас Ходорковский?

– Он за совершенные преступления сидит. Это хороший знак для народа: «Видите, наказывают хоть кого-то. А вам бояться не надо». Не только Ходорковский – сбежали Гусинский, Березовский, Невзлин и Чичваркин. Люди видят, что власть что-то делает, что убегают те, кого считают несправедливо богатыми.

– Бегут с корабля?

– Да. И народ это ценит! Людям приятно видеть строгость!

– То есть вы одобряете в целом деятельность власти?

– Ни в коем случае! Я просто объясняю, почему нынешние действия власти не вызывают протестов против самой власти. Верх удовлетворяет низы, и поэтому массового давления снизу на власть нет. И власть ничего не боится. Но мы оппоненты власти, мы никак с ней не связаны, мы в оппозиции. Мы считаем, что некоторые вещи надо делать по-другому.

ЛДПР: 20 лет спустя

– На 2009-й приходится двадцатилетний юбилей вашей партийной деятельности. Правильно я посчитал?

– Да, 20 лет ровно.

– У вас как у Дюма: «Двадцать лет спустя».

– Да.

– Что вы чувствуете в этот юбилейный год? Довольны этим двадцатилетием?

– Мы очень много сделали. Подготовка к созданию партии продолжалась несколько лет. Если в 89-м году мы просто провозгласили создание партии, то в марте 90-го – первый съезд провели легально. По всей стране у нас структуры есть. Во всех выборах участие принимали, выходила миллионными тиражами наша пропагандистская литература. Нас знают по всей России. Мы занимаем свою определенную нишу: мы не левые, мы не партия власти – у нас правоцентристское направление.

– Я часто вспоминаю и окидываю взглядом эти 20 лет. Кто только не побывал в числе ваших политических противников – и где же они сегодня? Давайте вспомним их.

– Много их было – и отдельных людей, и партий. Были фронты, какие-то комитеты, союзы. Они друг с другом боролись. Самое главное, что многие из них были искусственные. Было 40 партий, сейчас семь, из них две левые, есть новая правая, которая не имеет будущего. Значит, три левые: Семигин – «Патриоты России», Зюганов и Миронов, это все одна и та же левая идеология. Оставшиеся четыре: «Единая Россия» – партия власти, «Яблоко» и новые правые – две прозападного разлива партии, и – ЛДПР! Многие шли в партии, просто чтобы обозначить личные амбиции. А у меня не было никаких личных амбиций. Я сам ни на что не претендовал, меня выбрали. И никогда близко не было мысли, чтобы я возглавил партию! Мне предложили, меня уговаривали долго.

Почему мы остались в политике в отличие от многих других? Наши противники и конкуренты потихонечку уходили – в основном из-за лидеров. Их лидеры видели, что нет перспектив, нет никаких плюсов от их деятельности. Нужно вести борьбу несмотря на критику, по всей стране нужно было ездить, а им было это лень делать. Они сидели в Москве и думали. Они были в основном бывшие коммунисты! Редко когда появлялся лидер новой партии, который не был в КПСС. Все, кого я наблюдал, были из КПСС, поэтому все и распалось, это естественный процесс фильтрации. И сегодня партий формально только семь, а реально – три. Левые партии, партия власти – и мы.

– Ну, вы с партией власти, наверно, не конкурируете? А конкурируете с левыми скорее, так?

– С коммунистами у нас серьезные расхождения. Но они по крайней мере никогда не переманивали наших активистов, не пытались влиять на наших кандидатов в депутаты. Партия власти – с ней тоже конкурируем. Они нас давят, душат, мешают нашему развитию, на всех выборах палки в колеса ставят, переманивают наших активистов, пытаются зажать рот, напугать. Поэтому с одними идеологически боремся, с другими – оперативно. В партии власти есть нормальные люди, которые правильно оценивают политическую ситуацию. Но когда они говорят, что Октябрьская революция – это благо, то здесь мы с ними спорим.

– А как бы вы оценили нацболов на сегодняшний день? Что там?

– Нацболы не ставили задачу участия в выборах. Я полагаю, они больше нацелены на уличные акции: разгромить, поджоги устроить, стычки, столкновения – кишиневские события, это им ближе… Это опасная силовая тенденция, может иметь много отрицательных последствий. У них человек 30 сидят в тюрьмах – ну зачем портить жизнь молодым людям?

– Вы решительно против всего этого дела?

– Да, потому что это все мы уже проходили, испытали на своей шкуре. Был у нас 91-й, миллионы вышли на улицы – и в результате страна оказалась в еще худшем положении! Поэтому сейчас на улицы выходят те, кто не испытал этого сам. В Тбилиси – была тишина всегда, а они туда же… Второй заход у них! Редко бывают положительные последствия после такого.

Нет друзей

– Вы как-то сказали, что у вас нет друзей, поскольку вы все время на работе, и вам, как человеку успешному, люди завидуют, и отношения с окружающими портятся. Что это вообще такое – жить без друзей?

– Я имел в виду, что у всех разное понимание дружбы. В классе мы дружили, каждый день встречались и в школе, и после уроков, на каникулах могли куда-то поехать вместе. То же самое в вузе. Студенческая дружба была, мы ходили в кафе, на танцы, Новый год вместе – а потом все как-то отдаляются и уже другие отношения. Последние 20 лет я был всегда до упора перегружен, и это тоже накладывает отпечаток. С друзьями же надо время проводить, а где оно? Есть знакомые, по телефону позваниваем друг другу… Я за то, чтобы люди дружили, чтоб было много знакомых хороших, приятелей и друзей, – но у меня это все непросто, образ жизни другой. Пальмерстон – английский премьер XIX века – сказал как-то: у политика не бывает друзей и врагов, а только политические интересы.

«Закрыть Рублевку!»

– Вы недавно предложили популярную меру – закрыть Рублевку. Вы чего хотите – закрыть поселки? Заставить людей продать дома?

– Очень нагло они ведут себя, понимаете? Они уже дают названия на английском языке своей деревне: «Барвиха Luxury village». Деревня роскоши, видите ли.

– Может, это для того, чтоб пролетарии не поняли. И не злились сильно.

– В том-то и дело. Они делают это для себя. Или вот «Гринфилд», по Новорижскому шоссе, – там тоже очень дорогие дома. «Зеленое поле» нельзя было это назвать? А они – по-английски…

– Ну, мы-то с вами тоже по-английски знаем.

– Мы-то знаем. Но я о другом – раз они переходят на английский язык, это говорит об их отношении к нашему народу. Они даже не хотят по-русски говорить!

– Ну, маскируются просто. А назови деревню «Роскошь» – так придут и разгромят ее.

– Назови «Зеленое поле»! Нет, они называют «Гринфилд». Зачем? За рубежом нет таких названий, со словом «роскошь», там обычные географические названия. Например – Версальский дворец. Богато, а в названии это не отражено. А у нас не просто Барвиха – у нас «роскошная деревня Барвиха», по-английски! Вот так вот!

– Как технически вы задумали закрыть Рублевку? Какие вы видите меры?

– Закрытие Рублевки – это символ, это лозунг, это только призыв к ним: прекратите роскошествовать! Когда сообщает пресса, что кто-то из жителей Барвихи на один день пригласил какого-то известного певца, который на Западе уже считается пенсионером и никому не интересен, за миллион долларов… Как его? Элтон Джон. За миллион долларов он там две-три песенки спел. Ну что это? И об этом говорят, показывают апартаменты, в которые его там поселили. Президент США скромнее себя ведет, когда приезжает в какую-то страну. А эти хотят роскошь свою показать. Я говорю о том, что кичиться богатством не надо. Это вызывает неприязненные чувства у тех, кто сегодня очень страдает. Там сплошные заборы, вся Рублевка ими уставлена! Они все закрыли – лес, водоемы, речки… Я призываю людей к порядку. Чем тратить деньги на роскошь, лучше постройте маленькие фабрики, мастерские, деньги вложите в благое дело. Или постройте детский дом, поселите туда детей – беспризорников полно. На этот миллион, который потратили на старика певца из Британии или Америки, взяли бы и построили хороший детский дом. А они клубы покупают за рубежом. «Челси» мало, они уже присматриваются ко второму – к «Манчестер Юнайтед», и какому-то итальянскому клубу. Вы настройте лучше маленьких стадионов по всей стране! А на Рублевке пусть живут все, кто хочет, пусть это будет дачное место хорошее. Я помню, лет 20 назад на Николиной горе были старые дачи. Я приезжал туда на своем «Запорожце», спускался к реке и отдыхал на пляже, купался. Там были старые дачи, мы знали: какие-то артисты в них живут… А теперь они все это оприходовали, скупают леса.

Долой дружбу народов!

– Удастся как-то России помириться с Украиной или это нереально?

– Пока Украина радуется свободе. Это страшнейшая ошибка большевиков – идея дружбы народов! Какое у нас сегодня главное расхождение с Зюгановым? Они признали Бога, признали наконец частную собственность, отказались от диктатуры пролетариата. Но последнее, что они никак не хотят признать, – это крах идеи дружбы народов. Ради дружбы народов они готовы отказаться от всего, что может быть очень важным для страны! Дружба народов – это хорошо, никто не отрицает, но нельзя на ней строить государство! Наделали национальных клеток в 1922 году, в СССР, и мы потеряли ровно 14 клеток. Все союзные республики отошли! Это беда всех коммунистов, самая большая мина, которую они заложили в 1922-м. До сих пор у нас внутринациональное деление по титульным нациям: Татария, Башкирия, Чувашия и так далее.

– Надо было нарезать на квадраты. Как в Африке. Границы проводили прямыми линиями.

– Нужно было в 1917-м на территории империи создать Российскую республику – и все, и никаких национальных регионов! Да их и не было раньше! Это самая большая ошибка большевиков, а они этого до сих пор не признают.

Запретить КПРФ

– Да, но большевиков уж нет, поезд ушел. Что делать сегодня?

– Для начала надо сделать так, чтоб не было этих партий – носителей ошибочной модели устройства государства.

– Ну, я бы запретил, конечно, КПРФ с удовольствием. Каждому по его вере. Вызвать коммунистов в конституционный суд – можно не в Нюрнберг, в Москву – и провести с ними беседу. При вашей власти была многопартийность? Нет. Ну, значит, она вам не нужна. И закрыть их. Более того, еще спросить: а что вы делали с оппозицией? Треть на Запад, треть в тюрьму, треть в психушки. Ну вот рассчитайтесь на первый-второй-третий, и мы вас точно так же в тех же направлениям расфасуем. Справедливо было бы! Но – как это сделать реально? Практически?

– Все можно сделать. У нас есть закон о политических партиях, где запрещено…

– А, экстремизм запрещен?

– Нет, об экстремизме – это отдельный закон. Я про закон «О политических партиях». Там сказано, что партия не может иметь название с национальной окраской, религиозной или социальной. Нельзя, чтобы была русская партия, или исламская, или коммунистическая, – они нарушили закон! После вступления в силу этого закона они должны были сменить название. Они не меняют. Теперь по второму закону – «Об экстремизме». У коммунистов в программе до сих пор написано: «Построение коммунистического общества». Такое общество не прописано в нашей Конституции. Таким образом, они хотят построить общество, которое противоречит нашей Конституции.

– Так их, значит, можно легко придавить не только по понятиям, но и по закону?

– По всем позициям можно! Но власть этого не делает. Закрывает глаза на наличие левых сил. А мы все время их критикуем, на всех дебатах спорим.

Ввести многоженство

– А вот еще одна тема, которую мы с вами обсуждали не раз и еще Кадыров ее поднял, когда мы с ним беседовали: многоженство. Он эту идею активно продвигает хотя бы потому, что после всех этих войн там женщин значительно больше, чем мужчин. Как вы думаете, удастся ему продавить эту идею или нет?

– У них это было всегда. Но конечно, хотелось, чтоб это было легально, потому что вторая и третья жены тоже хотят иметь свидетельства о браке. Но есть большая разница между нами. По мусульманским обычаям, когда у одного мужчины несколько жен, они все под одной крышей живут. У нас, в христианском мире, это никогда не было нормой, за исключением небольшого периода после Тридцатилетней войны (1618–1648) в Германии, когда церковные иерархи специальным эдиктом разрешили многоженство, чтобы быстро восполнить огромные потери населения. В США есть церковь мормонов, практикующая полигамию. Зато у нас есть устоявшаяся практика: много детей рождаются вне брака, где-то 300 тысяч в год, – поэтому мы считаем необходимым разрешить регистрацию второго брака, не расторгая первый. Сегодня по нормам Семейного права можно вступать в любое количество браков – но прежде надо обязательно расторгнуть предыдущий. Это приводит к тому, что очень много теневого сектора в семейных отношениях… Я уверен, что этот вопрос будет решен. Но у нас не будет никогда, чтоб две или три жены жили под одной крышей. Каждая жена будет жить отдельно. Правда, пока это запрещено в правовом отношении, да и общественное мнение здесь трудно переубедить. Женщина не хочет, чтоб была легально вторая жена у ее мужа, а тем более третья и так далее. Отстает у нас в этом смысле общественное мнение… Но проблема в том, что по жизни у людей все равно получается несколько браков, семьи распадаются, люди разводятся. Реально люди вынуждены семейную жизнь строить несколько раз.

– Да, и уводить ее в теневой сектор.

Кудрин не прав

– А скажите, Владимир Вольфович, вот вы ругали власти за то, что Стабфонд копится, а надо б его было тратить на развитие российской экономики. И теперь Кудрин говорит: вот видите, как я был прав; если бы я эти деньги вложил в строительство дорог и заводов, то как бы мы сейчас выпутывались из кризиса? Вот что вы можете ответить ему на это?

– Мы остаемся при том же мнении: нужно было все вкладывать в развитие собственной экономики. Ведь сегодня в чем проблема? Безработица и рост цен. Но за эти годы мы построили бы сотни новых заводов, это были бы миллионы рабочих мест, и были бы хорошие дороги, и хорошее сельское хозяйство, изобилие продовольствия – и никакого роста цен! Люди не потеряли бы работу. Неправильная у Кудрина позиция, деньги вообще нельзя замораживать. Любое замораживание денег – это диверсия! А если мы все развиваем, если у человека свой дом и даже, может быть, свое хозяйство, какой кризис до него дойдет? Если везде дешевые товары, цены не повышаются, потому что товаров много? Да нас кризис вообще никак бы не коснулся, если бы мы все деньги бросали на развитие своей страны. Наш кризис от того, что мы неправильно оперируем деньгами, поэтому абсолютно не прав Кудрин.

Изъять сверхприбыль

– Вы еще предлагали ограничить норму прибыли и забирать в бюджет то, что сверх 20 процентов. Эта идея все-таки выглядит левой, нет?

– Нет, ничего левого тут нет, во всем мире так. Я никогда левых идей не придерживался. Не должно быть такого, чтоб монополист приходил на какой-то сегмент рынка и получал там бешеную прибыль. Пусть приходит – но мы у него 90 процентов сверхприбыли заберем в доход бюджета. Оставим ему 20 процентов прибыли. Что касается регулировки цен, так японский парламент устанавливает каждый год цены.

– На что?

– На основные продукты, на то, что депутаты считают нужным.

– Вы что, ездили проверяли?

– Ездить не надо, это все написано в прессе. Везде ведется регулирование цен. Или потолок устанавливают, или назначают торговую наценку не больше 10 процентов. Поэтому в других странах от производителя до прилавка накручивается не более 40 процентов на закупочную цену. А у нас продают в семь раз дороже – это чудовищно! А на самом деле ничего нового придумывать не надо, все уже придумано. Принять закон, установить норму прибыли, в том числе и в строительстве те же самые 20 процентов, – и сразу резко упадут цены на жилье. Я хотел привезти в Москву ростовских строителей – так их не пускают, потому что они строят дешевле.

– А как это укладывается в экономическую науку?

– Легко. Надо принять соответствующие законы. Но «Единая Россия» не хочет! У нее же большинство, так что мы ничего сделать не можем. Мы с трудом пробили в кодекс наказание за нецелевое использование бюджетных средств.

– Нецелевое – это когда украли?

– Нет. Это когда вместо того, чтобы, допустим, вложить деньги в строительство лечебного корпуса, строят квартиры сотрудникам. Или на деньги, выделенные на приобретение оборудования, строят баню или стадион. Приняли мы такой закон недавно. Сколько лет нельзя было привлечь виновных к ответственности!

Долой монополию в политике!

– Значит, по чайной ложке только. А всерьез развернуться с вашими идеями вам не дают.

– У нас же монополия одной партии. Ни в одной европейской стране партия не может получить больше 40 процентов. Вот и нам нужен такой закон.

– Но чекисты же не отдадут большинство, наверно, никогда?

– Тогда никогда не будет развития страны.

Мир после кризиса

– Последний вопрос у меня такой. Сейчас многие говорят о том, что после кризиса, который продлится неизвестно еще сколько, мир станет другим, неузнаваемым. Как это будет выглядеть, по-вашему?

– Резких изменений не будет. Какие-то государства ослабнут, даже объявят себя банкротами. Но никакого резкого перепада, передела границ, создания чего-то архинового не будет. Если удастся добиться создания новой международной валюты – изменения будут более резкие. А сейчас пока все останется как было, просто кишиневские варианты будут чаще иметь место. В каких-то странах произойдет смена политических элит – но резких изменений не будет. Разве что в перспективе может Евросоюз распасться. Германия, Франция и Италия вполне могут устать – отказаться от евро и вернуться к национальной валюте. Может, НАТО как-то трансформируется. Но ничего абсолютно нового не будет. В Китае начнутся волнения, их подавят, снова начнутся, снова подавят. Индия и Пакистан – их отношения обострятся вплоть до маленькой войны, а потом все успокоится. То же самое касается Израиля и Палестины. Ирану будут угрожать, может быть, отбомбят какие-то объекты. Но чтобы совсем новая конструкция возникла – такого в ближайшие годы не будет. Никакого нового вида топлива ждать не надо, так и останутся нефтепродукты, только атомных станций станет больше. К нам потянутся бывшие республики, которые окажутся совсем в плачевном положении.

– Не всех будем брать еще.

– Какая нам от этого польза? Взять их на буксир, содержать, кормить целую страну. На Украине – 50 миллионов населения! Нам эти изменения радости особой не принесут.

– Можно взять какую-нибудь бывшую республику целиком, а потом распилить ее на дачные участки и распродать. «Вишневый сад».

– Никакого СНГ, никакого союзного государства! Никого не будем содержать. Если принимать, то только в состав России.

Кремлевский мечтатель

Сколько умников из тех, кто над ним насмехался, снесло на обочину или вовсе в кювет! Он пришел в политику еще при старом режиме и пережил многих фаворитов, преемников, наследников престола. Чудес не бывает: таки этот парень знает что-то такое, до чего мы не можем додуматься, и имеет способности, которых мы лишены. Я разговаривал с Жириновским накануне того дня, когда ему стукнуло 60. Круглая дата настигла его по пути на президентские выборы…

В Кремль!

– Владимир Вольфович, вам – ровно 60. Другие в вашем возрасте собираются на пенсию, а у вас впереди самое интересное: вот решили идти на президентские выборы.

– Да! Это задача политической партии, а иначе партия и не нужна – если не участвует в таких главных, определяющих выборах, как выборы главы государства.

– Все помнят, как в 1991 году на выборах Президента России вы заняли почетное третье место.

– Конечно! На олимпиаде бронзу – сразу.

– Многие тогда удивились – но только, наверно, не вы.

– Ну, я, конечно, хотел этого и стремился… К тому времени уже два года функционировала наша политическая структура, так что ставилась задача победить. Первое место – это идеальный вариант, а третье – тоже хорошо, в такой огромной стране. Причем с первого захода! Впервые тогда разрешили выборы главы государства, такого же не было никогда – ни при царе, ни при советской власти. Первые выборы за всю историю страны! А какие были условия? Ельцина за те две предвыборные недели показывали 24 часа – по совокупности. А у меня было в сумме всего четыре часа – это неравные условия. На олимпиаде такого нет, у всех одна лыжня.

– Что делать? Это жизнь… Кстати, как вы оцениваете свои шансы на президентских выборах-2008?

– Как хорошие. Ведь мы предлагаем вариант, которого еще не было. Коммунистический вариант уже испробован, да и Зюганов дважды был кандидатом в президенты. Демократы тоже у власти были. Их реформы все некачественные, проколов много и ущерба. И есть еще нынешняя власть. Конечно, кому она нравится, те имеют право за нее голосовать… Но все это уже было. А мы – четвертый вариант! Такого еще не было! Кто, кроме нас? Ну не экстремисты же: Лимонов с нацболами, Анпилов, «Родина», Бабурин…

– Лимонов даже у вас был одно время членом теневого кабинета.

– Был. Он около нас крутился некоторое время: учился, стажировался. А потом вышел в самостоятельное плавание. И теперь мы видим его формат – на главу государства не тянет. Я сам тоже когда-то занимался поисками. Помню, в 87-м, еще до легализации многопартийной системы, меня пригласили на заседание Демсоюза. Когда увидел там Убожко и Новодворскую – понял, что это не подходит России.

– Вы действительно долго искали свой путь. Институт восточных языков закончили, в Турцию ездили стажироваться…

– Потом служил в армии, работал в общественных организациях… Я с начальством часто спорил, был с ним в легкой конфронтации. Всегда имел свою точку зрения, хотя был беспартийный, без роду без племени…

– Но потом вы им всем показали.

– Ситуация поменялась в стране.

– В продолжение темы ваших побед, которых у вас немало накопилось, – начиная от драк и кончая судебными разбирательствами… Вы, кстати, счет им ведете?

– Что считать победой? К примеру, на НТВ, в передаче «К барьеру!», я получил в три раза меньше голосов, чем Проханов. Но это не является для нас поражением. Для нас это победа: треть страны за нас!

– Тем более что Проханов в отличие от вас не идет на президентские выборы.

– Да. Так что 30 процентов – это очень хорошо. Тем более в стране, которая привыкла к левой теме. Поддержка наших взглядов идет по возрастающей! В 1991 году я получил всего 8 процентов, а если принять политбой с Прохановым за выборы, то мой результат – 30 процентов, – намного лучше, чем 8 процентов пятнадцатилетней давности.

– Вы еще немало судились с противниками.

– Да, на первом этапе мы эффективно использовали судебную защиту.

– Для пропаганды своих идей?

– Ну, так получалось… Судебное заседание использовалось, естественно, для отстаивания наших идей. Но все обвинения против нас, они же были никчемные, необоснованные. И мы перестали обращаться в суд, поскольку большого толка нет от этого. Мы только, получается, раскручивали те издания, которые на нас нападали!

– Та победа в суде над Козыревым, когда он вас объявил фашистом, была особенно ценная, так?

– И Козырев, и Гайдар пытались нас в чем-то обвинить, но… Они обращались в суд, но не могли ничего представить, никаких доказательств! Я не был ни фашистом, ни марксистом, ни каким-нибудь экстремистом. Мы действовали всегда в рамках Конституции! Той самой, которая принята была в основном благодаря нашему участию. То, что мы способствовали принятию основного закона, по которому живем уже столько лет, еще раз доказывает, что мы не экстремисты.

– Вы как-то больше с простой публикой общаетесь. А с интеллигентами не очень…

– Мы нравимся простым людям! Я и сам люблю все простое. Вот у меня часы – простые, дешевые, титановые. Удобные. А дома у меня много всяких лежит, надарили – и золотые, и с серебром, – там и число, и месяц, и давление показывается, но меня это не устраивает, я люблю все простое. Мне нравится на «Запорожце» ездить.

– Да ладно!

– Да, я на нем один раз в Думу приезжал.

– А мне почему-то казалось, что вы на «БМВ» ездите.

– Служебная машина у меня «БМВ». А так я больше езжу на простой машине. Вот «Тигр» – это новый джип нижегородский, мощный вездеход такой типа «хаммера»…

– Ну что же, математически вы правы: простых людей много, а сколько там тех интеллигентов…

– Мало. Часть интеллигенции недовольна тем, что я ее критикую. Но что делать? Интеллигенция вообще всегда в России играла больше отрицательную роль. И при царе, и при коммунистах, и сейчас… Такая судьба у русских интеллигентов! Они всегда ворчат, всегда недовольны, всегда им хочется какой-то революции. А я вот, наоборот, противник революций! Не должно быть никакой революции – это давно уже выбор ЛДПР, мы на наших митингах держим лозунг «Против всех революций». И реформы многие вредны. Страну нужно постепенно модернизировать. А русские революции и реформы – только во вред. От этого у нас столько проблем.

– Вы, как Ельцин, работаете на имидж своего парня.

– Я ничего не делал специально, никогда. Никогда я не придумывал ничего такого. Например, я десять раз посетил Можайскую женскую колонию, – мне было необходимо узнать, как содержатся заключенные. Я также посетил женское СИЗО в Москве. Посещаю воинские части: чтобы посмотреть быт солдат, стрельбища, столовые. Со студентами встречаюсь постоянно. Я исхожу из того, что для управления страной нужно знать реальные проблемы избирателей, а их можно увидеть, только находясь с ними рядом, оказывая им какую-то поддержку – от дома малютки до дома престарелых…

Мировая политика

– Ирак. Сколько раз вы ездили туда?

– Больше пятнадцати раз. Я там бывал один-два раза в год. Последний раз я был там в сентябре 2002 года, перед войной.

– Хусейн – ваш друг…

– Никогда еще президентов никто не судил! Но если иракские спецслужбы проводили где-то зачистку, где же вина президента? Он ведь не отдавал приказов расстреливать невиновных.

– И Милошевич тоже был вашим другом.

– Ну, нельзя их называть моими друзьями. Один – коммунист, другой – мусульманин, а я ни то и ни другое. Они были жесткими руководителями, которые отстаивали интересы народов своей страны. Ирак был в блокаде, Югославия в блокаде, их бомбили каждый день, и после этого их еще и обвиняют! Обвинять надо Америку. И ее обязательно обвинят лет через десять. Ну или двадцать.

– Кто?

– Какой-нибудь трибунал – ооновский, европейский, китайский или исламский. Они же бомбят кого хотят, сколько уже было злоупотреблений, сколько людей погибло!

Артистизм

– Многие политики читают по бумажке. А вы…

– Все сам! Никогда не подглядывал ни в какие бумажки, а всегда выступал, глядя аудитории в глаза. Я никогда не имел никакого помощника, который бы меня к чему-то готовил. А вот Зюганов и другие коммунисты по старой привычке выходят на трибуну и по бумажке читают написанные другими людьми тексты. Это слабость! Они чужие мысли излагают, а я только свои. Открыто, быстро и доходчиво. Употребляя ту лексику, которая доступна людям. И им понятно, о чем я говорю.

– И Черномырдин был такой.

– Да… Он сейчас на обочине. Был председатель правительства, потом посол – это резкое понижение! Тоже случайный в политике человек. Он был хороший специалист по газу в Оренбурге, потом дошел до министра. Надо было, конечно, остановиться, а он в ельцинскую команду влез… Заработал, правда, бешеные деньги.

– Немцов еще хорошо говорит.

– Но он ушел из большой политики – фракции нет в Госдуме… Пошел заниматься бизнесом, там у него тоже неудачно получилось… Он был физик, а оказался втянутым в политические баталии…

– Вы понимаете, что большей частью своего успеха обязаны своему артистизму и природному обаянию?

– Ну, это мои личные качества. А еще – умение говорить на любую тему с любой аудиторией; это мне лично присуще и дает положительный результат! Все это без репетиций, без имиджмейкеров. Это – мое.

– Не берете уроков актерского мастерства?

– Нигде и никогда.

– Но и не даете пока.

– Не даю и не беру. У меня нет желания кому-то понравиться, веду себя естественно. Это привлекает людей. Все само по себе происходит. Специально я для имиджа ничего не делаю. Есть водка «Жириновский», одеколон с моим портретом – я это не выпускал. Просто у меня попросили разрешения, и я его дал: пусть выпускают, это связь с избирателем! Я не считаю себя певцом, но вот попросили – я озвучил несколько песен в студии, и все. Это не мои идеи, я просто согласился на это.

– Вы могли бы стать великим артистом.

– Не хочу. Потому что там надо играть чужую роль, которую даст режиссер, это искусственно. А я по жизни люблю все естественное, искусственное меня раздражает.

Регалии

– У вас много регалий: полковник, граф…

– Мне многие давали звания – и атамана, и генерала казачьего, но официально я полковник. А также я заслуженный юрист России, профессор международного права и доктор наук. У меня много еще разных титулов и званий, по казачьей линии, по линии дворянских обществ и так далее, и с медалями у меня целый сейф дома. Но я говорю только о том, что официально.

– Все-таки как вы относитесь к тому, что вам присвоен графский титул?

– Ну, они хотят – пускай присваивают… Это же чисто символически. А я учитываю только то, что дается указом президента.

Срывать погоны!

– Вы делаете многое из того, что другие люди хотели бы делать – да не могут себе позволить. В 94-м году вы сорвали погоны с гаишника, который вас остановил…

– Это не было срыванием погонов… Я просто немножко жестко с ним поспорил, когда он незаконно задержал моего водителя. Позже был другой случай, в Тамбове, мы там проводили акцию, пришел какой-то подполковник, начал нам мешать всячески – и я ним жестко поговорил. Настолько жестко, что он попал после этого в больницу. А так я никогда не срывал погонов, я не имею на это права. Это может сделать только министр обороны. Он мог бы вызвать виновного офицера, действия или бездействие которого привели к большим преступлениям, и сорвать с него погоны. Толку от этого было б больше, чем от комиссий…

Деньги

– Вам не раз предъявляли обвинения, что вы помогали Ираку, а вам за это давали квоты на нефть.

– Никто мне ничего не предъявлял! Так, писали в газетах… Но мне ни одной копейки не дали в Ираке. Какие квоты? У меня же не было нефтяной компании. А то, что я поддерживал Ирак, а сегодня Иран поддерживаю, – это правда. Потом кто-то скажет, что мне Иран давал квоту… Нам выгодны торговые отношения с Ираном и Ираком. Они готовы покупать у нас все – машины, самолеты, вооружение и многие другие товары.

Я мог бы встретиться с руководителями Хамаза, когда они приезжали в Москву (я был в то время в поездке по стране), – и потом кто-то сказал бы, что я встречаюсь с террористами… Нет, они террористы до выборов, а после выборов – представители законной власти, по мандату своего народа. Да если б Ирак и давал мне деньги – он мне, правда, не давал; если б мне дали, я б с удовольствием взял, – то кому какое дело? Это деньги Ирака, он их кому хочет, тому и дает.

– Зачем вам давать? У вас и без того солидное материальное положение.

– Ну откуда ж солидное, когда за нами нет никаких олигархов?

– И тем не менее вы считаетесь состоятельным человеком.

– Ну что значит – состоятельный? Я не числюсь в списках «Форбс». У меня нет своих компаний, нет теплых отношений ни с какими бизнесменами. Здесь все чисто.

– Так что ж вы, на одну зарплату живете?

– Живу на зарплату. По новому закону раз в год на счет партии из госбюджета переводятся деньги – пять рублей за голос. У нас было, допустим, 7 миллионов голосов – значит, мы получаем 35 миллионов рублей. Как хотим их, так и тратим.

– В том числе и на достойное содержание вождя.

– Зачем? Мне и зарплаты хватает. Я, наоборот, сам еще плачу избирателям. В основном на пропаганду тратим: книги выпускаем, газеты, аудио– и видеоматериалы, – и раздаем это все бесплатно. Но любой бизнесмен может нам оказать помощь, и это не возбраняется законом. Конечно, какие-то партийные взносы собираем по всей стране.

Секс за стеклом

– Вот было такое модное в свое время шоу – «За стеклом». После того как вы пришли туда на съемки, впервые между участниками шоу случился секс.

– Ну, положительное влияние должно быть на людей у настоящего политика! Вот у Зюганова – отрицательное влияние. Какой там секс – люди даже работать не могут, если он где-то появляется. А я считаю, что надо оказывать положительное воздействие на ребят. И я оказываю! Во всех отношениях: и для труда, и для спорта и личной жизни.

Вино и карты

– Помните, Булгаков говорил: подозрительны те мужчины, которые сторонятся красивых женщин, вина и не играют в карты… Это уж точно не про вас.

– Я везде, где надо, участвую – в любых мероприятиях. И в карты играю, если надо, могу выпить вина и пообщаться могу – с красивыми, симпатичными людьми… С удовольствием! Но не получается так, чтоб это все было постоянно. Булгаков писал о других временах; царизм, дворяне и помещики бездельничали, и в первый период советской власти люди тоже не были особенно заняты, посвободней были…

– Вы часто агитируете за русскую водку – лучшую в мире.

– Конечно, мы не должны отвергать наши напитки. В Европе, там шнапс немецкий, это как наш самогон или грузинская чача – куда хуже по качеству. Больше вреда приносит. А настоящая русская водка с хорошей закуской, если редко выпивать, – это может принести даже какую-то пользу…

– Вот Никита Михалков уверяет, что пьет по 500 грамм водки в день.

– Врет. Никто 500 грамм не пьет. Некоторые взяли себе за правило выпивать 50 грамм коньяка перед сном – но и это вредно. Пить надо редко и помалу.

– Ну вот ваша какая норма?

– Я думаю, 50 грамм в неделю – это достаточно.

– Известно, что вы хорошо играете в карты. Даже участвовали в чемпионате по «подкидному дураку».

– Я с Карповым даже играл в «подкидного дурака»! И обыграл его пару раз.

– Так он что, дурней вас оказался?

– Он играл стерильно. А я применял хитрые приемы: просто сбрасывал лишние карты или брал лишние с колоды. Так что у меня был выбор – я мог быстрей набрать козырей. Он этого не замечал первые две игры, и я выигрывал. А потом его секунданты заметили, мне пришлось прекратить, и я перестал выигрывать.

– А он не расстроился, когда вас уличили в хитрых приемах, не стал вас бить по голове шахматной доской?

– Нет-нет. Все нормально. Просто он верил, что я буду играть чисто по правилам, а я решил – раз это называется играть в «подкидного дурака», то надо все возможности использовать.

Индийский океан

– Владимир Вольфович, представим себе, что вы въезжаете в Кремль, – сколько ж вам тогда предъявят обещаний, которые вы делали громко, на всю страну!

– Их легко выполнить.

– Все? Начиная от необходимости выхода на Индийский океан и кончая учреждением многоженства?

– А что – Индийский океан? Да мы уже там! Мы в том регионе уже проводим учения, оказываем содействие в борьбе с террором! Когда я говорил про Индийский океан, речь шла не о том, чтобы выйти на его берега с нашим государственным флагом – а о том, чтоб свое влияние там восстановить, поскольку это самый важный регион – и в смысле энергетики, и торговых путей, и по количеству населения. В этом плане опять же все в плюс… Далее. Еще 1989 году я говорил о необходимости укрупнения территорий. И вот оно началось уже! Теперь будет не только Красноярский край и Краснодарский, но и Камчатский, и Пермский… Что еще? Выборы в Думу только по партийным спискам – наша идея, которая стала реальностью! Императивный мандат (то есть запрещение выхода из фракции; если сдаешь мандат, уходи на улицу) – тоже наша идея. И она уже в виде закона! Очень многое из того, что мы обещали, уже сделано…

Но конечно, не все пока.

Стабфондом пока еще неправильно распоряжаются: мы б его весь оставили в экономике страны, но только так, чтоб это не вызвало инфляцию. Например, в сельском хозяйстве и строительстве медицинских и образовательных учреждений. Тогда инфляции никакой не будет, просто будет больше студентов, больше здоровых людей и больше рабочих мест в сельском хозяйстве. Впрочем, и это начинает воплощаться – в виде четырех национальных проектов.

Многоженство и демография

– А многоженство? Вы же обещали его узаконить…

– Буквально на днях я видел результаты какого-то московского опроса, так оказалось что уже 30 процентов опрошенных – за многоженство.

– Тридцать процентов кого?

– Не важно. Десять лет назад это вообще отвергалось. А теперь люди начинают понимать, соглашаться с нами, что необходима легализация теневого сектора семейных отношений. Сейчас очень много детей рождается вне брака. Мы говорим о том, что надо дать возможность оформить в рамках закона эти отношения. Многоженство необходимо, чтоб решить демографическую проблему. Как ее в свое время решал Сталин? Он отменил алименты. И мужчины перестали бояться вступать в близкие отношения, поняв, что их через суд не привлекут к выплате алиментов. И пожалуйста, в результате – демографический бум! Проблема с демографической ямой, которая образовалась во время войны, была решена.

– И еще он аборты запретил.

– Запретил! Сегодня запрещать тяжело, но можно уговаривать. У нас полтора-два-три миллиона абортов в год. Давайте уговорим 10 процентов! Триста тысяч женщин родят, если им дать денег, и отдадут детей государству. Это все путь к увеличению населения. За счет собственных ресурсов.

– А еще у вас была идея – отменить уголовное наказание за изнасилование. Помните?

– Помню, конечно. Изнасилование, если нет последствий тяжелых, только штрафом наказывать, 50 тысяч или 100 тысяч рублей, – так больше будет пользы, чем от посадки еще одного мужчины в тюрьму… Женщина от такого наказания радости не испытывает, поскольку она все равно уже пострадала.

– Ну что, очень экзотическая идея. Давайте лучше вернемся к теме многоженства… Я могу в этой связи спросить о вашей личной жизни?

– Моя личная жизнь? Я 30 лет состою в браке. Есть у меня сын, есть внуки. Все это известно.

– Ну да, это известно. Но я под личной жизнью имел вашу личную готовность к многоженству. Вы готовы его примерить на себя лично?

– Естественно! Если будет возможность регистрации браков, то миллионы мужчин смогут это сделать. И возможно, будет больше детей у нас в России.

– И вы это сделаете, как только будет принят закон?

– Я не говорю, что к этому готовлюсь.

– Но и не исключаете.

– Конечно, не исключаю. Пожалуйста!

– Здоровье позволяет?

– Позволяет. Позволяет, позволяет!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.