Андрей Кончаловский «Счастье – я знаю как»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Андрей Кончаловский

«Счастье – я знаю как»

Хорошо смеется тот, кто смеется искренне и весело на восьмом десятке. А живет при этом как молодой парень: работает, путешествует, зарабатывает деньги, женится, заводит новых детей… Учит новые языки и активно занимается спортом.

Мировая слава и масштабные заслуги – это само собой, все при нем. Одно из главных удовольствий его жизни – поговорить «с человеком, который делает тебя хоть на секунду лучше или умнее». Он сам и есть такой человек.

Мик Джаггер и возраст

– Вот вы в журнале «Медведь» – на обложке. А на прошлой обложке был Мик Джаггер.

– Мик Джаггер?! У меня с ним была смешная история. Я хотел, чтобы он спел Раскольникова в опере «Преступление и наказание». Мы с ним встретились в Нью-Йорке, в гостинице, он открыл мне дверь и шепчет: «Проходи на цыпочках! Я пришел в пять утра, жена ждала меня, вот только что заснула. Злая была». Он показал мне ссадину на лбу – она ему засадила чем-то. Это его теперь уже бывшая жена, манекенщица, с которой он развелся, – как же ее звали?.. И мы с ним шепотом беседовали и ели клубнику. Американская клубника невкусная, она как пластмассовая. Он говорил: «Да, интересно – спеть Раскольникова!» Но потом выяснилось, что партитура другая абсолютно и ему это не спеть просто. А он на Раскольникова похож, тоже сумасшедший. Такой вообще… Старушку убить ничего не стоит ему. Он очень симпатичный, очень симпатичный скромный человек, совсем не похож на… некоторых других. Скромный, застенчивый – очаровательная личность!

– А давно эта история была, с Раскольниковым?

– Это давно было… В 1985 году.

– Вы с Джаггером почти ровесники, он на шесть лет моложе, в серьезном возрасте оба, а ведете жизнь молодых ребят: много работаете, женитесь, рожаете детей, путешествуете, что-то придумываете, такие подтянутые, спортивные…

– Ну повезло! По-другому нельзя сказать. Больше всего мне повезло, когда в день рождения мне позвонил папа и сказал: «Тебе везет, что тебя отец поздравляет с семидесятилетием».

– Это круто.

– Да, вот это – круто! Большего счастья нет. Мать ушла, а отец жив, слава Богу[2]. Пока отец жив, такое ощущение где-то, что я бегаю под столом все равно… У меня нет вообще ощущения возраста. Ну болит что-то… Мне один врач сказал: у нормального человека обязательно должно болеть что-нибудь, но все время разное! Тогда он здоров. А если болит одно, это хуже…

– Я вот разговаривал с Алексеем Балабановым… Как вам, кстати, его фильм «Груз-200»?

– Я не видел. Но – талантливый человек!

– Так Балабанов говорит: сейчас сниму еще один фильм – и заканчиваю с этим делом. Потому что, он уверен, после пятидесяти уже нельзя снять хорошее кино.

– Ну замечательно. Пускай делает как хочет. Но есть режиссеры – Феллини, Бертолуччи… Бергман после пятидесяти снял свои лучшие картины! Что вы! У одного рано кончается, у другого поздно. Это все зависит…

– В общем, мнение Балабанова вас не смущает.

– Ну, он симпатичный… Пусть он снимает картины, если ему хочется. А если не хочется, пусть не снимает! Жизнь такая короткая вещь; пусть человек делает что хочет и за это отвечает.

– А помните, Бунин говорил – пока я чувствую себя мужчиной, я могу заниматься творчеством. Об этом мне рассказывал Андрей Смирнов, который играл Бунина, как известно, в кино и пытался его понять, все про него читал. Вы согласны с этой мыслью?

– Конечно, и это играет роль. Желание, вообще говоря, – это и есть жизнь. Когда нет желания – нет жизни… Желание – это манифестация жизни…

– Именно ЭТОГО желания?

– Любого! Есть, пить, заниматься любовью – эти все желания творческие, это все связано. Думаю, даже у старого и немощного великого художника все равно тестостерон выделяется, если у него есть желание. Стоять – не обязательно физически, есть же великие старцы – Дали, Картье-Брессон. Нет, я не согласен, что тут прямая связь. Есть художники вполне бездарные, но очень сексуально потентные.

Селекция

– И все-таки вы отчего такой крепкий, бодрый – оттого что были века династических браков, шло выведение породы, элитных сортов?.. Это все оттуда?

– Откуда я знаю? Вот вы говорите – порода. А ее надо разбавлять людьми без породы! И тогда вырастает талант и мощь. Например, хорошо, когда к русской крови добавляется еврейская.

– Об этом говорил еще академик Амосов.

– И Вишневский Александр Александрович так считал! Он говорил: «Я талантливый хирург, потому что во мне есть еврейская кровь!»

Тут мы смеемся, конечно.

– А у вас еврейской крови ведь нету?

– Нету.

– А как же вы…

– Нет, ну это ж не обязательно! Но зато у нас есть много других кровей. Немецкая – прапрадед был женат на немке. Литовская – Кончаловский, он из Литвы выходец. Французская – Суриков, сибирский казак, женился на полуфранцуженке. Русское дворянство всегда мешалось с другими… Конечно, есть порода, гены – сильная вещь, но элитность, я уверен, зависит целиком от воспитания. Конечно, какие-то вещи передаются по наследству, но можно найти абсолютного аристократа из крестьян, который будет аристократ настоящий, даже если он вилку держит неправильно. И можно найти абсолютного плебея среди аристократов.

– Я думаю, что все-таки есть какие-то вещи, которые нельзя наработать за одно поколение, нужно второе, третье, пятое, чтоб до чего-то дойти.

– Конечно.

– Если мой дед был крестьянин, а потом служил в ЧК, я по определению получал от него вещи, отличные от тех, которые получали вы от своего деда.

– Конечно! Луначарского спросили, сколько университетов надо кончить, чтоб быть интеллектуалом. Он сказал: три. Один должен кончить прадедушка, второй – дедушка, и третий – отец.

– Так что вы получили уже при рождении хорошую фору.

– Конечно. Мне повезло. Я тут ни при чем, так карты упали.

– Очень интересна тема династий, тема русского дворянства. Вот в революцию прервалась связь времен, и люди цепляются за те частные случаи, когда связь времен разорвана не была, в виде исключения.

– Может быть, и так, да.

– Ваши предки – бояре…

– Вы знаете, любая династия вырождается, если нет свежих соков, притока новой крови. Феллини в «Сладкой жизни» замечательно показал вырождающуюся итальянскую аристократию. Нужна свежая кровь! Вот как мой Егор: у него мама наполовину казашка, наполовину полька… Династия – это хорошо, это – традиции, но все равно надо работать! На династию не проживешь, если ты только не принц Чарлз, – но и тот все время работает! Все время! У него замечательный Фонд защиты животных… Он активно олимпийцев поддерживает. Мы художники, не политики, мы совсем другие люди…

– Мне все-таки приятно, что в России остались дворяне, что не всех перерезали большевики, что вы выжили…

– Да… Повезло! – сказал он с грустью все же.

– Мне хочется узнать: вы чувствуете ответственность за прошлое, за то, что вы дворянин, тяжело нести груз этот?

– Смешно в наше время думать о дворянстве. Надо просто жить, чтоб стыдно не было.

– Но пронзает иногда – вот мы-де бояре?

– Нет.

– А вот Никита Сергеевич признавался, что с гордостью думает, что его предки были не последние люди в стране.

– Я – нет. У меня этого нет.

Личное

– Меня больше волнует не мое дворянство, а то, какие трусы были в XIX веке у женщин, когда Антон Павлович ухаживал за какой-нибудь студенткой.

– Он больше к проституткам…

– Но у него и девочки были, и актрисы, и знаменитая Щепкина-Куперник… Он очень любил женщин. Чехов терпеть не мог людей, которые хвастали своими победами над женщинами – потому что он их по-настоящему э-э-э… любил. И вот я хочу себе представить… Вы знаете, какое тогда было нижнее белье?

– Ну, длинные панталоны, как у Бекки Тэтчер…

– Гм… Интересно, что сейчас женщине, чтоб с мужчиной сойтись, много не нужно снимать с себя.

– Моника Левински вообще ничего не снимала. В Овальном кабинете. На ней осталось ее знаменитое синее платье.

Но Моника ему не интересна, он не откликается и продолжает о своем:

– …а тогда надо было столько снять! Корсаж один чего стоил… Мне это очень интересно – быт людей разных времен. Вот я думаю: какой быт был у человека, который из варяг в греки двигался? Он должен был много грести, у него мозоли на руках… Мышцы какие у него! Это еда страшная, и отхожих мест нет.

– Вот именно!

– Но человек жил и ходил: от Норвегии до Константинополя!

– А жил не хуже нас с вами.

– И был не менее счастлив.

– Больше радовался достигнутому.

– Да! Сейчас самолет Москва – Стамбул, за два часа бум – и все. Так что меня больше интересует не моя родословная, а быт людей далеких времен.

– А меня волнует, что они не мылись.

– При Чехове уже мылись. Правда, без душей, а при помощи фарфоровых тазов и кувшинов. Кувшин – и таз!

– Наполеон запрещал своим подругам мыться.

– Ему это нравилось. Были разные люди…

– Вот вы говорите: Чехов и хвастовство, победы над женщинами. В печати было много упреков в ваш адрес по похожему поводу…

– Я никогда не хвастал, я просто рассказывал.

– Но вас ругали, что вы пишете про дам, а они давно замужем…

– Но тогда не были. Про тех, кто был замужем, я не писал. И во-вторых, я писал не о том, как мы были близки, – я писал о том, что у нас была любовь, роман, увлечение. Я писал о том счастливом времени, которое проводил с какими-то женщинами. Счастливом времени…

– Думаю, это от зависти вас попрекали.

– В России любят несчастных и мертвых, а счастливых и небедных не любят. Не любят… Об этом замечательно пишет Коровин в своей статье «Человек за забором». Он думал так, этот человечек: «Шаляпин – хороший певец, но пьет, дебош вот устроил. А такой-то талантлив – но от него жена ушла. Корова сдохла – пустячок, а приятно». Это русская крестьянская черта.

– Вам говорили – конечно, вот Юля Высоцкая ваша жена, поэтому вы ее снимаете в кино и в театре даете роли! Вы на это однажды отвечали, что как жесткий режиссер во второй раз бы ее не взяли, будь она плохой актрисой.

– Я и первый раз ее взял потому, что она хорошая актриса. Если б была плохая, я б ее не снимал! Нельзя снимать плохую актрису – это позор и для нее, и для меня. Бездарность тащить бесполезно, это глупо, это делает несчастными всех. А Юля – талант!

– Помните, в прямом эфире какого-то радио до вас дозвонился слушатель и спросил – а кто ваша следующая жена? Циничный вопрос…

– Пускай спрашивает. Человек может задавать любой вопрос, и я могу на это отвечать или нет. (Тогда он ответил: «Не знаю, какая следующая, мне очень нравится настоящая». – И.С.).

– Расскажите про брата.

– А вы сами его спросите.

– Я спрашивал… У вас ведь переменилось к нему отношение по прошествии лет?

– Ну как… Все меняется! Одно дело – брат в 14 лет, другое – сейчас.

– Когда-то у вас была конкуренция…

– Ну, конкуренция – она всегда есть между художниками, для этого не обязательно им быть братьями. У меня конкуренция с любым художником, который мне интересен. Чаще это конкуренция с художниками, которых нет в живых, но которые по-прежнему меня волнуют.

– Ну да, вы говорили, что театр интересней кино потому, что там работаешь с гениями: Чехов, Стриндберг…

– В театре поиск истины идет, а в кино поиска истины нет… Надо ее заранее найти, а потом снимать.

Всеобщая теория России

– Андрей Сергеич, я уже лет 15 слежу за развитием вашей Всеобщей теории России (я так для себя условно назвал вашу систему взглядов). В 1993 году вы сделали сенсационное заявление, со ссылкой на некоего пожившего у нас англичанина, что главная беда русских такая: у них белая кожа. Это сбивает с толку и их (они не могут определить свою идентичность), и внешний мир. Будь русские черными или желтыми, они бы жили спокойно и не было б никаких исканий и надрывов и утверждений типа «мы не такие, как все, у нас особый путь». Но вот такая ирония судьбы – русские снаружи белые и пытаются себя найти как белая нация. Безуспешно и очень затратно.

– Да, я так считаю.

– Потом вы сказали, что у нас на дворе XVI век. И русские имеют менталитет средневековых людей, потому у нас так низка цена человеческой жизни. В 90-е у нас убивали так же легко, как в Англии во времена Шекспира… Потом вы добавили такое наблюдение: русские ведут себя как дети. Позабавило меня и ваше наблюдение: русским ближе и понятней мусульмане, а протестанты или там католики кажутся православным куда более чуждыми… Эти ваши идеи мне близки. Я сам немало написал текстов о том, что русские удивительно похожи на негров.

– Да, это все похоже на Африку… Я имел в виду африканскую ментальность. Племенные связи, крестьянство, привязанность к земле вообще, «все от земли идет», много охотников и рыболовов… Орехи собирают, грибы, ловят рыбу. Вождь должен быть с палкой. Каждый новый вождь ставит своих людей – семейственность!

– И никому нельзя доверять, кроме своих. У русских нельзя есть пирожки чужие. И заборы высокие ставят, как в XVI веке в Европе. У вас там на Николиной такие заборы! Не пройти просто.

– Да, да. Но нельзя обижаться на сравнение с неграми. Африка – великий континент. Там живут замечательные люди. Прекрасные музыканты. Негры – лучшие спортсмены в мире. Я не вижу в этом сравнении оскорбления, я вижу в этом параллели большие. Безусловно, мы со своими ценностями далеки от Европы.

– Хочется сделать голливудский счастливый конец вашей теории России. Вы говорили, что в свете будущих природных катаклизмов Россия станет самым лучшим местом для жизни. Так?

– Да, но это не завтра, это не скоро, пройдет 20, 30, 40 лет. Климатические перемены неизбежны, но они, слава Богу, не идут так быстро.

– Но мы можем надеяться на то, что наши дети будут жить в замечательных условиях?

– Безусловно.

– Мы Англии будем продавать куски земли на китайской границе за хорошие деньги, то есть не продавать, а сдавать в аренду на 99 лет.

– Конечно!

Запад?

– Такой углубленный взгляд на Россию у вас, наверно, появился после жизни на Западе.

– Нет, намного раньше: в 68-м, когда я познакомился с работами Чаадаева. Работы Чаадаева и Андрея Платонова повлияли на мое восприятие России.

– Это вы отражали в фильме «Ася Клячкина…»?

– Нет, там другое, там – воспевание русского крестьянина. Такого, какой он есть: он живет в нищете, у него настолько ничего нет, что в доме очень чисто.

– Вы вообще приобрели многие западные черты: следите за здоровьем, держите вес.

– Это было и до Европы.

– Значит, жизнь там вам ничего не дала…

– Ну, всегда можно узнать что-то новое. Чтобы заниматься своим весом, своим здоровьем, не обязательно быть под влиянием Европы. Я всегда интересовался Европой, я считаю себя в определенном смысле русским европейцем – эта культура была привита мне моим дедом Петром Кончаловским, который говорил по-французски, по-испански. Он очень любил Францию, он в своем творчестве был связан с Сезанном, с Матиссом – думаю, это тоже повлияло… Мама тоже говорила по-французски, по-испански, по-английски, по-итальянски. Это тоже влияло на меня… Русские делятся на тех, кто страдает за границей – как Вася Шукшин, который даже из автобуса не хотел вылезать там, – и тех, которым нравится бегать по западным музеям, по улицам, сидеть в кафе, быть частью той толпы. Я хочу, чтобы мои дети учились в Лондоне! Там – лучшее образование. А потом чтоб они работали в России. С английским образованием.

– Я вспомнил Есенина: он говорил, на Западе ему не нравится – там-де не перед кем раскрыть свою душу.

– Правильно, там раскрывать душу не надо. У англичан в этом особой потребности нет. Они все индивидуалисты.

– Вы ездили на Запад, когда туда никого не пускали. А теперь, когда все открыто, вы в России. Интересно! Вообще вот почему мы живем в России?

– Если бы в начале 80-х из России можно было выезжать так же просто, как сейчас, может, я бы и не уехал. Я бы просто ездил ненадолго и возвращался. Я любил путешествовать! На это нужны деньги. Чтоб они были, надо было работать за границей, потому что в России тогда нельзя было заработать. Я просто хотел ездить!

Он увлекается, он говорит на тему, которая его реально волнует:

– Я не мог проситься в путешествия, ходить по выездным комиссиям! Чтоб в итоге поехать на пять дней! В составе делегации! И ходить там парами! Это было омерзительно! Я не мог вынести этого. Я хотел ездить и ходить свободно, куда хочу. Я уехал, потому что у меня не было иной возможности путешествовать.

Помолчав секунд пять, он понимает, что сказал не всю правду, и говорит дальше, важное:

– Я хотел снимать картины, какие я хотел. Вот и все!

Хотя и это, легко догадаться, не все…

– Меня интересовала жизнь за границей. Очень! Меня волновал, конечно, Париж, и Голливуд волновал.

Наконец он говорит про главное, ну или про то, что многим читателям кажется главным:

– У меня были на Западе романы… Кто помнит те годы, тот расскажет, какая это была мощная советская мечта – трахнуть француженку или, напротив, негритянку. Речь шла именно о коротком контакте, в силу краткости поездки и стукачей. А целый роман! С иностранкой! Да еще с кинозвездой! Друзья, это главней кино и главней всего Нотр-Дама… Наконец Кончаловский от путешествий и от жизни на Западе неожиданно, но плавно переходит к теме мудрости, как ее понимали древние китайцы. Он говорит о том, что ездить – не главное, одна только перемена мест не делает человека счастливым. Когда мы такое слышали лет 15 назад, это казалось кокетством и враньем, но теперь мы и сами поездили, можем трезво судить. Он дал вариацию старой китайской пословицы («Мудрый познает жизнь, не выходя со своего двора, а дуракам надо путешествовать»):

– Сначала мне было важно, где обедать: в Париже или в Москве. А теперь важно – с кем.

Ресторан?

– Тем более если вы на диете.

– Нет, все-таки важней – с кем. С женой любимой… С приятелем… С человеком, который делает тебя хоть на секунду лучше или умнее.

– С кем есть – и пить!

– Это одно и то же.

– Да вы и не очень насчет выпить…

– Не очень.

– Не по-русски это как-то.

– Совсем. Ну, я пил когда-то. Но мне повезло, я не могу много выпить. Мне плохо становится.

– А ведь русский интеллигент не может не пить, видя страдания народа.

– Ну, русский человек выпивает, конечно. Было этого раньше навалом. Мы много денег пропили. Очень много. Шашлычная на Никитской, «Арагви»…

– Вы говорили о том, что могли бы открыть ресторан.

– Это было давно… Была идея открыть ресторан «Одиссей», со средиземноморской кухней, которую я очень люблю. А сейчас на это нужно кучу денег!

– Да ладно, вам бы дали.

– Это сложная работа – ресторан… Но с Юлей – может быть…

– Теперь уже – да…

– Хорошее дело – ресторан! Но – деньги…

Бизнес?

– Вы жаловались, что неудачливый бизнесмен. А меж тем у вас были удачные проекты. Вы торговали черной икрой в Голливуде…

– Это была фарцовка, а не бизнес.

– Совесть вас не мучила по этому поводу?

– Никогда. Я был счастлив! Икра стоила 50 долларов за килограмм тут, я мог ее там продать за 3 тысячи 500 – и на эти деньги жить два месяца в Америке! Это был бизнес лучше нефтяного.

– А представляете, вашему отцу предъявили бы на партсобрании: вот до чего сын докатился – фарцует, пока вы гимны сочиняете.

– Могли предъявить. Тогда все могли предъявить!

– Потом прекрасный был у вас бизнес, когда продюсер «Танго и Кэш» отстранил вас от работы – а деньги по контракту платил!

– Да. Деньги платил. Это был тоже не бизнес… Я вообще не очень соображаю в деньгах. Терпеть не могу читать финансовые отчеты – у меня голова начинает кружиться, я выбрасываю их. Я предпочитаю верить людям и потом разочаровываться в них. А может быть – и не разочаровываться.

Живи как хочется. А потом ответь

– А сын не обиделся на вас, когда вы сказали, что его «Антикиллер» – неправильное кино?

– Да нет. Чего обижаться? Он умный. Он получил хорошее образование, он философ, он относится к этому по-философски. Да я и не сказал – неправильное, я сказал – чуждое мне кино.

– Вам не понравилось, что он там кавказцев показал не очень симпатичными…

– Блокбастеры не имеют национальности. Там могли быть и русские, и испанцы, и итальянцы… Там только мат русский. Суть в другом тут. Егор должен снимать то, что ему хочется. Вообще мы должны жить так, как нам хочется. По крайней мере стараться так жить. И за это отвечать. Вот в чем дело. Проблема в том, что придется отвечать. Как правило, приходится отвечать…

– Вы имеете в виду Страшный суд?

– Зачем? Я имею в виду другое. Если ты умнеешь – если тебе повезло и ты умнеешь, – ты говоришь себе: что ж я такое делаю? Или наоборот: я делаю то, что хотел. Ты должен отвечать сам перед собой. Или перед детьми. Но все равно надо жить как хочется тебе, а не как кому-то нужно. Это самое большое счастье – жить как хочется. А дальше начинаются вопросы: чего тебе хочется, какие у тебя цели в жизни, хочется ли тебе научиться чему-то еще? Учеба – это очень важно: пока ты учишься, ты молод.

Хочу учиться!

– Вы чему-то еще учитесь?

– Все время, – отвечает он моментально.

– Чему именно?

– Сейчас? Итальянскому языку.

– А, ну да, вы привыкли ездить туда в отпуск. С детьми.

– Я постоянно учусь играть в теннис, все мечтаю обыграть Никиту. Я научился на лыжах горных кататься. Недавно, шесть лет назад – мне было 64 года – я впервые встал на горные лыжи. Потом, я еще мечтаю выучить по-настоящему английский, чтоб читать Шекспира в оригинале. Но не доходят руки. У Шекспира богатейший язык! Я его по-английски читать не могу.

– Вы там жили-жили, учили-учили, и вот те на. Может, там просто много устаревших слов?

– Ну, устаревших ли нет – какая разница! У него такое образное мышление, что просто диву даешься! Шекспир – это как Мандельштам по языку, по насыщенности, по образам, по чувствам…

– А у вас не было чувства, что русский язык бедноват против английского и неточен?

– Нет. Русский очень богат, богат, но совсем другими вещами – своими нюансами, идиоматикой, метафорикой. Достаточно открыть Гоголя, или Платонова, или Бунина – и поймешь, что язык фантастически может быть многолик. А интонации какие?

Власть и деньги возбуждают женщину

– Скажите, а зачем вы натурала Петю Листермана в своем кино «Глянец» изобразили пидорасом?

– Э-э-э… Вы хотите сказать – гомосексуалистом?

– Ну, можно и так сказать.

– Э-э-ээ… Потому что я же не делал Петю Листермана. Я делал определенный характер. Который является очень высокой формой капитализма.

– Так, так…

– Что может быть изощреннее, чем продавать секс, продавать желание, причем в такой прекрасной упаковке? Секс – это вечная вещь, она не изнашивается.

– А, из разряда вечных ценностей.

– Мне хотелось дать квинтэссенцию такого дельца, который продает свой товар, который сводит девушек с мужчинами, – а его к тому же это вообще не интересует. Потом, я должен сказать, что гомосексуалисты – лучшие друзья женщин. Очень часто гомосексуалисты, геи – лучшие гримеры, лучшие кутюрье, лучшие парикмахеры… Не могу понять почему. Думаю, в этом есть определенная логика – они чувствуют женщину по-другому. Мужчина-гетеросексуал женщину раздевает, а гей одевает. Понимаете?

– Да. Я посмотрел «Глянец» со вниманием – после того как мне позвонили и сказали, что там выведения и в фильме есть мои диалоги.

– Так?! А, да-да, понятно!

– Ну, этот журналист, который у Пети брал интервью. У вас там даны куски моего интервью.

– Да, я спросил у Пети разрешения и у журнала, да. (Мэтр неточно запомнил. Его люди обращались к издателям журнала за разрешением. Его дали – с условием, чтоб в титрах была ссылка на «Медведь». А ссылки не было. – И.С.)

– И обложка, которую показали в кино, фактически напрямую из «Медедя».

– Да-да.

– С девками, которые на обложке были сгруппированы вокруг Пети, был скандал… Типа вот якобы их проститутками изобразили…

Он смеется. Я говорю:

– Мне приятно было с вами посотрудничать, хоть анонимно. С таким мастером, как вы.

– Спасибо. Эта вообще статья была хорошая… Вообще смешно говорить о том, что это омерзительная личность. Смешно говорить о том, что он циничен до предела.

– Видали мы и хуже людей.

– Люди, которые это осуждают, мало отличаются от него. Им кажется, что они другие – а они такие же! Но смысл очень простой. Женщина любит власть и деньги в мужчине. Ее это возбуждает.

– А не интеллект.

– А интеллект – это власть! Вуди Аллен – довольно непривлекательный старый еврей. Но он необычайно сексуален, потому что гениален, у него чувство юмора и деньги есть. Или Эйнштейн – то же самое! Понимаете? Женщины обожают таких людей. Женщина гораздо более интеллектуальна в своем сексуальном влечении, а мужчину интересует только экстерьер.

Еврейский вопрос

– Вот вы говорили о сексуальности интеллекта, а в пример привели двух человек, причем оба почему-то евреи. Может, все дело в том, что они южный народ и потому более сексуальны…

– Они более сексуальны. У них и религия построена на том, что заниматься этим – божье дело. Необходимость даже!

Он смеется.

– Несмотря на то что вы гой чистейший, у вас с этим все в порядке, так?

– Безусловно. Безусловно! Мы почему-то сейчас говорили о евреях довольно много.

– В частности оттого, что евреи выполняют роль белых среди русских.

– Хотите вы или нет, но история евреев – история бесконечных гонений. И эта история выработала в них феноменальную выживаемость. Хотя армяне – древнее… У армян есть такая шутка: «Подумаешь, Иерусалим! Когда евреи туда пришли, мы оттуда уходили».

– Да, Ереван древней Рима.

– У евреев есть выживаемость. У них есть закон – детей холить и лелеять, и давать им образование наилучшее, какое возможно. Врач, банкир, музыкант… Эти профессии давали людям жизнь. И потом, у евреев уже три тысячи лет есть закон, по которому они жили и живут, – это очень важно. Этот закон – Талмуд. И последнее по поводу евреев. Вот Черчилль спрашивал – почему в Англии нет антисемитизма?

– Потому что англичане не считают себя глупей евреев.

Мы опять смеемся. По мне, так это верный признак высокого качества человеческого материала – когда с человеком смеешься над чем-то умным…

«Я беременна» по-французски

– Да… Ваши предки были европейцы, знали языки.

– Была традиция. Были бонны, няни…

– Потом все оборвалось. Вы после вернулись к той линии жизни, к контакту с западной культурой. Но было заметное проседание, прерывание традиции, и вы в отличие от ваших предков плохо знали французский…

– Лично я?

– Да. Из-за чего у вас случилась известная душераздирающая пронзительная история с княжной Гагариной, которая, живя во Франции, не знала по-русски… Она вам сказала, что беременна, а вы не поняли и только через много лет узнали, отчего ваши отношения разрушились. Но теперь вы подтянули свой французский и…

– Вы, наверно, хотите спросить, пойму ли я теперь, когда девушка скажет мне на французском, что она…

– Да-да, что она беременна от вас…

– Теперь – пойму.

Личное дело

Кончаловский Андрей Сергеевич. Режиссер театра и кино, лауреат Государственной премии РФ, Государственной премии Казахстана, народный артист РФ. Родился 20 августа 1937 г. В юности готовился стать пианистом, учился в Московской консерватории. C третьего курса ушел во ВГИК, в мастерскую Михаила Ильича Ромма. Учась во ВГИКе, снялся в нескольких эпизодических ролях («Иваново детство», «Суд сумасшедших»), написал в соавторстве с Андреем Тарковским сценарии «Иванова детства» и фильма об Андрее Рублеве – «Страсти по Андрею», снял короткометражку «Мальчик и голубь» (1961, «Бронзовый лев» Венецианского кинофестиваля). Его дипломной работой стал «Первый учитель» (1965) по повести Чингиза Айтматова. Актриса Наталья Аринбасарова, сыгравшая роль Алтынай, была удостоена «Золотого кубка Вольп» на Венецианском кинофестивале. К этому времени она уже была женой Кончаловского и матерью его сына Егора.

Следующий фильм, «История Аси Клячиной, которая любила, да не вышла замуж» (1967), получил Государственную премию РФ, но только в 1989 г. Экранизация «Дяди Вани» в 1971 г. получила «Серебряную раковину» фестиваля в Сан-Себастьяне. Фильм «Романс о влюбленных» (1974) завоевал Гран-при в Карловых Варах. Четырехсерийная «Сибириада» в 1979 г. – Гран-при жюри кинофестиваля в Каннах. По завершении «Сибириады» режиссер уехал на Запад. В Америке Андрей Кончаловский снял фильмы «Возлюбленные Марии», «Поезд-беглец» по сценарию Акиры Куросавы, «Дуэт для солиста», «Стыдливые люди», «Гомер и Эдди», «Танго и Кэш».

По возвращении на родину Кончаловский поставил фильмы «Ближний круг» (1991), «Курочка Ряба» (1994), «Дом дураков» (2002, Гран-при жюри Венецианского кинофестиваля). Для телеэкрана в 1996–1997 гг. снял четырехсерийную «Одиссею» – самую дорогую на ту пору в мире телепродукцию, награжденную высшей американской телевизионной наградой «Эмми». Кончаловский осуществил постановку «Чайки» Чехова в парижском театре «Одеон», а также опер «Евгений Онегин» и «Пиковая дама» Чайковского в «Ла Скала», «Войны и мира» Прокофьева в Мариинке и «Метрополитен-опера», «Бала-маскарада» Верди на Вердиевском фестивале в Парме и в Мариинском театре. В 1997 г., к 850-летию Москвы, поставил большое шоу на Красной площади. Спустя шесть лет, в 2003 г., выступил режиссером-постановщиком подобного шоу в Санкт-Петербурге к 300-летнему юбилею города.

В 2004 г. Кончаловский поставил спектакль «Чайка» в Театре им. Моссовета. В 2005 г. – «Мисс Жюли» в Театре на Малой Бронной. А в январе 2006 г. состоялась премьера «Короля Лира» в варшавском театре «На Воли» с Даниэлем Ольбрыхским в главной роли.

Андрей Кончаловский – автор трех книг-воспоминаний («Низкие истины», «Возвышающий обман» и «Низкие истины. 7 лет спустя»). В апреле 2006 г. на телеканале «Культура» прошел его авторский 12-серийный документальный сериал «Культура – это судьба». Осенью 2007 г. вышел его фильм «Глянец». Женат. От разных браков имеет семерых детей.

Цитаты из Кончаловского

Умер Сталин. Ну как же не плакать? Естественно, [я] плакал. Но я относился к этому достаточно безответственно. Шестнадцатилетний оболтус, о чем вы? Я был тогда в музыкальной школе…

Мы плакали, видя Михаила Сергеевича Горбачева – я, например, плакал, в Америке был, – когда он говорил о прекрасных словах «перестройка», «гласность» и так далее, не понимая, еще не зная, чем все это обернется…

Сначала думал: снимать бы кино! Потом – уехать за границу! Помню, писал «Сибириаду», гулял по Железноводску, думал: «Ладно, снимать кино буду в России, но жить – за границей. Там мне снимать не дадут». Потом думал: «Мне все равно, что делать, лишь бы жить за границей». Потом я жил за границей. Потом думал: «Когда вернусь, буду снимать такое кино, чтобы его смотрели миллионы». Каждый раз думал: «Наконец с этой женщиной я построю свой мир». В каждый из периодов рождалось ощущение: «Наконец-то я понял…» И так, верно, будет до старости. В данный момент я понимаю, что самое важное на свете не успех, а семья.

По меркам развитых демократий мы живем в XVI веке. Все можно купить. Мозги и у народа, и у власти авторитарные. Ну, с Ходорковским так и обращаются, как в XVI веке.

Здесь невозможно жить как в Европе. Если хочешь жить как в Европе, поезжай туда и живи.

Я люблю Россию не за то, что она хорошая, а за то, что она Родина. Говна навалом, но из-за этого ты ее меньше не любишь. Что делать?

Когда при мне говорили про «Иосифа и его братьев», я с умным видом кивал, будто читал это произведение. Сейчас я могу спокойно признаться, что не читал его до сих пор.

Чехов никогда не знал, что хорошо и что плохо. Он как раз писал: «Вы хотите, чтобы я писал о конокрадах и говорил, что красть коней плохо? Это и так все знают».

Чем отличается богатый человек от бедного? Не количеством денег на счете, а тем, что он может позволить себе выключить телевизор и радио и слушать Баха и читать Джойса. Я сейчас говорю о качестве жизни. А оно определяется тем, с кем ты общаешься и о чем думаешь. Есть ли, например, у тебя возможность быть в тишине и никуда не торопиться. В результате получается, что самый богатый человек – это монах в буддийском монастыре.

Я мечтал, чтобы меня носила на руках какая-то большая женщина с большими сиськами, феллиниевская Сарагина, только очень богатая. Она бы меня баюкала и спрашивала: «Сколько денег, Андрончик, тебе нужно на следующий фильм?»

Данный текст является ознакомительным фрагментом.