НЕСЧАСТЬЕ РОДИТЬСЯ ЗДЕСЬ

НЕСЧАСТЬЕ РОДИТЬСЯ ЗДЕСЬ

Я вот-вот закончу новый роман. Работа подошла к той стадии, когда начинаешь ненавидеть свою книгу и раздражаться по пустякам. На этот раз я решил не повторять ошибок прошлого года. Теперь стараюсь устраивать себе разрядку и подбирать чтение, которое не имеет ничего общего с тем, о чем я пишу. Например, переписку Леандро Фернандеса де Моратина.

Мне всегда нравился дон Леандро — еще со школы, когда я впервые открыл «Когда девушки говорят “да”». Со временем я прочел пьесы Моратина и отыскал немало книг об этом ироничном и умном человеке, имевшем несчастье родиться в Испании, в эпоху, когда смелые идеи, проникавшие из Европы, душила черная реакция, порожденная войной с французами. Больно сознавать, что Моратин — возможно, самый глубокий и здравый драматург своего времени, — удостоился, вместе с Гойей и другими клейма «офранцуженного», был изгнан и проклят. Моратина нельзя назвать героем. Он был скромным, пассивным, даже робким, боялся войны и инквизиции. Против него ополчились завистники, оппортунисты и негодяи, которых всегда хватало в Испании. И этот безмерно талантливый человек доживал свой век в изгнании, во Франции, с горечью вспоминая свою бессердечную и неблагодарную родину, куда он так и не решился вернуться.

Письма, которые Моратин писал своим друзьям — особенно в последние, трагические годы, — настолько пронизаны Испанией, что становится жутко. Предстающая в них страна полна фанатиков, невежд, завистников, святош, которые «требуют всеобщего преклонения и поленьев для костров», и подлецов всех мастей. «Мало кому придется по душе правда, которую говорит автор, — пишет драматург Хуану Пабло Форнеру. — Сильные мира сего ополчатся против него; власть предаст его в руки безжалостной толпы». И добавляет: «Когда мы плывем по течению, над нами потешаются и дома, и за границей. Стоит нам встать на путь исправления роковых ошибок, святая Инквизиция спешит применить к нам испытанные средства».

Трагедия Моратина — это трагедия Испании. Несколько месяцев назад я был в театре на «Когда девушки говорят “да”». Дона Диего играл блистательный Эмилио Гутьеррес Каба. Когда он произнес: «Это право сильного, власть, которой должны подчиняться молодые», — я подумал о несчастном авторе этой пьесы, погубленном завистниками, и о других умных, достойных, талантливых людях, сожженных, униженных, замученных своими вероломными и низкими соотечественниками. «Ну разве не печально, — пишет Моратин Ховельяносу, — что едва удается осуществить какое-нибудь полезное преобразование, непременно находятся те, кто спешит разрушить его результаты?» Бедная Испания! Сколько раз она могла восстать из тьмы, победить террор и невежество! И всякий раз, когда мы были готовы распахнуть окно и глотнуть свежего воздуха, появлялся инквизитор с вязанкой хвороста, француз-завоеватель, коронованный мерзавец Фердинанд VII или солдафон, недовольный своей карьерой, и все начиналось сначала. Опять тяжелые засовы на дверях, триумф мракобесия, изгнание благородства. Трусы готовы приветствовать и просветителей, и тиранов, если так делают все вокруг, и забросать камнями вчерашнего кумира, из слабости, из страха, из естественного желания выжить.

Так и случилось с доном Леандро Фернандесом Моратином, думал я, перелистывая его письма. А ведь ему еще повезло, он сумел выбраться из Испании. Сколько раз повторялось одно и то же, сколько в нашей истории изгнанников. Антонио Мачадо умер, как собака. Ему так и не позволили пересечь испанскую границу. А сколькие не смогли даже приблизиться к ней! Я взял карандаш и, с трудом преодолевая дрожь, подчеркнул последние строчки: «Бордо, 27 июня. Приехал Гойя, старый и глухой, как пень. Он не знает ни слова по-французски».